16.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 8(1). ЮНОСТЬ. ГОРЬКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ.
16.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 8(1). ЮНОСТЬ. ГОРЬКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ.
Одна судьба, Сам Бог, могла знать, почему так неотступно увлекла
меня в столь отдаленный северный город, с которым никогда и ничто меня не
связывало ранее, который был, а скорее стал для меня еще одним немалым событием
в жизни, а может ступенькой, а может дверью… Мои причины были просты, но они
были данью моему характеру, желающему брать быка за рога, по максимуму, ибо и уверенность изнутри шла столь сильным
потоком, что ничего другого, кроме цели своей я и не могла ожидать…
Я долго искала ВУЗ
наиболее авторитетный, звучный, и
таковым оказался Горьковский университет, а именно, факультет ВМК, т.е.
Вычислительной математики и кибернетики. На меня это название подействовало столь
сильно, а на отца так убедительно, что было решено ехать в Горьковский
университет однозначно, к тому же, на это были и не плохие основания.
О, как я готовилась к вступительным экзаменам! Я выписала все
правила из всех учебников по математике, физике, русскому. Я, ходя взад и
вперед по комнате, заучивала и днем и
ночью все, что только можно было заучить, я устраивала себе экзамен за экзаменом, так что на любой вопрос
отвечала не задумываясь, сходу. Я прокрутила всю литературу, все перечитала,
осмыслила, насоставляла конспекты, ставя перед собой вновь и вновь ту или иную
задачу, стараясь умом все предусмотреть, продумать, учесть.
Я шла без чужих советов, выгребая из себя все возможные планы,
которые буквально роились во мне, подсказывая новые и новые методы, чтобы удержать
в памяти материал, не позволяя себе поблажек, не расслабляясь, шла по двум
очень важным для себя причинам, как-будто решала вопрос жизни и смерти:
непременно оставить родительский дом, непременно вырваться из затянувшегося деспотизма
отца и, конечно же, отдать себя моей любимой математике, перед которой меркло
все, и английский, и литература, и чтение моих любимых книг, однако, и их держа
в себе на будущее, но никак не представляя, где и как я с ними столкнусь или
объединю.
Однако при всем этом планы упирались в ближайший период, где я
никак не отводила место любви, хотя она была для меня существенная составляющая. Весь год, пока я училась на подготовительных
курсах Горьковского Государственного университета на факультет ВМК, я работала над собой столь
неотступно, что не оставалось ни одного правила, ни одного закона, ни одного
определения, ни одной теоремы, ни одной не решенной задачи в учебниках и вне,
которые я бы не решила, не ответила бы с ходу, ни одной вообще темы, которую бы
я не изучила в самой серьезной мере.
Все задания курсов были мной решены и представлены столь полно и подробно, что
курсы помимо пятерок, неизменно мне присылали работы и с похвалами, типа:
отлично, молодец, или превосходно. Полная энергии, надежды, уверенности, я ехала
в Горький именно учиться, именно достигать, именно начать жизнь по-своему,
наслаждаясь науками и развитием в этом направлении. Несомненно,
и Сам Бог хотел дать мне высшее образование, но путями Своими, как и
Своими средствами, и не столь быстрыми и прямыми, и не столь лежащими
однозначно на ладони, но так, чтобы мое сознание начинало мыслить за пределами
знаний и интеллекта, ибо и Всевышнему
надо было со мной в свое время начинать говорить, как с той, которая имеет, пусть материальное, но высшее образование,
непременно жизненный опыт, а значит, уже
умеющей мыслить, имеющей свой статус и положение в глазах других, как и самой
себя.
Однако, Горький должен был быть для меня и несколько горьким,
должен был сослужить для меня службу куда более серьезную, сделав в моей жизни
тот виток, всего-то длинною в несколько лет, который намного смягчил мой эгоизм,
самонадеянность, амбиции, приблизил к простым людям и дал мне путь к религии.
Мои чувства и мысли ожидали многие потрясения, встречи с самыми разными людьми,
самые непредвиденные дороги, ожидали и испытания, как и преодоления, к которым
я была почти подготовлена суровостью отца, где мои личные качества и его
неизменное усердие сделали меня самостоятельной, ни на кого не надеющейся в
этих разного рода страданиях, которые, по Мнению Бога, были для меня куда
важней, чем гладкий и понятный путь материальных знаний, пусть со своими
трудностями, но вполне предсказуемый и определенный.
Для меня только начинался путь преодолений, а я мнила себе, что
преодоления позади. Бог намерен был
украсить и обогатить мою жизнь вниманием других людей, их любовью и общением с ними, но и показать
мне другую сторону этой вечной медали, тем все во мне правильно расставляя по
своим местам, куда сильнее, чем у многих моих ровесников, и тем многое
обесценивая во мне настолько, чтобы не взволновалось эго от успехов, чтобы не
росло тягостное и больное пристрастие к
человеческой шумихе в виде вечных празднеств, чтобы умерилось самомнение,
рвущееся из меня, видимо, сильнее, чем из
отца, чтобы сделать гибким ум и точнее ценности.
Надо было готовить меня уже теперь, можно сказать еще в
человеческих пеленках, к тому сознанию, на которое в свое время должны были
лечь основательно Божьей Рукою совершенные духовные знания. А потому Богу, а
через Него и Судьбе, предстояло меня только теперь, (не избалованную еще жизнью
в лице родителей, но сохранивших мои качества, те, которые были даны с рождением и привнесших
в них своей строгостью), начинать собственно и вести меня, еще не обматеревшую в материальных
догмах, но способную лепиться при всей
своей характерности так, как это было необходимо Создателю.
Но если говорить строго, то такие нежданные раскрутки судьбы
ожидают многих и многих, и каждый ими уготавливается
Богом для принятия своих знаний и опыта своими путями, порою очень
непредсказуемыми и дорогостоящими. Разве можно кому-либо сказать, что Судьба
его расписана именно так, как ему хочется? Можно ли быть уверенным, что, входя в одни двери, руководствуясь табличкой
на ней, ты непременно попадаешь именно в ту дверь? Ведь, зачастую, там бывает и то, что никак не клеится с твоим
ожиданием и намерениями. Но когда вошел… Ничего в тебе тебя уже не слушается,
но для тебя запускается некий механизм судьбы, и все теперь тобою не управляемо
и тебя уже несет по течению Судьбы, и
все со стороны советы неизменно тонут в наступившей неотвратимости…
И вчерашний обычный план становится долгой и чуть ли не
единственной целью в жизни, которая в этом водовороте все отдаляется и
отдаляется, а кажется – рукой подать. А ты идешь и берешь по пути не руками, а
всей своей сутью, ибо оно само липнет к тебе, все, что тебе не нужно, что как
бы побочно, не желанно, что так и
просится в руки, что совсем не то…
И только в конце жизни начинаешь понимать, что ценнее и не было,
и не могло быть, что это и есть
предназначение, которое и в упор
было не разглядеть, пока шел. Так оказалось и со мной, ибо только теперь,
оглядываясь назад, я начинаю видеть достаточно отчетливо, как и с чего, и за
счет чего из материального мира Волею Бога пополнялся мой капитал материальных и духовных
знаний, откуда я до сих пор черпаю и черпаю понимание других, милосердие и на
чем Бог основал во мне ту незыблемую крепость духовных пониманий, без
которой ничего я бы не смогла и сказать.
Горький, неописуемо красивый город на Волге, встретил меня прохладным июльским днем и легко
и по доброму привел, привез меня по широкому проспекту Гагарина к университету,
который оказался очень уютным маленьким городком, где мне предстояло прожить
два года.
И теперь, много лет спустя, вспоминаю горьковский университет с
великим почтением и благодарностью, ибо он дал мне все, что мог дать и дал бы
более, но судьба моя затребовала другое.
Но об этом позже. Помимо великолепных учебных зданий с богатыми библиотеками и аудиториями,
с актовыми залами, просторными
вестибюлями, широкими лестницами и огромными окнами, зеркалами, помимо аллей и скверов со скамеечками, протоптанных студентами дорожек, помимо
огромных клумб и многочисленных зеленых островков, здесь также были общежития,
столовые, буфеты, кинозалы, почта, так
что можно было учиться, практически не
покидая территорию университета, что, собственно, меня и ожидало.
Из приезжих поступать сельским потоком я была пока первая (в сельский
поток входили и те, кого пригласили подготовительные курсы), экзамены должны
были начаться в июле, а для основного
потока – в августе (1971 года). На основании вызова я получила в приемной
комиссии направление на вселение в общежитие, прошла то, что называется
санпропускник, все это предоставила паспортистке, и она вручила мне ключи от комнаты на третьем
этаже п – образного дома и так с вещами, уставшая, почти удовлетворенная,
заселилась в общежитии, выбрав себе подходящую койку из четырех, слева у окна, и, взяв
у кастелянши пастель, осознала, что теперь все-таки надо поступить…
Вступительные экзамены были не очень сложные для меня.
Письменная математика была сдана на отлично. Мне казалось, что знания
переполняют меня. Они имели свойство не только входить с радостью, но и с
радостью вырываться из меня, излагаться в присущей им стройности, с наслаждением предвкушая кульминационный
момент, когда все логически завершается одним последним словом, все
расставляющим по местам в гармонии, последовательности и математической
справедливости, где ничего нет и не может быть лишнего, где все учтено
скрупулезно, где в многословии нет многословия и все увенчано одним
предложением, которое собой соединяет все и все понуждает застыть в красоте
изящной и безупречной. Любая задача на доказательство или теорема – это уже
чистота мышления, где нет привязанности материальной, где наслаждение
незыблемо, где предвкушение наслаждением стойко и благостно.
На устный экзамен по математике я пришла возбужденной, не имея никакой
другой мысли, как никого не пропустить впереди себя. Я ожидала, что у двери
аудитории, где сдаются вступительные экзамены,
будет столпотворение, ибо активность всех на нескольких подготовительных
занятиях, где я в общем-то отмалчивалась и отсиживалась, была не слабой. У
дверей, за которыми решалась судьба многих, не было ажиотажа, говорили тихо,
пытались хоть что-то выяснить об экзаменаторах. Я тотчас объявила себя первой и
буквально не отходила от двери. Очень скоро она открылась и женщина очень миловидная,
с приятным голосом пригласила войти первую партию не более восьми человек,
сказав, что их, смельчаков, непременно
ждет поощрение.
Вот, поощрения я никогда не любила, как и подсказки, как и любые
проявления благодушия, когда вопрос касался вещей серьезных, где можно было
проявить себя, и я уже рванула в комнату, следуя ее словам, после маленькой
церемонии взяла, наконец, свой билет, мельком взглянула на него и, пока дошла
до стола, уже все знала. Оставалось быстро все записать и с радостью начать излагать ей же со всеми необходимыми пояснениями и ссылками
теорию и решенную задачу, не
|