История с котлетами

          


          Лиунамми Тнак сидел в своём маленьком городке (носившем почему-то пышное название Королевские Горки), в маленьком креслице (хозяин и сам был невелик, потому всё в доме было небольшое), грыз кислое яблоко, писал сочинение.
          Сочинение называлось "Практика разумной критики" и было посвящено разбору некоторых теоретических вопросов космогонии.
          Лиунамми написал первую фразу, долженствующую стать основополагающим тезисом: "Астрономия – очень интересная наука!", и остановился. Ничего более в его изящно вылепленную голову не приходило.
          Вспомнил Лиунамми, вспомнил и тут же пожалел об этом воспоминании, что не так давно сам Нико Рос метко охарактеризовал его способности как "ницшеанствующее высокомерие угнетённого оппортуниста".
          "Эх, Нико, Нико! – подумал Лиунамми. – Никогда – ты слышишь? – никогда не был я оппортунистом. Как же ты ошибся... Нико, Нико..."
          Лиунамми встал, размял затекшие члены и закурил трубку. Подошёл к карте мира, висевшей в простенке между окнами, выходившими на площадь Равноправия.
          В самом деле, почему бы ему, знаменитому Лиунамми Тнаку, не взяться за что-нибудь более важное для современного читателя? Ведь он мог бы написать прекрасный жанровый роман с белладонновой интригой и порхающими по страницам майскими жуками... Но нет! Космогония неудержимо и властно влекла его. И он предчувствовал, что этот трактат потрясёт мир, и без того балансирующий на краю пропасти. Пропасть, впрочем, была более умозрительной, чем реальной.
          Пора, давно пора устроить им хорошее потрясение! В этой мысли Тнак утверждался всё более и более. Он далеко не случайно разорвал все последние дружеские связи, ещё как-то удерживавшие его в контакте с миром филистеров и гогенцоллернов.
          "Выкурить разве трубочку?" – подумал Лиунамми и спохватился: "Что ж это я? Ведь я уже занят этим!.."
          Он прошёлся по диагонали уютной своей комнатки. Вновь сел в кресло. Обмакнул перо в чернильницу.
          Вошла служанка, фрейлина местного отделения партии "Альгемайне Россини", поздоровалась, поинтересовалась, не пора ли подавать кофе господину советнику. Но господин советник лишь махнул рукой, и служанка вышла, насвистывая незатейливый мотив малеровской "Песни о Земле".
          – Астрономия – очень интересная наука! – серьёзно произнёс Лиунамми, пробуя предложение на слух. Вышло, вроде, неплохо. Но для потрясения, настоящего потрясения, потрясения, так сказать, an sich, этого было пока ещё недостаточно.
          Он посмотрел на эту написанную им несколько минут назад фразу, пытаясь наметить ход дальнейших рассуждений в планируемом сочинении.
          "Не вернуть ли служанку?" – подумал Тнак.
          Сказано – сделано. Он позвонил в хрустальный колокольчик, висевший у него на шее.
          Дверь открылась, служанка телесно возникла и задала тот же вопрос: желает ли господин кофе?
          – Желаю! – кивнул Лиунамми. – Да, я желаю кофе! Принесите, голубушка. И непременно со сливками. Да сахару-то, сахару не жалейте, положите побольше.
          Служанка, поклонившись, вышла.
          "Вот, предположим, что она недурна, – продолжал тем временем рассуждать советник Тнак, – то есть, предположим, что она недурна не в умственном смысле, а в смысле физическом. Делает ли это нас равными с нею? Равны ли мы в правах как имманентные сущности? В правах на то, чтоб занимать с одинаковым на то основанием полагающееся нам место в нашей вселенной? В эпикризисных ея точках?.."
          Тнак не находил ответа...
          Дверь тихонько отворилась, вошёл мопс.
          – Кофе уже готов? – не оборачиваясь, спросил Лиунамми. – Со сливками и с сахаром, как я просил, или... – Он обернулся: – Ах, это ты... Ну, иди, иди сюда, бродяга... Где ты был?..
          Мопс весело вилял хвостом. С места не трогался. "Глухой он, что ли?" – подумал Тнак.
          – Ну, не хочешь и не надо. – Советник вновь повернулся к столу: – Итак, на чём мы остановились?.. Астрономия – очень интересная наука... Что ж, сказано прекрасно... Увесисто сказано... Однако же, однако же чего-то не хватает...
          Тнак вновь встал. Вновь начал движение по диагонали кабинета.
          Мопс, присевший у двери, увлечённо следил за ним, медленно поводя головой из стороны в сторону в соответствии с траекторией перемещения советника.
          – Знаешь что? – Тнак внезапно остановился. – Пойдём-ка гулять!
          Мопс быстро приподнялся и радостно гавкнул.
          – А кофе? – донесся из кухни сонный голос служанки.
          – Кофе может обождать! – крикнул советник, садясь в аэрокар, куда запрыгнул и мопс. – Пёс с ним!.. Ну, – обратился он к мопсу, – помчались, что ли?
          И они вылетели в автоматически распахнувшуюся створку окна.
          Приземлившись на площади, Тнак привязал аэрокар к верстовому столбу, и они с мопсом ступили на мостовую.
          – Да уж! – огляделся кругом Лиунамми. – Знаменито!.. Где это мы?
          – Да на площади же! – пролаял мопс.
          – В самом деле... Ну что ж... Пойдём тогда вперёд! "На Венере, ах, на Венере, на грудях её – синие листья", – припомнил Тнак строку из какого-то антологического греческого поэта...
          Они неспешно пошли проспектом. Виконтесса Розенфельд-2345 в готическом гермошлеме встретилась им. Раскланялись. Мопс чрезвычайно важничал.
          Тнак шёл, но гениальная фраза об астрономии как очень интересной науке не выходила у него из головы. Он чувствовал, какой огромный, воистину лоренцевский потенциал скрывается в её глубине. "Ведь уже в том, что я иду, а фраза не выходит – уже в этом заключен великий парадокс!" – думал Тнак.
          Мопс между тем отметился у встреченной тумбы.
          – Эх, приятель, – обратился к нему советник. – Вот так ведь и пройдёт вся жизнь! Только представь – вся жизнь!
          Мопс задумался, приостановился...
          – Ну и что? – беспечно изрёк он и весело продолжил движение.
          – Да нет, оно, конечно, так-то ничего, – согласился Лиунамми. – Однако же, вот как подумаешь...
          Советник напряг зрение: вдали он увидел движущуюся им навстречу фигуру. Это был Нико Рос. Его трудно было не узнать по широкополой шляпе и шлейфу, который несли за ним его неизменные паладины – веснушчатый Крышечкин и конопатый Даугавпилсов. Гражданская его жена – Скокорульникова – вилась тут же, пытаясь выхватить хотя бы у одного из паладинов конец шлейфа. Но это ей не удавалось. Дело они своё знали добре. Шлейф не выпускали.
          Лиунамми Тнак и Нико Рос поравнялись. Поздоровкались.
          – Каково процветает ваше предприятие? – поинтересовался Нико у советника.
          – Ничего, пописываем помаленьку, – скромно ответил Тнак. – У вас как дела?
          – Дела хороши. Продажи – в гору. Оформляю кредит на звездолёт премиум-класса.
          – Ой ли? – недоверчиво спросил Тнак.
          – Брешешь! – выпучил и без того выпуклые глаза мопс.
          – И ничего Авксентий Иннокентьевич не брешет! – встряла Скокорульникова. – Не имеет такой привычки! Да-с!
          Нико Рос наклонил голову набок, оценил женскую находчивость, кивнул, одобряя.
          – Ну, прощевайте, господин советник! – сказал.
          – И вам доброго здоровьичка! – рявкнул мопс.
          Разошлись.
          Крышечкин, обернувшись, озорно показал удалявшимся мопсу и советнику язык, но опоздал – они уже и не глядели.
          Тнак опять погрузился в свои космогонические размышления, мопс семенил рядом.
          – Не пора ли домой, приятель? – наконец спросил Тнак.
          Мопс почесал лапой за левым ухом:
          – Думаю, довольно на сегодня. Нагулялись. Да и жрать охота.
          Тнак нажал кнопку на микрофлаттере, рядом мягко опустился аэрокар, сев в который, они оказались через то же окно вновь в своей комнате.
          Мопс сразу же унёсся на кухню, а Тнак опять сел к столу.
          – Итак, продолжим. На чём мы отвлеклись?.. "Астрономия – очень интересная наука" – медленно перечитал он оставленную на листе запись, ещё раз пытаясь войти в эксплицитный смысл этой сентенции.
          Он отодвинул кресло, вытянул ноги, поднял глаза к лепному потолку.
          "А ведь побелить, побелить бы неплохо", – подумал.
          Встал, подошёл к окну, осторожно отодвинул занавеску, выглянул. На площади Равноправия квартет – Нико Рос, Скокорульникова, Крышечкин и Даугавпилсов – хохоча, играли в салочки.
          Тнак вернулся к столу, схватил перо, быстро сунул его в чернила и перечеркнул строку, выведенную на листе: "Астрономия – это оч..."
          – А вот и не очень!!! – вскрикнул он. – Вовсе даже и не очень!! – и, стремительно, разбрызгивая чернила, нацарапал тут же, на этом же листе: "Астрономия – ни хрена не интересная наука!", остановился и добавил: "География – и та гораздо интереснее!".
          В комнату влетел облизывающийся мопс:
          – Советник! Айда обедать! Там такие котлеты, такие котлеты! Отпад!
          Лиунамми улыбнулся:
          – Сейчас иду.
          Поставил в конце листа "Finis" и двинулся на кухню.