Вспомнилось вот

Заглянул раз к Веньке Либерману, а дома один отец его. Я уходить, а старик зайди да зайди в квартиру. Я отнекиваться - он ни в какую...

Ну, что ты будешь делать? Зашел.

Усадил он меня за стол, чаю принес, бубликов... В общем, обустроил вначале чин чинарем общение наше и, только когда чаепитие началось, вежливо осведомился:

- Венечка говорил, будто вы собрались зарабатывать себе на жизнь мастером на заводе?

Я кивнул, так и есть-де.

Венькин родитель тут округляет глаза и словно в камень преображается. Точь в точь как ребенок, узнавший вдруг, что детей не находят в капусте, а появляются они от того, что папа с мамой… Ну, в общем, сами знаете чем занимались.

От неожиданности я тоже замер с чашкой в руке. А старик всплескивает по-бабьи руками и с чувством вопрошает:

- Как можно?! Зачем вам нужен рабочий класс с его низменными инстинктами?! Вы интеллигентный человек. Только что окончили институт. Найдите себе возвышенное занятие.

- С чего-то надо начать, - возразил я и ведь вроде бы резонно.

Но Либерман словно не услышал, покачал горестно головой и говорит скорбно:

- Смотрю на вас, и что я вижу? Грустную историю…

Тут мне стукает узнать, чем лично он на жизнь себе промышляет, и довольно нахально спрашиваю:

- Сами вы кем работаете?

Венькин отец приосанился, вроде даже раздался в теле и с достоинством проронил:

- Я – фотограф. Тружусь в небольшом ателье, но, знаете ли, стараюсь всегда делать исключительно художественные работы. Так что, если хотите иметь на память свое изображение, милости просим.

«Эк, близко к сердцу человек профессию свою принимает», - иронично хмыкнул я, само собой, про себя.

Внешне, конечно, сдвинул брови и для пущей убедительности покивал маленько, согласен-де.

Как вам такая беседа?!

Лично меня повеселила ее прям-таки кондовая косность. Да и протекал наш диалог тоже примечательно: неспешно и обстоятельно. Ни дать ни взять, светский обмен мнениями. Разве что интонации были разные: у Либермана заботливо отеческие, у меня бесшабашно куражливые.

Не знаю, сколь б долго длились эти куртуазные тары-бары, не прерви их Венька своим приходом.

На чаепитии тут же был поставлен крест, а через минуту и вовсе младший Либерман и я оказались на улице, собираясь не далее чем этим вечером потуситься в одной развеселой компании.

По дороге я не преминул передать в иронической форме свой разговор со старым Либерманом, уверенный на все сто, что Венька, у которого цинизм временами зашкаливал, посмеется вместе со мной.

Как бы не так!

Лицо Вени враз посуровело. Он развернул плечи и как бы взглянул на меня сверху вниз при том, что мы были примерно одного роста, а потом, перебив на полуслове, рассудительно и веско уронил:

- Не стоит между друзьями зубоскалить над их родителями, а то друзья ненароком обидеться могут.

Эк, он отбрил меня. 

От неожиданности я опешил слегонца, а затем, как пить дать, вспылил бы, не впади нежданно в задумчивость.

Ловко ведь как получается: отец Веньки гордится профессией, его сын родителем…

А я…

Короче, понятно стало: как ни крути, а пора самому мне обзавестись какой-никакой точкой опоры в жизни.

Пофигизм неуместен здесь. Иначе возьмет он и совсем уж боком однажды выйдет…

До сих пор вот теперь ищу точку эту.