Гермоген Веселов Часть I Глава VII

Приказную команду Гермоген нагнал за несколько вёрст до родового имения боярина Асташнова. Пятнадцать человек верхом, Гермоген пересчитал, и две подводы, это ещё два солдата — вот и весь приказная команда. Настроение у служивых было отвратительным, это можно было определить по опущенным и унылым мордам лошадей. Оно и понятно, ночь в пути, можно подумать утра нельзя было дождаться.

Гермоген подъехал к старшему команды, тоже унылому майору и представился:
- Поручик Гермоген Веселов!

Видать он-то и нужен был майору, зло не на ком было сорвать. На подчинённых скорее всего уже наорался вслать, скучно стало, а тут новое развлечение приехало.

- Кто таков?! - вместо ответа на  приветствие прорычал майор.
- Говорю же, поручик Гермоген Веселов. - немного озадаченно ответил Гермоген и добавил. - откомандирован к вашей команде.
- Они что там, совсем уже?! - весло начал бушевать, разве что матом не ругался, майор. - Какой дурак тебя откомандировал?
- Государь, Пётр Алексеевич. - Гермогену стало обидно, чего такого он сделал тому майору? - Имею честь состоять при государе личным порученцем. - и протянул майору бумагу за подписью самого царя Петра.

***

Если бы вы видели как, можно сказать, клочок бумаги, но с царской, личной подписью может изменить настроение человека, даже майора. Грудного ребёнка берут неряшливее,  нежели чем майор взял в руки свиток. А бумага по содержанию была очень даже незамысловатая:

«Поручик Гермоген Веселов, есть личный мой порученец. Направляется в помощь командиру приказной команды для решения конфузий, если таковые возникнут, не входящих в его разумение». И подпись — Пётр.

Прочитав царёву бумагу майор с великим почтеннием вернул её Гермогену. Затем, преданно и льстиво заглядывая ему, а вдруг как царю про дурака расскажет, хотел было отдать рапорт, даже собрался спешиться. Но Гермоген на всё это лишь махнул рукой, и пустил свою лошадь рысью. Надо ли говорить, что через пару секунд вся приказная команда следовала за ним тоже рысью. О калмыках и говорить не след, с ними и так всё понятно.

***

Деревня встретила приказную команду тишиной, только собаки брехали на нежданных и незванных гостей. Оно и понятно, мужики и бабы, кто в поле, кто в лесу. Время-то горячее, самое время которое год кормит. А в деревне старики да дети малые. Им посольская команда что есть, что нет её, пропади она пропадом.

А вот боярская усальба выла и рыдала, громко рыдала, на все ноты и тональности которые существуют. Сам боярин, непричёсаный, невыспавшийся и злой сидел на сундуке на дворе и крыл дворню матюгами громко и от души.

Ну а дворня, та была занята сразу двумя делами. Первое — крик, плач да вой и второе — в грустную дорогу барина-боярина собирала.

Приказная комиссия на рысях въехала на боярский двор да так лихо, будто с самого Санкт-Петербурга только и делала, что скакала. Майор подал знак, солдаты спешились и принялись разминать затёкшие от верховой езды руки и ноги. Ездовые, тоже не хуже других, тоже послезали со своих телег и тоже принялись разминаться. Сам же майор спешившись направился прямиком к боярину. Подойдя к нему он козырнул, боярин всё-таки, и протянул какую-то бумагу. Боярин Асташнов мельком взглянул на написанное и лишь махнул рукой, зато перестал материться, и на том спасибо. Гермоген наблюдал за этим со стороны справедливо решив, что негоже ему в это лезть. И опальному боярину негоже знать кто он таков, возникнет надобность, узнает.

***

Вместо того, чтобы слушать с одной стороны казённые, а с другой, злобно непонятно какие переговоры Гермоген решил позаботиться о своих калмыках. Дело в том, что выезжали они почитай что ночью, поэтому ничего из провизии с обой не взяли. А теперь, вон, почитай день на дворе, давно пора не то что завтракать, но и обедать.

Окликнув пробегавшую мимо какую-то девку Гермоген приказал привести к нему управляющего. Девка сначала вытаращила на высокого красивого офицера свои и без того огромные серы глаза. Затем поклонилась и попыталась поцеловать Гермогену руку. Ему пришлось прикрикнуть на девку, так что целование руки поручика не состоялось. Продолжая креститься, явно перепуганная до смерти девка побежала искать управляющего.

Через совсем малое время перед Гермогеном предстал управляющий боярским поместьем. Небольшого росточка, с плутоватой физиономией мужичонка, с бородой зато одетый в немецкое платье увидев офицера ничего лучше не придумал, как стал по стойке смрно.

- Как звать? - строго спросил Гермоген.
- Еремей, ваше сиятельство! - «Ишь ты, в князья меня произвел. - про себя усмехнулся Гермоген, но поправлять не стал. Князь так князь, с него, с Гермогена, не убудет». - Мы почитай что ночью сюда выехали, поэтому пропитания с собой не взяли. Моим людям, вон они, - Гермоген кивнул в сторону стоявших чуть поодаль калмыков. - надо приготовить обед, ну и всё такое.

Гермоген не успел даже спросить-приказать, мол, понял? Управляющий Еремей взглянул на калмыков, при этом его глаза стали просто сумасшедшими. Он что-то прошептал и как та девка тоже перекрестился:

- Не изволь беспокоиться, батюшка. Всё сделаем. Всё сделаем… - и продолжая повторять «всё сделаем» при этом не забывая креститься и мелко кланяться управляющий куда-то побежал.

***

Заняться было нечем и Гермоген решил пройтись по боярскому поместью. Да и размяться не грех, тоже устал в седле бултыхаться. Он и десяти шагов не сделал как кто-то тронул его за рукав камзола и женский голос зашептал:

- Барин, слышь, барин. Купи меня у боярина.

Гермоген обернулся. Перед ним стояла та самая девка которую он отрядил на поиски управляющего. Лет пятнадцать-шестнадцать. Ростом чуть выше среднего, зато крепко сбитая, фигуристая. Волос, из под платка прядь выбилась, русый. Глаза большие, серые. Лицо круглое, чистое, и даже красивое. Девка смотрела на Гермогена как на какого-то волшебника. Глаза полны слёз, пухлые, сочные губы дрожат, хорошо хоть не лезет руку поцеловать. Это всё Гермоген отметил про себя, он даже не подумал зачем всё это отметил.

- Тебя как звать? - спросил он.
- Агафьей кличут. - всё также шёпотом произнесла девка. - Барин, христом богом прошу, спаси православную душу, купи меня. - отчаянно, будто Гермоген уже ей отказал пролепетала Агафья.
- А зачем мне тебя покупать? - удивлённо спросил Гермоген. Он и правда не понимал, почему эту Агафью ему надо покупать?
- Боярина к чёрту на кулички царь отсылают. - продолжала шептать Агафья. - Столько дворни ему теперь без надобности. Мне управляющий, Еремей, сказал, продавать нас будут.
- Ну и какая тебе разница кто тебя купит? - уже не так категорично как перед этим спросил Гермоген.
- Ой, боженьки ты мой! Ещё какая разница! А вдруг как купит меня старик какой-нибудь, да начнёт издеваться? Или, вон, сосед нашего боярина, Тучнов. У него, у кобеля, на меня давно глаза его бесстыжие блестят.

А ты не думай. Я всё по хозяйству могу: и приготовить, и постирать, и прибрать могу. И забот обо мне не надо, я коркой хлеба и глотком воды сыта.

И вдруг, Гермоген аж невольно отшатнулся, подошла к нему совсем близко и прошептала на ухо:
- Нетронутая я. Целой-целёхонькой тебе достанусь.

***

Предложение, а вернее просьба Агафьи весьма озадачила Гермоген. И дело было не в её непорочности. Эка невидаль, непорочность эта, такую девку завсегда и в городе купить можно. Тут было что-то другое. А что, он пока не понял. Гермоген ничего не обещая лишь кивнул, пробурчал что-то неопределённое и пошёл себе дальше.

Боярская усадьба Гермогену и понравилась, и не понравилась сразу. Понравилась она тем, что, сразу было видно, дом крепкий лет за сто, а то и за двести до нонешних времён построенный. Да и чисто было в усальбе, прибрано, подметено. А не понравилась тем, что рядом с имением батюшки, под Малоярославцем, была точно такая же усадьба, тоже боярина.

Гермоген неспешно шёл мимо парка, каких-то сараев и сараюх и почти уже дошёл до края поместья, как вдруг, он даже остановился от неожиданности, перед глазами, как живая, предстала майорша Заиграева. Нет, ничего против неё он не имел, она даже начала было ему нравиться. И предоставляемые ему майоршей ласки ему тоже очень нравились. И тем не менее, остановившись, он развернулся и решительно, как человек принявший какое-то важное решение, пошёл к боярскому дому.

***

Боярина Асташнова Гермоген нашёл всё также сидевшим на сундуке и смотревшим в одну точку. Подойдя к нему Гермоген представился, козырнул, и протянул боярину царскую грамоту, а он и сам не знал зачем он её протянул.

Боярин взял грамоту, развернул, пробежал глазами и вернул её Гермогену. После, блестя пустым, почти бессмысленным взглядом посмотрел на неизвестно откуда взявшегося поручика и спросил:

- И чего?
Гермоген присел рядом с боярином на сундук и, как в омут, с головой, выпалил:
- Фёдор Алексеевич, продай девку.

Боярин теперь уже почти осмысленным взглядом посмотрел на Гермогена, зачем-то пожевал губами и вдруг спросил, Гермоген не ожидал такого вопроса:

- Которую?
- Агафьев зовут.
- Да забирай. Так забирай.

Он окликнул пробегавшего  мимо мужика и приказал позвать управляющего, Еремея. Когда тот предстал перед боярскими очами, готовый выполнить всё чего пожелает хозяин Фёдор Алексеевич велел справить бумагу, купчую, на девку Агафью, мол, что она куплена господином поручиком. Еремей хотел было, видно было, спросить  о цене, но боярин так на него посмотрел, что спаси и сохрани.

***

Управляющий словно растворился в воздухе, но Гермоген не уходил. Незнамо почему, он вдруг вспомнил разговор состоявшийся между майорами тогда, когда весь день в приёмной государя просидел.

- Послушай совета, Фёдор Алексеевич. - начал Гермоген. - Если хочешь вернуть милость царскую, как приедешь к себе, под Архангельск, займись делом.
- Каким делом? - угрюмо спросил боярин и посмотрел на Гермогена. Но теперь пустоты и безумия в его глазах не было вовсе.
- У государя разговор слышал. Пётр Алексеевич имеет большую нужду в корабельном лесе.
- И что? Вон его сколько, леса-то.
- Леса много, боярин, умелых, старательных  рук мало. Как приедешь, начинай валить корабельный лес. И чтобы лесина к лесинке, чтобы одна в одну. А как заготовишь, отпиши государю, мол, так и так. Глядишь, и смилостивится государь.

Теперь в глазах боярина, Фёдора Алексеевича, плавала, прямо купалась надежда и стояли слёзы. Он ничего не сказал Гермогену, лишь крепко сжал его руку, чуть ниже локтя.