Синдром Справедливость (Раскорячки или большие истории маленького человека)

Я всегда отличалась говорливостью и большим словарным запасом, переданным мне от многочисленной родни генетически и воздушно-капельным путем, как любила шутить бабуля. Но с двумя словами у меня сложились сложные отношения. Первым стало слово "жопа", которое мне запрещалось произносить, причем не словесно, а рукоприкладно, очень внятно ладошкой по губам. С добавлением жесткого аргумента, что такого слова нет. Но любопытство, которое было у меня на уровне кошачьего, то есть, через край, подталкивало каждый раз проверить, засунув руку под края подола, и поставить под сомнение мамины доводы. Ведь также не может быть, чтобы что-то было, и даже на себя искало приключения, а вот слова нет. Этот парадокс отбил у меня желание верить кому-либо бездоказательно, сломав во мне институт авторитетов. В результате, позже, меня едва не выкинули из института, когда на грозный рык преподавателя: "Я - доктор наук, я лучше знаю!", я парировала: "Все знаете? А вот слово "жопа" есть или нет?". "Нет!" - рявкнул доктор филологии, видно опираясь на свои глубочайшие знания и тут же умер в моих глазах как представитель ученого мира. "То есть, у Ожегова в словаре есть, а у вас нет... Интересно-интересно...", - произнесла я с победным видом, выходя из кабинета русского языка, оставив преподавателя отходить от лингвистического шока. 


Вторым словом оказалось понятие "справедливость". Чаще всего оно приходит к нам лишь с пониманием политических анекдотов или зрелого возраста, когда природа и социум уже так навоспитывали, что хочется найти справедливость и дать кому-нибудь в морду. Но мне не повезло, понятие настигло меня в самом расцвете лет, то есть, еще до школы.
Возле нашего дома была легенда двора – большая лужа, весной полная грязи, летом воды, а осенью она под слоем серой противной влаги прятала тонкую прослойку наледи, на которой было легко подскользнуться. Именно последнее обстоятельство делало эту лужу столь притягательной для игр с адреналином. В те далекие времена редко кто из детворы имел запасную обувь и штаны, поэтому мы все гуляли до тех пор, пока не начинали напоминать один сплошной комок грязи. Потом получали веником и загонялись на неделю сидеть дома. Короче, в тот день мы - кучка девчонок играли у лужи, а проще, говоря, ставили на кон прогулки проверкой на ловкость. Нужно было войти в центр лужи и, стоя на льду, повыкидывать ноги по очереди вверх, стараясь сохранить равновесие и чистоту штанов. Упавшая отправлялась домой. Жестокий курс выживания, но какие времена, такие и игры. Моя приятельница Ленка, решив еще раз похвастаться перед нам своей новой курткой, голубенькой с карманами, где-то ее мамкой достатой по большому блату, вошла центр лужи. Она слегка покружилась, в стремлении обратить на себя наше внимание. Мы обратили, позавидовали и каждая про себя пожелала Ленке сесть на жопу, то есть, на то, к чему не было слова.
"Чё крутишься, давай прыгай!" - крикнула я. И Ленка, как послушная, начала выкидывать вверх ноги, обутые в тяжелые резиновые сапоги. В какой-то момент тихо ойкнув, она приземлилась на пятую точку, окатив нас грязными брызгами.
"Дура!!!" - Закричали мы в разнобой, руками и рукавами стараясь доразмазать ошметки по лицам. Ленка поднялась, огляделась и заревела. Я бы на ее месте тоже бы ревела. Новенькая курточка была мокрой по низу, грязной на рукавах, карман оторван, видно падая, она не успела из него убрать руку. "Ленке конец...", - подумала каждая из нас. В этот момент мимо проходил какой-то дядя, про таких бабуля говорила, что это вшивый интеллигент из инженерного бюро, одетый в коричневый плащ, в шляпу и с замусоленным портфелем в руках. Он остановился. Оглядел ревущую Ленку суровым взглядом, потом перевел его на нас и открыл рот: "Как вам не стыдно, толкнули девочку, теперь стоите и смотрите. Где ваши родители?". За свои проделки я всегда была готова получить по заслугам, но за Ленку-дуру, ну уж увольте..
"Она сама!" - Произнесла я, как мне казалось громко и убедительно.
"Сама?? Да, как тебе не стыдно врать!!!" - Отрезал, словно отрубил мне язык, дяденька.
"Я вас сейчас докажу", - твердо произнесла я и вошла в середину лужи, - "Смотрите, она делала вот так...". И я начала поднимать ноги вверх, выбрасывая в лицо дяденьке грязные брызги. Естественно, злость пересилила осторожность, и я приземлилась на зад, который тут же стал мокрым и противным, а еще набрала полные сапоги воды, четко осознавая, что завтра в садик пойду с обмотанными в газету ступнями, как лохушка педальная. Я поднялась из лужи и встала рядом с Ленкой. Дяденька стал напоминать рыбу, выкинутую волной на берег, он открывал и закрывал беззвучно рот, пытаясь, видно, найти какие-то слова, но то, что находилось не соответствовало компании, а расширять наш словарный запас ему не хотелось. В конце - концов, он, выдохнув, произнес, уже ласковым голосом: "Девочки, вы бы шли домой, замерзните".
А куда мы с Ленкой денемся. И понурые мы побрели по квартирам. Дальнейшее было странным, мама с интересом отнеслась к моей истории и даже не стала наказывать, сказав, что природа меня уже достаточно наказала, сделав, таким честным борцом за справедливость. Я не поняла, что это значит, но урок заработала на всю жизнь: хочешь все делать по совести - приготовься купаться в грязи и сидеть с мокрым задом. Но что-то мне тогда подсказывало, что игра стоит свеч, главное, чтобы нашелся человек, который бы понял бы твои душевные порывы, как и мама.