Я тороплюсь на встречу с друзьями, которая назначена на пустыре, - так называем мы это место. На самом деле, это бывшая стройплощадка. Бывшая, потому что ничего там не построено. Что-то начали возводить, а потом забросили. А то немногое, что успели построить, быстро разобрали на свои нужды жители ближайших и не очень домов и сами строители. Вот и получился пустырь. Но нам здесь нравится, так как просторно и можно хорошо повеселиться. И посторонние заходят сюда редко.
Спешить-то я спешу, но мимо кондитерской пройти не могу. Внутренний голос сказал мне: "Борис, немедленно съешь шоколадку!" И я не посмел его ослушаться.
Подойдя к прилавку, я попросил:
- Хочу вон ту белую шоколадку, ценой...
- Знаю, - сказал продавец, протягивая мне шоколадку. - Ты не в первый раз к нам приходишь.
Шоколадка была вкусной, но маленькой. Я опять подошел к продавцу.
- Еще одну, пожалуйста, ценой...
- Ничего пока не изменилось, малыш, - сказал продавец. - Цена прежняя.
- А что, может изменится?
- Может. Еще как может. Скажу больше: обязательно изменится. Так что, на твоем месте я бы купил десять штук сразу.
- Окажись вы на моем месте, вы все равно купили бы еще только одну шоколадку.
- Что, больше нет денег?
- Нет, - вздохнул я, и стал выгребать из кармана оставшуюся мелочь.
- Это случается, - сказал продавец и тоже вздохнул.
На место встречи я пришел не первым. Там уже находился Димка Крайников. И он был безутешен.
- Ну кто, кто же теперь будет мне готовить вкусную еду и покупать пончики? Я готов рвать на себе волосы! - Тут Димка испустил горестный стон и воздел зачем-то руки к небу.
- Да что случилось?
Оказалось, что его маму срочно отправили в командировку и почти неделю ее дома не будет. И Димкин папа был также безутешен, и тоже готов был рвать на себе волосы. Только вот они у него сильно поредели, а оставшихся было жаль, - так что он сдерживался.
Я кое-как успокоил Димку и выразил надежду, что они вдвоем с папой справятся со столь печально сложившимися обстоятельствами. Ну, а если что, мы всем классом поможем.
Постепенно все собрались, и только я хотел объявить ребятам важную новость, как меня опередил Юрка Баларев.
- В космос хочу, - сказал он, - другие миры открывать, познать вселенную.
Своим заявлением он очень развеселил Леньку.
- Куда тебе! - смеясь, сказал тот. - Чтобы полететь в космос, надо много и упорно учиться, уметь общаться с людьми, знать языки, или хотя бы один. А для тебя и школьная программа - непреодолимая преграда и дремучий лес. Ты и русский язык толком не знаешь - сплошное мычание...
- Я не знаю русский язык?! - возмутился будущий космонавт. - Да в своем ли ты уме! А на каком языке я с тобой разговариваю? Может, на китайском? А записку Варьке, что я ее люблю, на каком языке написал? На древнеперсидском? Тогда бы она ничего не поняла, и не фыркала как лошадь в мой адрес.
- Хорошо, что не плюнула.
- Хорошо, - согласился Юрка.
- Я не говорю, что совсем не знаешь, но плохо, и пишешь с ошибками. Как говорит мой папа - не ошибается тот, кто ничего не делает. А я все время чем-нибудь занят: то футбол, то хоккей, то гуляю, то кино смотрю. А там опять футбол и хоккей. Вечная занятость. Даже на уроки время не остается. Отсюда и ошибки.
- Ладно, оставим языки. А география? Только не говори, что ты в ней чего-либо смыслишь.
- Отлично знаю географию, - возразил Юрка. - Все ближайшие дворы и закоулки рядом с нашим домом, я давно открыл. И не только ближайшие. И с каждым годом - да чего там! - с каждым месяцем мои знания умножаются.
- А история?
- А что история? Про нее и говорить нечего. Никто не умеет так рассказывать истории, как я! Да и слушать тоже.
- Еще скажи, что в арифметике преуспел.
- Тяжелый предмет. Не спорю. Недавно Чича мне так дал! Сколько звезд перед глазами вспыхнуло, а сосчитать не могу. Даже сосредоточиться - и то сил не было. Вот Меднис, тот в арифметике силен, это да. Сколько его не стучи по голове, только учебником закрывается да козлом поет, но всегда два на два умножит и даст правильный ответ.
- Тебе, Баларев, надо пить, как можно больше, рыбьего жира и есть витамины, а то так дураком и останешься. А дураки в космос не летают. Летают не дураки.
- Но я не люблю рыбий жир. Если только с мороженым или с вареньем попробовать... А! Чего только не сделаешь, чтобы полететь в космос!
- Тогда ты не к звездам полетишь, а в туалет. Если еще долететь успеешь...
- Обязательно долечу. Потому что я - быстрый. - И переменив тему, Юрка спросил: - Когда же на этом месте что-нибудь построят?
- Через тысячу лет, - сказал Игоряха.
- Нет. Через миллион, - поправил его Димка.
- А сколько в году лет? - спросил его Димка.
- Вот болван! - ответил ему Ленька.
Но как выяснилось после короткого, но весьма оживленного разговора Юрки с Ленькой, именно последний оказался болваном, признав это громко и чуть не рыдая, три раза подряд.
Наконец-то я смог сообщить ребятам важную новость.
- Проходя мимо учительской, я услышал, как кто-то сказал, что Сестренкина можно уже сейчас оставлять на второй год. Я думаю, Игоряха, что тебе надо пойти к нему и сообщить эту неприятную новость.
- Но я жить хочу! - ответил тот. - Хочу окончить школу, потом жениться и работать.
- Этой ерундой ты еще успеешь заняться.
Игоряха ушел. Но скоро вернулся с подбитым глазом.
- Это очень досадно, - с досадой сказал он. - Но когда Колька услышал, то не поверил и решил, что я его разыгрываю. Ну, и врезал мне... Видите?
Мы видели. Такое нельзя было не заметить.
- Юрка, - обратился я к будущему космонавту, - докажи всем, что ты не болван. Сходи к Сестренкину, скажи ему... Но только помягче, помягче...
- Запросто! - хвастливо ответил Юрка. - Только последний дурак не сможет это сделать.
Юрка тоже быстро вернулся. И также, как Игоряха, с подбитым глазом.
- Он не поверил, - только и сказал Юрка.
Потом он с Игоряхой стали выяснять, чей синяк больше. Юрка утверждал, что у Сабельникова синяк выглядит внушительней и значительно больше его синяка. Это было похоже на правду, поскольку у того окрас синяка начал густеть и отливать фиолетовым...
- А вот грязи не надо! - негодовал Игоряха. - Сейчас ты у меня за эти слова - действительности никак не соответствующие! - сейчас ты у меня попляшешь!
- Это с какой же стати мне плясать! - в свою очередь возмутился Юрка. - Может, мне еще и спеть?
- И запоешь! Еще как запоешь! - продолжал негодовать Игоряха.
Но заплясали и запели они оба. Правда, пение скоро превратилось в хрипение и сдавленные стоны. С танцами же совсем не получилось, потому что и тот и другой скоро повалились на землю, а лежа, особенно не попляшешь, да и неудобно. Порой они испускали глухие стенания и выкрики, но на песни никак не похожие.
"Что ж, - вздохнул я, - придется самому идти".
Когда Колька открыл дверь, я сразу его предупредил:
- Только попробуй ударить меня в глаз, - и ты жестоко пожалеешь о содеянном!
- А почему я должен дать тебе в глаз? - удивился Колька. - И почему, если и дам, то пожалею? Мне это не свойственно.
- Пожалуй, - пробормотал я, и скоро ушел, так ничего ему и не сказав.
Возвратившись на пустырь, я увидел, что нашего полку прибыло. Пришли и девчонки. Что ж, нам не жалко, здесь место всем хватит.
- Представляете, - рассказывал Вовка Брусникин, - возвращаюсь я от бабушки, а так как она живет от нас далеко, то надо было мне ехать на метро. Ну, подхожу я к кассе и спрашиваю у тетеньки - нельзя ли один билет на двоих?
"Отчего же, - отвечает она. - Можно. Только вы договоритесь между собой, кого контролер за шиворот схватит. Да только я вижу ты один...
- Мама сказала, что у меня в животе глист живет. Вот я и поехал к бабушке. У нее цитварное семя есть. И она обещала этого глиста извести. Вот не знаю, извела или нет.
- Тогда за двоих плати.
Очень недовольный, я протянул ей монетки.
- Пошутила я, - сказала билетерша. - Не возьму я у тебя денег за глиста, только пообещай мне обязательно от него избавиться любым способом.
Я кивнул с облегчением, - денег было наперечет.
А на платформе ко мне подошла девушка с жезлом и сказала:
- Не стой на самом краю, а то упадешь.
- Подумаешь! - ответил я. - Обратно влезу.
- Если поезд ноги не отрежет.
- Подумаешь! - опять сказал я. - Пришьют.
- Если нитки найдут.
- Конечно, найдут, - уверенно сказал я.
- И если тело...
- Что - тело? - немного обеспокоенно спросил я.
- Если тело найдут на путях.
- Почему же его не найдут?
- А крысы? Знаешь, сколько в метро крыс!
- Не знаю.
- Вот упадешь - узнаешь".
- Веселая девушка, - усмехнулся Лисицкий.
- И что-то мне расхотелось падать, - продолжал Вовка. - И тогда я отошел от края платформы.
- А я сегодня ночью голоса слышал, - сказал Славка.
"Не я один", - подумал я с облегчением.
- Чьи? - спросил Сережка.
- Не знаю. Они мне не представились.
- И что они тебе сказали?
- Первый - это было где-то около двенадцати - сказал, чтобы я съел цыпленка.
- И что ты сделал?
- Встал и съел.
- Мудрое решение. Но ты сказал - голоса.
- В два часа голос сказал: "Съешь второго!"
- Голос другой?
- Вроде бы. Точно не скажу. Не разобрал.
- Ты, конечно, встал и съел.
- Конечно.
- А что дальше?
- Позже, под утро, голос приказал мне съесть третьего.
- Так прямо и приказал?
- Да, так вот прямо. Пришлось съесть.
- Смотри, как бы эти голоса не замучили тебя сегодня ночью.
- Мне кажется, что нет.
- Почему?
- Цыплята кончились. Если только мама не приготовила новых... А вообще-то, я собираюсь посадить у себя дома в горшке грушевое дерево. Я очень люблю груши.
- В горшке? В ночном?
- Ночной мне самому понадобится. В цветочном, разумеется.
- Но он маленький.
- Я посажу в большом.
- А я больше малину люблю, - сказал Вовка.
- Вот и сажай малину.
- В горшке?
- Да хоть в ванной. Мне без разницы.
- Я лучше приду к тебе груши есть. Вот попируем.
- Как-нибудь без тебя обойдусь. Пируй в другом месте.
- Что же, тогда придется за грушами на рынок идти или в магазин.
- Само собой, - подтвердил Славка.
- Жмот ты, - обиделся Вовка.
А мы с Димкой вели оживленную беседу о попугаях. Он расхваливал своего. Я же - Пашку.
- У тебя попугай мелкий, - сказал Димка, - а вот у меня большой. А большие попугаи долго живут - лет до трехсот. Сейчас Ирокез еще молодой и глупый. Посмотрим, что с ним станет лет через двести. Если останется таким же глупым, отнесу обратно продавцу.
- Кто бы тебя отнес, - сказала Людка Свиридова.
- Да, - поддержала ее Майка Борисова. - Осла хоть в Париж, все будет рыж.
- Я не понимаю... - озадачился Димка.
- Трудно тому понять, у кого мозги против резьбы повернуты.
- Я опять не понял...
- Кто бы сомневался, - вздохнула Майка.
- А помните, нам учительница о сивиллах рассказывала, которые прорицать могут и прозревать грядущее, - вступила в разговор, до этого непривычно
