Оказалось...
… я не умерла; по собственному желанию не умирают.
Я загремела в больницу, а через десять дней вышла оттуда, спокойная как удав.
Несколько ушибов, девять швов на лбу, четыре на губе и операция на щиколотке. Сущие пустяки.
Родители сказали, что мне нужно отдохнуть, и они не оставят меня в квартире одну на костылях. Словом, они отвезли меня в свой загородный домик, и я прожила там почти три недели, умирая от скуки. Самым захватывающим событием стало то, что у нашей течной псинки появился ухажер – пятнистый, похожий на далматинца, кобель, который денно и нощно торчал у забора в ожидании зазнобы. Иногда она подходила к забору, они обнюхивались, а потом она отворачивалась; видела ли я тебя, не помню. Частенько наша дама разваливалась на крыльце, напротив калитки, заставляя далматинца страдать. Он издали смотрел на нее и, не переставая, выл. Я даже подумала, что он влюбился, но когда течка прекратилась, далматинца и след простыл; больше мы его не видели. Это было соглашение.
Мобильника у меня не было, поскольку его раздавил автобус, а из домика в забытой богом глухомани не позвонишь: телефона там отродясь не водилось. Поначалу, почувствовав абсолютную свободу, я решила: на хрен мне не нужен этот мобильник, никогда в жизни его не куплю, но дней через пять я волком выла, не зная, чем заняться. Как отставшая от стада корова без бубенца на шее, я блуждала по комнатам, чтобы не лезть на стенку.
Когда я наконец-то избавилась от одного из костылей, родители сказали, что могут отвезти меня домой, если я хочу, конечно.
- Хочу, еще как хочу!
Привезли меня домой вчера, в воскресенье. Едва я успела разобрать чемодан, как позвонили Рита, Карлота и Альвар. Они заявились с двумя сумками продуктов, чтобы попотчевать меня рагу из бобов с моллюсками, которое Карлота научилась готовить в Астурии.
- Если это не поставит тебя на ноги, то уже ничто не вылечит!
Мы уговорили три бутылки вина и даже не заметили, что Карлота пересолила рагу. Ребята вкратце рассказали, кто им звонил и интересовался моим здоровьем, и, кажется, впервые я обрадовалась, что осталась в живых. Мы трепались об аргентинце, Хонасе, французе, отплясывавшем чарльстон, и о Бласе.
- А Мауро? Ты ничего о нем не знаешь?
- Нет.
- А позвонить не хочешь?
- Боюсь. Не знаю, что ему сказать.
Больничный мне наконец-то закрыли, и сегодня я вернулась на работу. Когда я вошла, все бросились здороваться со мной, целоваться, а заодно и ругать, потому что беспокоились и переживали за меня. Шеф высунул нос из-за двери своего кабинета и сделал знак, чтобы я вошла.
- Фортуната Фортуна… ты снова с нами.
- Да.
- Мы так рады видеть тебя.
- Я тоже счастлива, что наконец-то вместе с вами, правда, счастлива.
- Вот и ладно, а теперь бери вот это и приступай потихоньку к делам, – напутственно изрек шеф, словно не он сам положил на стол материалы по двум брифингам с пометкой “СРОЧНО”.
- Кстати, – сказал он, когда я уже уходила, – на днях я видел парня, который работает с нами над кое-какими проектами… Монреаль, Мауро Монреаль.
Мое сердце подпрыгнуло в груди.
- И... и что?..
- Он заметил меня и подошел, чтобы спросить о тебе. Кто-то из наших сообщил ему о несчастном случае. Он сказал, что звонил тебе, но не мог дозвониться.
- Естественно, не мог, я десять дней сидела без мобильника.
- Он сказал, что проводил каждый вечер у дверей твоего дома, но видел лишь опущенные жалюзи и очень беспокоился, не зная, что с тобой. Знаешь, по-моему, он очень сильно за тебя переживает.
- Правда?
- Я пообещал передать тебе, что он тебя искал, когда ты вернешься.
- Спасибо.
- Не за что.
- Дон, – спросила я, прежде чем выйти из кабинета, – а где ты его видел?
- Да в киношке, что на площади Кубов, там крутят фильмы в оригинале.
- Нет, кроме шуток, ты видел его там? Серьезно?
- Вполне.
- Он был один?
- Да, один.
- А…
Мауро…