задержались...
- Мы не задержались. Нас просто не было в этом измерении, - произнёс Ванга.
- О, а с этого места, пожалуйста, поподробней! - заинтересованно отозвалась Ляля и, выразительно, наполнив глаза любовью, посмотрела на Вангу.
- Все к столу! - неожиданно произнёс Вениамин Петрович, из чего я поняла, что подружка бессовестно «мордовала» его голодом до нашего прихода.
С первых дней Вениамин Петрович занимал главное место за столом и, так повелось, что все устраивались только после того, когда присаживался он. Вначале, с присущей ему тактичностью, он боролся с этим, но, поняв, что с Лялей по таким мелочам бороться бессмысленно, принял эти условия. Мне даже казалось, что ему было приятно внимание, которым его никто и никогда не баловал. «Нагулянный» аппетит давал о себе знать. За столом повисло молчание насыщения, изредка перебиваемое вопросами Ляли:
- И как ты находишь этого судака? А не подбросить ли ему несколько грибочков? Венечка, а как бы нам по фужерчику? И впусти немного романтики, зажги, пожалуйста, свечи!
Венечка приносил старинный подсвечник с пятью свечами, которые «шоб не пополнить ряды погорельцев» гасились сразу после первой рюмки. Ляля всегда была сторонником крепких напитков. Она терпеть не могла сухие вина, но когда ей хотелось произвести впечатление, она брала фужер и водила над ним своим крупным орлиным носом. Сделав маленький глоток, Ляля инстинктивно морщилась. Размазав вино по языку, и не меняя сморщенного выражения лица, с видом знатока она произносила:
- Какой цвет! Какая глубина! Какой букет! - Ты не находишь, да-арагая, что этот нектар о-ч-чень в меру терпковат? — её глаза излучали лукавство. — Я всё правильно сказала? - она поворачивала голову ко мне, ожидая поддержки, а затем разражалась хохотом:
- И скажи, Люсик, шо я тебя не люблю? И как можно пить эту «бордосскую жидкость», если в жизни есть прыличные напитки?
Вениамин Петрович, зная её отношение к сухим винам, стоически выдерживал самоистязание Ляли, но, каждый раз, на его лице отображалось всё, что она чувствовала в момент дегустации.
Удивительно, то ли от того, что мы успели проголодаться, то ли подружке удалось превзойти себя, но сегодня всё было очень вкусно. Разморенная хорошей едой, я слушала романсы ВэПэ и заново переживала эмоции прошедшего вечера. Ванга читал Есенина, а Ляля, с видом заговорщицы, посматривала на меня в предвкушении моих завтрашних рассказов. Образованность Авангарда в литературе, благотворно повлияла на её отношение к нему.
- И это надо было выставлять себя эквилибристом, шоб привлечь внимание? В нашем сегодняшнем жизненном цирке, кроме эквилибристов и дрессировщиков - никого не осталось, - возмущалась она, глядя на Вангу, - только одни всю жизнь балансируют, шоб любой ценой удержаться, а другие крутят у них перед носом кормушкой, шоб они при этом ещё и трюки выполняли. - Да, ладно, - она в сердцах махнула рукой, - Венечка, давай нашу! - Ляля бросила подушку у ног Вениамина Петровича и устроилась на полу.
«Почему ты мне не встретилась - юная, нежная.
В те года мои далёкие. В те года вешние...» - зазвучал голос Вениамина Петровича, и всё растворилось в этом голосе.
14
Домой приехали на метро. Хорошая еда и усталость не располагали к балагурству, но Ванга не умолкал:
- Это ж надо! Прожить почти всю жизнь и только сейчас найтись! Они же светятся, как два начищенных чайника! Ты не находишь, что Ляля даже постройнела?
- А если я тебе скажу, что Вениамина Петровича Ляля нашла для меня, - ответила я.
- Не понял, - оторопел сосед, - а как же ты за бортом оказалась? Неужели Лариса Борисовна увела его у тебя? Вот интересно!
Пока я рассказывала историю любви подружки, мы дошли до подъезда.
- Люся, скажи, ты так и будешь бегать от своего счастья? - спросил Ванга.
- А как по поводу напророченного Рождества? - уже смеясь, спросила я. - Или ты не пророк?
Сосед осёкся и очень серьёзно сказал:
- Всё от веры нашей и от Бога! — затем прижал меня к себе и поцеловал так, как целуют, когда прощаются навсегда. Всё произошло так быстро, что я даже не успела никак отреагировать на его поступок, а Ванга уже был этажом выше.
- Доброй ночи, Люся! - донесся сверху его голос.
- И тебе спасибо за вечер! — устало произнесла я, чувствуя боль в губе.
Войдя в дом, с удовольствием сняла наряд и отнесла его на балкон. Норка пропахла запахом сигаретного дыма, который тут же заполнил квартиру. Этот запах автоматически спровоцировал запах «грехов» Кардинала на асфальте. Мне стало весело и легко. За окном падал крупный снег и всё загадочным образом изменилось.
«Жить хорошо!» - написала я помадой на зеркале и уже через минуту, представляла себя единой с водяным потоком. Засыпая, я вспомнила о выключенном телефоне, но мысль о том, что завтра воскресенье, расслабила меня окончательно.
15
Спалось коротко и сладко, как в детстве: только уснула — и утро! За окном расплескалось солнце. Для столицы, солнце в зимнее время - роскошь невиданная. Люди привыкли к серым, сумрачным будням, их лица были такими же серыми и безрадостными. В солнечные дни всё оживало: весёлые трамваи поблёскивали окнами, солнечные зайчики отражались от огромных витрин и проявляли чёрно-белые лица людей в цветные: улыбчивые и сияющие.
«Странно, что телефон молчит», - подумала я и вспомнила, что отключила его у Ляли. Не успела включить, как сразу раздалась трель входящих смс. Их было несколько, но один номер был незнакомый. Затем резкий звонок:
- Таки да, - скорбно с выдохом прозвучало в трубке - тебе безразлично, шо я тут извелась на па-аследний нерв! Спроси, где Ляля? Так я тебе и а-атветить не смогу: я уже не знаю - я есть или нет!? Или дружба уже понятие не круглосуточное?
Голос Ляли был пропитан трагизмом ситуации. Она выдержала паузу и уже совершенно другим голосом спросила:
- Так шо, дорогая? Я не заслуживаю, шоб со мной поделились, если не счастьем, то совсем малюсеньким рассказиком? С самого утра переживаю, шо случилось? - И, перейдя на шёпот, спросила, — А этот философ уже ушёл или рядом путается?
По тому, как я расхохоталась, подружка поняла, что сказала глупость:
- Неужели не впустила? Ну, конечно, мы царЫцЫ, нас уговаривать надо: цветы, комплименты, штрихи к портрету! Смотри, сколько одиноких молодых и красивых! Нет, я не говорю, что ты плохо выглядишь, - спохватилась она, - но «молодым везде у нас дорога», - фальшиво допела она свою фразу и дополнила, - Люсик, сейчас я быстренько сделаю постриг Венечке, ты придёшь в себя, и поговорим.
Венечка всегда «принимал постриг» у Ляли: она долго и тщательно стригла его «давно рухнувшие волосы», скребя расческой по коже головы, на что терпеливый ВэПэ, реагировал безмолвно и благоговейно. Она оставляла ему «веночек» из волос на затылке, отчего ВэПэ был похож на персонаж образцовского Бога в спектакле «Сотворение мира».
Предчувствуя таинственность полученных смс, я отложила телефон и отправилась готовить воскресный завтрак. Два сообщения были от Ляли, третий номер был незнаком.
«Подарите мне своё одиночество. Пожалуйста...» - прочитала я, ощущая волну нахлынувших вчерашних эмоций. - «Мне грустно...спешу в Завтра!» —было написано в следующей.
Воображение разыгралось. Кофе остывал, а я плыла в танце с незнакомцем. Всё произошло так быстро, что я даже не успела спросить его имя. Он ни на чём не настаивал, и предоставил мне возможность решать дальнейший поворот событий. Мне захотелось его увидеть, ощутить этот новый запах и уверенность рук. Внутренним чутьём, я понимала, что добром это не кончится и есть шанс снова «вплестись» в любовную историю. Мне нравилось жить так, как я живу, и любые изменения не манили меня новшествами, которые привносили в мою жизнь эмоциональные разлады. И... смс «зависли» без ответа.
Ляля с ВэПэ собирались в Иерусалим и по этому поводу, она делала маленький прощальный ужин. Я радовалась счастью подружки и даже немного начала скучать по ней, хотя она ещё не уехала. Подружка долго обсуждала со мною, что бы я хотела, чтобы она приготовила для меня и всячески утешала, что вернётся через десять дней. Ужин был назначен на 18 декабря. Было очевидно, что Ляля поставила «крест» на мечте соединить меня брачными узами с Вангой, поэтому больше его не приглашала. Она вся сосредоточилась на выборе гардероба для путешествия на святую землю и целую неделю, выбираиа « всё своё лучшее».
- Душа моя, зачем тебе столько одежды и шляпок? — недоуменно спрашивал ВэПэ, разводя руки. - Это здесь зима, а там это всё тебе не пригодится.
- Да, Венечка, ты абсолютно прав, там другая география, - отвечала Ляля, путая понятия климат и география, что, в её представлении, было одно и то же. - Но, не могу же я упираться в Стену плача босым лбом!? — затем она просяще заглядывала ему в глаза и очень ласково спрашивала:
- Я могу взять ещё одну шляпку?
Вениамин Петрович сдавался, и Ляля паковала третий чемодан.
- Люсенька, — просил он меня, - объясните этой упрямой девочке, что если мы возьмём три чемодана, мы ничего не сможем купить там.
Попытка возымела действие, только после того, когда Ляля узнала, что каждый килограмм багажа сверх нормы оплачивался дополнительно. Она в который раз вывалила всё содержимое на пол, села рядом и горестно изрекла:
- Надеюсь, шо мои собственные килограммы не входят в количество багажа. Люсик, давай ты выберешь всё, что тебе нравится, а остальное я немножко добавлю, - уже заговорщически произнесла она.
Я поняла: что бы я ни отобрала, всё опять окажется в чемодане. И...согласилась. Под вздохи и комментарии, мы упаковали два чемодана, которые ВэПэ вынес в коридор, снабдив списком, где и что находится. Это была самая героическая работа, в сравнении с которой всё остальное, как говорила Ляля - «пыль».
