***
Ожог
Одно из ярких детских воспоминаний – ожог. Моя сестра старательно гладит утюгом носовые платочки, я не менее старательно кручусь с нею рядом. По окончании глажки выключенный из розетки утюг поставлен «на попа» остывать – на пол, под столом. И я пока не знаю, насколько он коварен и опасен. Полезла себе спокойненько поближе к аквариуму, чтобы рассмотреть крошечных рыбок – гуппи, да там и обожгла себе ногу, приложившись правой голенью к подошве тяжёлого, долго хранящего жар утюга!
Надо же, какое это удивление! Очень сильное удивление – что там такое? Кто сидит под столом? Затем – больно, но плакала я совсем чуть-чуть. Удивление, новизна ощущения всё же пересилили боль. Стало интересно – что дальше? Честно говоря, такого занудства я не ожидала. Ожог до прихода взрослых перевязали бинтиком, как умели, я тут же пытаюсь снять повязку и посмотреть – что там жжёт, может, я смогу это убрать. За бинтиком тянется обожжённая кожица... так, сорвала-таки волдырь! Обнажилась красноватая рана, но горение на месте ожога, к моему удивлению, не прекратилось.
Бабушка заберёт меня к себе и будет долго лечить, смазывая ожог прописанной врачом мазью «Преднизолон» из крошечного голубого тюбика за 66 копеек, качая головой – ну, как же так, как это «она» не проследила за такой опасной вещью, как утюг:
– Вот он, родительский недогляд! – лечила «по-новому, по-городскому», сама же и к врачу водила, возвращаясь из кабинета с недоумением и ворчанием. Мол, раньше так не лечили, да разве ж «ей» докажешь! Требует по-новому лечить, девчонка мучается, а «ей и нет ничто»!
Уж и лето проходит. Чтобы надеть гольфики или чулки, рыхлую повязку с мазью мне надо было держать рукой, пока бабушка осторожно натягивала на мою ножку чулок:
– Не больно? Как долго заживает! Ты посмотри, а?
Шрам остался на всю жизнь, да вот он – побелел, конечно, за полвека, но если хорошо приглядеться – виден. А первая мысль при слове ожог всегда одна – нескончаемое и неубиваемое занудство лечения мазью, которая вот вообще не помогает!
Как-то, уже будучи взрослой, я успела бабушку расспросить, чем они лечили ожоги по-старому. Вы удивитесь!
– Бывало, на керосинке готовишь, да обожжёшь палец, эх, как печёт! Ну-ка, ребятёшки, идите сюда! Двое ребят в доме росли – племянники. И вот старший – не так, а который помладше – ну такой сопатый! Прям хорошо… Айда сюда, беги скорей ко мне – да посморкайся. И соплями помажешь – живей, пока не взволдыряет! Наутро – как рукой сняло!
Ага! Лекарство-то от мелких ожогов всегда под рукой! Или под носом? Видимо, у кого как.
***
Аквариум с рыбками и мой детский грех
Папины рыбки! Два аквариума: один прямоугольный, папа его сделал сам, и круглый, готовый купили – шарик такой. Там водоросли и обитатели подводного царства: гупёшки, меченосцы, ещё – самые красивые – скалярии. Раз в день мы их кормим. Рыбки умные, или просто голодные: когда по стеклу большого шарообразного аквариума барабанишь пальцами, они сразу плывут наверх и открывают свои ротики, заглатывая пищу с поверхности воды. Корм брали в магазине «Природа», это через дорогу и наискосок по нашей улице. Продавец насыпает его, отмеривая спичечным коробком. Сухие мормыши растирались между пальцами, сыпались в воду, и несколько щепоток нашим рыбкам хватало на всех.
Один раз кто-то из детей, ну, конечно – самый старший из нас и был самый смелый – решился попробовать на вкус, и лизнул языком немного этого порошка. Неожиданно он сказал:
- Вкусно!
Что крестьяне – то и обезьяне, за ним подвиг тут же повторили и двое младших, с восторгом в глазах спрашивая друг друга – не умрём ли мы от этого? Ну, рыбки ведь не умирают! Похрустели целыми мормышами – как семечки! Взяли по одной – две штучки на брата и остались очень довольны, но много нельзя – а то взрослые заметят и скажут – что-то быстро у нас кончается корм, а ведь недавно купили!
- Не проболтаешься? Смотри же, не говори никому!
- А скажу! Мама! А мы знаешь, что ели?
И тут двое озорников уже показывают мне украдкой свои кулаки, шепча угрожающе:
- За брехню получишь! – то есть моя истинная правда уже заранее названа брехнёй – каково? Хитрости им было не занимать! О, Боже, как сильно я их люблю! Самые умные и прекрасные – это мои брат с сестрой!
- Что вы ели? – спрашивает мама, прерывая неожиданную паузу.
- А мы… Хлеб с маслом ели, вот.
- Наелись? Вот молодцы! – мама не узнала, чем же мы наелись, братские кулаки из-за спины надёжно помогли сохранить страшную тайну.
Конечно, это были только слова и демонстрация кулаков, и старшие дети никогда не могли ударить меня, или очень редко всё же бывало. Я же сама могла, и один раз очень даже сильно укусила свою сестру – через рукав её беличьей шубки – так укусила, что на руке у неё остался след. Вот сейчас даже стыдно. Мы стояли в очереди за билетами в кино. Мне очень хотелось сказать сестре что-то, но она болтала с девчонками-одноклассницами, с которыми мы вместе пришли. Никак мне не удавалось привлечь её внимание! И вот тогда я это и сделала – укусила её. Внимания было столько, что даже после возвращения из кино сестра пожаловалась матери на меня! Мать что-то сказала, наверное, чтобы я попросила прощения. А может, и в угол носом поставила. Сейчас не помню. Только свой грех помню ясно, как день. Сожалею, сестра! Зачем же я сделала тебе так больно? Прости меня, глупую! Дай Бог тебе здоровья.
***
Посвящение в мат
Как-то в дни летних каникул мы – все трое детей – были вместе одни дома. Родители ушли на работу. Старшие посовещались и ввели меня в ванную комнату, закрыв дверь на шпингалет. Они встали передо мной вдвоём – вдоль ванны, а я стояла между огромным кубом стиральной машинки и унитазом, спиной к двери. Через окошечко наверху проникал дневной свет из кухонного окна. Озорники посовещались – кто первый скажет плохое слово? И торжественно объявили:
– Так, Оля! Сегодня ты узнаешь новое словечко: х*й!
– Да? А что это такое?
– Говори: х*й!
– Х*й!
– Ещё раз скажи: х*й!
– Х*й!
– А, всё, всё! – засмеялись, заплясали!
– Теперь мы маме скажем, что ты материлась!
– Я не материлась!
– Материлась! Материлась! – радостно уличали они меня.
Что оно значило – сами они не знали, и объяснить мне не могли. Значительно позднее жизнь покажет и расскажет… По окончании жизни можно сказать, что слово это не такое уж и плохое. Да и сам он неплох, ЧОУШ*. Впрочем, опять же: у кого как!
*ЧОУШ – заимствование из любимого блогера Славы Сэ в Живом Журнале, вдруг кто не понял – это искажённое «что уж». Нет, нет, никого не считаю за дураков, но я разных встречала читателей. Кто-то жаргон не воспринимает, а кто-то… Например, одна там спрашивала – как это понимать – «пишет маслом»: шо это у него - чернил нет?
Ну и других повидала видимо-невидимо.
***
Пусть говорят!
Стали мы чуть старше – и вот брат бежит, врывается домой, запыхавшись, с кровью на ушке и на руке. Мы с сестрой увидели и перепугались, а мама обработала ему ранку и остановила кровь. Что же с ним на улице случилось?
– Мам, да ничего, – от боли и обиды вытирает слёзы.
– Юр! Больно? – тихонько спрашиваю я. В ответ он строит мне рожу, выпятив нижнюю губу: ему неловко, что я, младшая сестрёнка вижу его в слезах. Он хотел бы выглядеть героем!
– С кем дрался?
– Ни с кем, это меня … дядька!
– Какой дядька? За что?
– Да дурак – ни за что! Ещё за мной бежал, я вырвался от него.
– Так не бывает!
– Ну, - отводит глаза.
– Камни бросали в машину?
– Не-ет…
– А хочешь, я скажу, за что он тебя?
– За что? – растерянно спрашивает мой братик и смотрит на мать.
– Вы матерились! И он тебя поймал и за уши отодрал.
– …
– И правильно сделал. Ты заслуживаешь наказания, но я тебя наказывать не буду. Хватит с тебя и этого. Будешь знать, как материться.
Сестра вмешивается в суд:
– Мама! А если бы этот дядька к нам домой забежал, то – что?
– Если на вас придёт жаловаться любой взрослый человек, я поверю ему, и я вас накажу!
– А если этот человек врёт? – под огненно-возмущённым взглядом матери сестра мигом смягчает свой вопрос: - Ну, обманывает?
– Ну и ну! Да что ж ему – делать больше нечего? Зачем ему ходить по домам, придумывать и жаловаться? Если пришёл – значит, вы виноваты.
В детском восприятии это – сильнейшее впечатление. Во-первых, увидеть своего брата в крови! Во-вторых, строгость матери, её категорические обвиняющие интонации, её голос. В-третьих, несправедливость: не мог любой взрослый быть прав! Не мог! А если клевета? А если больной – сумасшедший? Но … разве с ней поспоришь – себе дороже. Сестра всё же задаёт какие-то вопросы, кидаясь на защиту брата, в надежде на то, что не всегда ведь взрослые правы! Мало ли, что они говорят?
– Пусть говорят – зря не скажут! – добавляет мать свою любимую поговорку. Как же часто в своей жизни мне придётся к ней возвращаться! И не всегда, ох, не всегда она окажется правдой. Хотя, если по-честному, то и такие случаи тоже будут, когда что-то скажут – и не зря.
***
Момент абсолютного детского счастья
Для начала скажу про этот момент лишь одно – в нём не будет ничего особенного. Ни подарков, ни праздника. Но в нём и есть моё детское счастье.
В какой-то из дней мы идём по улице с братом, которому поручено привести меня от бабушки за квартал в городскую квартиру. Он не протестует, что его сделали нянькой, и что-то мне с воодушевлением рассказывает. Я с гордостью думаю о том, какой он у меня славный, мой старший брат, и передо мной – только что разыгравшаяся сценка его полного торжества:
- Ох, Юрочка, ты ж смотри, очки-то не разбей! Дорогие, на заказ деланы. Разобьются, не дай Бог! Тяжело восстановить, ведь таких стёкол нет, - бабушка произносит «чижало», а нам смешно!
- Баушка! – мы её зовём именно так, - а у меня эти очки, знаешь, какие крепкие? Они никогда не бьются! Я их даже на пол уронил – а им хоть бы что! В школе у нас пол каменный!
- Ну, смотри, аккуратнее с ними обращайся.
- Ага! Мы пошли, пока, ба!
- Тихонько через дорогу! Ты её за ручку держи!
Гордая после такого диалога бабушки и брата, абсолютно счастливая за его очки, я охотно даю ему свою руку. С ним идти легко, и моей руке удобно, а когда со взрослыми идёшь, то рука тянется вверх. С Юрой не так – с ним намного удобнее идти! Снизу вверх смотрю на него – кофточка с длинными рукавами, очки на его
Шучу. 
Но комментс.