вряд ли наш`лся бы желающий добровольно и надолго поселиться в реанимации.
Она вдруг поняла: Иван очень голоден, не решила, а именно поняла. Далее последовали: предложения, просьбы, уговоры, угрозы направленные на то чтобы Иван поел, голодный ведь. Иван поначалу отказывался, требовал самогонки без которой, по его словам, любая еда ни что иное, как сплошной яд.
Марья, как и любая другая женщина, обладающая неисчерпаемыми запасами хитрости и коварства, будучи уверенной что мужик, он вообще сродни ребенку, а больной мужик, так почти что сумасшедший, один в один, и спорить с ним бесполезно, решила проблему просто.
Выставив на стол привезенную снедь Марья пригласила соседей по палате перекусить, сказав что всё свежее, домашнее и никакое там не сублимированное. Травматологические собраться, в отличие от Ивана, тут же поддались на уговоры и с удовольствием принялись за внеплановый обед. А Ивану, дабы не выглядеть отщепенцем в коллективе, ничего не оставалось делать как присоединиться. Всё–таки коллектив – мощная штука.
На самом деле Ивану было совсем не до еды, всё–таки, можно сказать, только что всего переломали, какой тут аппетит. Но Иван не был бы самим собой, если бы и здесь, в силу своей паразитской натуры, не отчебучил чего–нибудь.
Он заявил, что есть будет, но только вместе с Марьей, потому как подозревает: еда вся специально отравлена, а соседей по палате ей не жалко. Скажи он это Марье при других обстоятельствах, то, да что там последствия, последствия как раз представить не сложно. Гораздо сложнее было бы представить себе картину целиком, во всех красках, тут далеко не у всякого хватит фантазии.
Так что пришлось Марье Ивана кормить и самой поесть. Она–то как раз и была голодна, просто забыла об этом, а Иван видимо помнил или догадывался. Поев, он попросил компота. Компота не было и Марья, сбегав в больничный ларёк, принесла ему несколько коробок сока, которым и напоила этого вредного и капризного паразита. Так что принцип, отдаленно напоминающий не всегда срабатывающее, но часто применяемое: «за маму, за папу» сработал.
Ивану на самом деле не хотелось есть, не до того ему сейчас было. А капризничал он, и то слегка, потому что ему было очень приятно то, как Марья о нём заботится.
А Марья, хлопоча и пытаясь накормить Ивана, можно сказать, совсем успокоилась. Успокоилась не потому, что руки заняты, а голова им помогает и ни о чём другом думать не может, а потому что все эти хлопоты были ни чем иным как присущей почти каждой женщине потребности в заботе о своем мужчине, пусть в мелочах, но всё равно заботе.
Вот оно как бывает: вроде бы и живут рядом, а заботится друг о друге только в больнице получается. Не проще ли этим каждый день заниматься, дома и без гипса?
***
Рассказ Марьи был подобен детским кубикам с картинками разбросанным на столе. Для того, чтобы получилось целое их надо было собрать до кучи, каждый развернуть нужной стороной и сложить вместе. Тогда и получилась бы более–менее понятная картина произошедшего. Так что, по ходу рассказа дяде Саше пришлось «играть в кубики», чтобы понять, что же произошло с Иваном?
В больнице Марья уже совсем было успокоилась: Иван, хоть и загипсованный, был вот он, перед глазами, никуда пропадать или же попадать опять куда–либо не собирался, и это успокаивало. Но пришло время уходить. Марью, можно сказать, просто выгнали сказав, что начинаются процедуры и вообще, для посещений существуют определенные часы. Так что сейчас здесь находится нельзя, а завтра, в положенное время, пусть приезжает и любуется на своего Ивана сколько захочет, никто ей слова поперёк не скажет.
Ничего не поделаешь, Марья, переписав на листок бумаги всё что необходимо из лекарств, отправилась сначала всё это покупать, а потом уже домой.
И вот тут–то всё началось по новой. Когда Иван был, так сказать, в зоне видимости и досягаемости, всё было почти нормально. Неизвестность отступила, вместе с ней отступили паника и переживания за здоровье Ивана.
Но стоило Марье выйти из больницы, как всё вернулось. В голове опять закружилась карусель опасений и чёрных мыслей. И если на улице, и в маршрутке она держала себя в руках, может быть просто–напросто не могла определить на кого конкретно вывалить свои переживания по поводу случившегося и отругать за всё, то придя к дяде Саше, жертва была определена и разумеется, это был дядя Саша. Хоть и ненамеренно, но дядя Саша был определён на роль громоотвода, потому что они приятели с Иваном, потому что самогонку пьют вместе и потому что тоже неженатый, а значит одного поля ягода.
Но дядя Саша оказался хитрее и приведя Марью в чувство её же самогонкой тем самым отвёл от себя весь этот эмоциональный ураган, который оставив после себя в виде последствий хоть и бестолковый, но всё-таки рассказ о произошедшем, улетел неизвестно куда.
***
– Ну и что ревёшь? – выслушав рассказ Марьи спросил дядя Саша. – Самое главное, живой. А кости, кости срастутся, лучше новых будут.
– Правда? – Марья смотрела на дядю Сашу так как будто именно он только что вышел из операционной и устало произнес: «Будет жить».
– Конечно правда. – подтвердил дядя Саша. – А вообще–то, Марья, давно пора вам пожениться. Получается, всю деревню смешите, а сами мучаетесь.
– Так он же, паразит, замуж–то не зовёт, а мне навязываться вроде бы как и неудобно, я же женщина.
– Дура ты, а не женщина.
– Почему это я дура? – обсуждаемая и по всей видимости столь злободневная для Марьи тема окончательно вернула её из мира истерик и слез в мир наш, грешный.
– Потому что понять не можешь, – продолжал дядя Саша. – Иван боится, что ты ему откажешь вот и довольствуется тем, что есть.
– Я?! Откажу?! – Марья аж привстала от услышанного. – Во паразит что удумал! Да я согласная, пусть хоть намекнет!
– Похоже он и намекнуть боится, так что Марья бери дело в свои руки, иначе есть шанс, что уведут мужика, уведут.
Наверняка Марья уже думала, и думала не раз, что в один прекрасный день (какой же он к чертям прекрасный?!), какая–нибудь стерва, что понаглее, уведёт Ивана и останется Марья опять одна. Она–то и самогонку гнала для него, а вовсе не на продажу, денег ей и без самогонки хватало.
Вот ведь какова женская логика! Не сказать что она странная, странной логика не бывает. Странным бывает сумасшествие, потому как логике непонятное. Здесь же всё дело в изобретательности.
Для того, чтобы не отпускать от себя Ивана Марья гнала для него самогонку, но как и любая другая женщина была противницей того, чтобы её мужик пил.
Конечно же, состояние чтобы не пил вообще, в мужеской природе явление редкое и труднодостижимое. Наш мужик не пьёт разве что из–за какой–нибудь болезни, а если не пьёт сам, добровольно, то это даже не то чтобы редкость, такого просто не бывает, потому что не должно быть такого.
Вот и приходится женщине «тащить этот крест» с тем, чтобы её мужик, если уж и пил, то пил бы разумно и в меру, а не вёдрами и каждый день. Стоит сказать, что очень даже многим женщинам это удается, и не при помощи скандалов, скандалы это как раз рецепт для тех кто дуры набитые.
Настоящая женщина, а настоящая женщина дурой быть не может сделает так, что мужик её будет пить в меру, но будет уверен, он это делает так по собственной воле, а не по хотению жены. Стоит сказать, рецепт этого у каждой женщины свой, иногда прямо противоположный другому рецепту.
Так и Марья, держа посредством самогонки Ивана подле себя и никуда не отпуская, умудрялась делать так, чтобы Иван, не говоря уж о том чтобы превратился в алкоголика, а вообще, пил очень и очень умеренно. И, о чудо, у неё это получалось! А вы про каких–то там скачущих лошадей и про какие–то горящие избы говорите, это всё мелочи, раз плюнуть.
Но получалось, их отношения как бы застыли на одном месте. Время от времени что Марье, что Ивану, кто желая дать добрый совет, а кто и с издевкой, говорили, мол, жениться вам надо и не мучиться. Но Иван на эту тему разговоров не заводил и Марья тоже не решалась, вот так и жили.
Не сказать чтобы Марья не видела, Иван к ней неравнодушен, но то,что Иван просто боясь отказа не решался сделать Марье предложение было для неё откровением.
***
Услышав это от дяди Саши Марья вдруг поняла: надо всё делать самой. Вот так вот, вперемешку, расположились карты и звезды: он хочет, но боится, могут увести, да ещё и в больницу попал, паразит. Всё это для Марьи сложилось в только ей понятную картину и она решила действовать, а то и вправду, чего доброго, уведут, этого Марья боялась больше всего.
– Ну паразит, пусть только на ноги встанет, – видимо Марья отбросила все условности и прочую ерунду и была готова, как в том анекдоте, пожать льву лапу. – я ему устрою!
– Ну, ты сильно–то не устраивай, – усмехнулся дядя Саша. – а то он опять в больницу угодит.
– Да это я так. – Марья испугалась слова больница, – Люблю я его Саш, ой как люблю.
– Вот и спасай свою любовь, тем более что сам он спасаться боится. – дядя Саша начал подозревать, что в нём погиб великий сводник. – Если твое, то должно дома находиться, под присмотром, а не шляться где попало. Согласна со мной?
– Согласна, Саш, ой как согласна.
О своём, не проявившем себя таланте сводника, дядя Саша подумал потому что сам находился приблизительно в такой же ситуации, ну разве что в больнице переломанный не лежал.
«Интересно, а что бы сделала Ольга, если бы я попал в больницу? – подумал дядя Саша».
Ситуация у дяди Саши была не приблизительно такая, а ещё хуже. Никакой помощи со стороны он не хотел, предпочитал всё сделать сам, но то что Ольга жила в Лесу, а он в деревне, казалось ему проблемой проблем, и что с этим делать он пока не знал.
Марья окончательно успокоилась, теперь она знала что ей надлежит делать, а как, она об этом не задумывалась, мол, ситуация подскажет как. И как будто прочитав мыли дяди Саши, а может быть решив отблагодарить его той же монетой, спросила:
– А сам–то что? Сколько можно одному–то?
– Да старый я уже, помирать скоро… – попытался отшутиться дядя Саша.
– Старый он. – продолжала Марья. – Чепуху не городи. У меня в городе есть знакомая, у неё сестра есть, очень хорошая женщина, тоже одинокая.
И Марья принялась рассказывать о сестре знакомой да в таких красках и подробностях, будто они прожили вместе много лет. Вот она, женская благодарность, сама утвердилась в своих надеждах и желаниях, значит и поддержавшего её надо туда же затащить, ну и дела.
– Марья, ты особо–то не того. – запротестовал дядя Саша. – Я сам как–нибудь справлюсь, если приспичит.
– А что, приспичило?
– Ты за кого замуж собралась, за Ивана или за меня?
– Ладно, не буду. – примирительно сказала Марья. – Не поймёшь вас, мужиков.
Вдруг она засобиралась домой, наверное вспомнила что Иван лежит там весь больной и, несмотря на забитый холодильник, конечно же голодный. И ухода, и пригляда за ним нет никакого. Поэтому надо сегодня приготовить ему поесть домашнего, в больницах отравой кормят, а завтра ехать: кормить, ухаживать, и чтоб на глазах был, паразит. Вот только интересно, больничный холодильник выдержит второй визит Марьи?
– Ты к Ивану завтра поедешь? – спросил дядя Саша.
– Конечно поеду. – Марья была удивлена вопросу, словно
