Простите кота-воришку
Стыдно признаться, но я мелкий воришка. Утешает лишь то, что после грозной выволочки за очередную кражонку кто-нибудь из домочадцев непременно меня оправдает, сказав, что все коты по природе своей жулики.
Мне было трудно понять, кто такие эти самые жулики. Я знал только тех, кого иногда посылали к Лоле из мургийского клуба, или тех, кто привозил бабушку, когда она, погостив в Катадьяно у своей кузины Рафаэлы, возвращалась домой. Теперь я знаю, что жулик и воришка означают одно и то же. По крайней мере, в нашем доме.
Я не раз давал себе слово не гадить под стулом в углу столовой, между буфетом и большим окном на террасу, и не совершать ночных вылазок на кухню в надежде запустить зубы в лоток с мясом, который Бегония-мать с вечера достает из морозилки, чтобы утром приготовить еду. Я отлично понимаю, что и в том, и в другом случае поступаю скверно: негоже злоупотреблять людским доверием и грызть мясо, равно как и нагружать их излишней работой по уборке куч под стулом тоже не след.
Я, безусловно, виноват, и все же не совсем: есть нечто, что подзуживает меня, и это нечто сильнее моих добрых побуждений. Помнится, как-то раз Уксия, тогда еще совсем кроха, получив от матери взбучку, сказала:
- Я хочу быть хорошей, но меня будто заставляет кто-то быть плохой.
С тех пор я повторяю ее слова, когда меня ругают за какой-нибудь из жульнических подвигов, потому что Уксия права. Это и самом деле так. Меня притягивает запах, исходящий из-под стула в углу столовой, а когда я подхожу, моя задница мигом облегчается, и уже ничего не исправить.
А с кухней дела обстоят еще хуже. Я бревном валяюсь на кровати, в ногах Мичу, и дрыхну без задних лап, но неожиданно прямо во сне мой нос чует нежнейший аромат, и вот я, полусонный, плетусь к кухонной раковине, и что же? Мой нос не ошибся: я натыкаюсь на великолепнейший кусок мяса в фольге или пластиковом лотке с крышкой, который издевательски подначивает: “ Ну давай, съешь меня, съешь”. Я не съедаю кусок, но несколько раз впиваюсь в него зубами, и неважно, голоден я или сыт. Это хуже всего, поскольку мне грех жаловаться: я живу припеваючи, катаюсь как сыр в масле, и кормят меня до отвала. Но, пребывая во власти сна, я как киношный марсианин, пару раз кусаю мясо без особой пользы и возвращаюсь в постель. А что еще мне делать?
По здравом размышлении у домочадцев есть множество причин, чтобы задать мне отменную трепку, но, надо признать, я большой везунчик: если кто-то собирается намылить мне шею, всегда находится защитник. Как правило, это Уксия, мечтающая стать ветеринаром и с честью отстаивающая свой статус народного защитника животных... хотя, мне кажется, ветеринарии она изменила и теперь грезит биологией.
- Бедненький ты мой! – ласково говорит она мне и, обращаясь к остальным, добавляет назидательно: – Если вы его побьете, он не поймет за что.
Ясный перец, я помалкиваю и пускаю все на самотек, хотя сейчас, похоже, понимаю, почему они злятся. Когда меня бранят или грозят мне пальцем, я прикидываюсь несмышленой невинной овечкой и ошарашенно смотрю на них, будто спрашивая: “ну за что вы меня так ругаете?” И это прокатывает: что бы там они не говорили, все равно соглашаются с моей защитницей.
Правда, я, со своей стороны, тоже из кожи вон лезу, чтобы загладить вину. Даже цирковые представления устраиваю, чтобы посмотреть, вернул ли я себе их пошатнувшееся из-за моих проказ расположение. Сначала я несколько секунд внимательно разглядываю собственный хвост, а, убедившись, что все за мной наблюдают, принимаюсь прыгать и скакать, стараясь ухватить кончик хвоста зубами. Подозреваю, что зрелище это весьма забавное, поскольку все хохочут, позабыв, что ночью я по-воровски, украдкой грыз мясо, приготовленное для варки или жарки, или оставил в углу столовой кучу дерьмишка под стулом.
Мне хотелось бы покончить с пиратством, но я не знаю как. После каждого преступления я преисполняюсь самыми светлыми намерениями, и мне горько сознавать, что домочадцы правы, когда сердятся на меня: у них есть на то причины, а мне никак не удается избавиться от гипнотического сна и моей слабости до того, как заправила, который злится больше всех, не огреет меня тапкой по спине.