молодые! — развеселился Витя.
— Баламут! — воскликнула Катя, и все засмеялись и чокались.
Женя залпом со страху осушил весь бокал, приготовившись к главному.
— Милая Катя! — робко начал Женя. — Дорогая Наталья Алексеевна! Друг мой Витя! Мне тяжело говорить в такой час!
— Давай, не тяни резину! — выкрикнул Витя.
— Помолчи сынок, — попросила мама.
— Катя, ты знаешь, что я влюблен в тебя еще в школе. Идет война, умирают люди! Каждый час, враг подвергает нас опасности и смерти. Что же ждать, дать врагу ликовать злорадствовать и скалиться? Не бывать этому! Я прошу твоей руки! Будь моей женой! Я буду тебя любить, невзирая на голод и смерть.
— Даже я лучше не сказал бы! Я согласен! — сказал Витя и допил свой бокал.
Наталья Алексеевна одернула сына за рукав.
Катя опустила глаза, снова покраснела и сказала:
— Я согласна!
Наталья Алексеевна заплакала.
— Жених, а теперь поцелуйте невесту! — улыбнулся Витя.
— Тебя не спросили! — фыркнула Катя, но было видно, что она счастлива.
Расставаясь на лестничной площадке, Женя попросил разрешения поцеловать бедующую жену.
Катя улыбнулась и сама прильнула к губам избранника. А, завтра не откладывая решили идти расписаться, чтобы теперь никогда не расставаться. А Витя предусмотрительно спрятал оставшиеся вино, для празднования свадьбы. Пусть это и будет в голодном блокадном Ленинграде, это неважно и на войне есть и должно быть место любви, чтобы человек оставался человеком, ведь самое страшное на войне это никогда погибает человек, а когда в сердце человека гибнет светлое.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Блокадный Ленинград просыпался рано, чтобы занять очередь в булочную. Самое драгоценное у блокадников это были карточки на хлеб. Светлана проснулась в пять утра и стала собираться за хлебом. Разбудила мать, чтобы взять карточки семьи, которые она отдала ей прежде, когда без сил вчера лежала над мертвым ребенком, а потом шла хоронить ребенка, и ей было не до карточек, и за хлебом ходила мать.
Старая женщина достала и отдала.
Светлана взяла карточки посмотрела внимательно и содрогнулась.
Почти все пайки на хлеб на месяц вперёд были срезаны.
— Мама! — не своим голосом прокричала Светлана. — Мама, карточки срезали! Украли! Ты убила нас мама!
Клавдия побледнела, сердце у нее резануло, словно ножом она стала хвать воздух ртом и через час в бреду умерла от сердечного приступа. Светлана не знала, что мать умерла и бежала в булочную.
— Украли, карточки обрезали! Вчера утром! Пропустите без очереди! Я только узнать! — плакала в очереди отчаявшиеся женщина.
Очередь расступилась, все понимали, что случилось страшное.
— Вы? Это вы? Как вы могли? У меня только ребенок умер, еще двое осталось! — накинулась Светлана на молодую продавщицу.
— Нет! Я не знаю! — испугалась продавец.
— Вы вчера нам карточки обрезали, сверх нормы! Украли! Убили! Зарезали!
— Я не работала, вчера! Не моя смена была!
— А кто работал?
— Валентина Михайловна!
— Где она?
— Не знаю! Она уволилась по состоянию здоровья!
Светлана опустилась на землю и зарыдала в гробовом молчанье толпы, и горько плача пошла домой, где ее ждала мертвая мать.
— Постойте женщина, — догнал Светлану какой — то мужчина и отдал ей свою рабочею норму хлеба и, не дожидаясь благодарности, ушел, как появился.
Наталья Алексеевна стояла в очереди и плакала в месте со Светланой, как и многие женщины. Принесла домой хлеб и рассказала Кати о трагедии. В девять часов пришел Женя, чтобы идти расписываться. Проснулся Витя и увязался за сестрой.
— Наверно ЗАГС закрыт, — говорила Катя.
— От чего? — отвечал Женя.
— Да ну его к черту этот ваш ЗАГС! Ай да к дяде Юре! Он милиционер сочетает вас по военному времени.
— А можно? — засомневалась Катя.
— А почему нет? Идемте!
Дядя Юра встретил молодых людей соседей радушно.
— Ну, ты герой у нас Витя! Мы этого предателя в два счета разобрали, он оказывается не один.
— Так им и надо! Мы вот по какому вопросу. Вот, стало быть, моя сестра Катя!
— Известное дело первая красавица на улице!
Катя засмущалась.
— Это опустим! Они жениться хотят?
— Жениться! — удивился милиционер.
— Война! Каждый день на счету!
— Верно, говоришь! А здесь при чем?
— А что же вы не расписываете?
— Мы, только тех, кто на службе!
— И что? Надо помочь!
— А ЗАГС?
— А черт его знает! Не солидно как это. Война и в ЗАГС! Состарятся, потом ничего будет вспомнить. Помогите!
— Хорошо! Идемте в мой кабинет.
Ребята прошли. Дядя Юра достал бланк записал фамилию и имена молодых, написал, что следует, поставил печать и поздравил жениха и невесту. И вручил Кате документ.
Ребята на седьмом небе от счастья возвращались домой, пусть и голодные и обессиленные. Столько было планов, столько было надежд, только бы победить, поскорее мирное время, но до мирного времени были еще целые и страшные годы, и на улице кутаясь с головы до ног, словно безжизненные тени шли голодные умирающие люди. Получив хлеб, торопились в холодные квартиры, чтобы согреть воду и кипятком запивать хлеб который скрипел на зубах и был на вкус боли. Съесть и забыться и поверить чуду.
Но война как проклятая бомба, которая одного накрывала с головой и убивала и калечила, а кого-то щадила, словно поселилась в доме и жизни Светланы. И Петрова нашла мать мертвой. Она не заплакала, а только села обняла мать и так просидела час кряду. Соседка по дому села с ней рядом и тоже молчала. Ее сынок Степа лежал слабенький на кровати и тихо шевелил ручками, когда его щекотали за пяточки дети Светланы. Им было весело от нового жильца. Они, почему то не спрашивали, что случилось с бабушкой, куда подевались их брат с сестрой, словно все понимали и не хотели расстраивать мать. Дети словно повзрослели от голода, беды и войны.
Вдруг маленький Даня замер. Кроха Степа больше не махал ручками и затих.
— Мама! Степа больше не хочет снами играть! — сказал Даня, все понял и заплакал.
Люба сначала оцепенела, но скоро бросилась к ребенку. Степа не подавал признаков жизни.
Мать закричала голосом как раненая самым страшным палачом — проклятой судьбой, таким кинжалом который вырвал у нее не просто ребенка, а душу. Она прижимала бездыханное тело сына и страшно стонала. Слез не было, только стон отчаянья. Дети заплакали и обнялись. И обнявшись, стали кричать. Светлана обхватила голову руками, не выдержала и упала в обморок.
Светлана очнулась от слез дочки и сына. Маленькие дети плакали, целовали мать и отказывались верить в самое страшное, что мама умерла. Светлана прижала их к груди. Оглянувшись, она увидела, что Любы и ее мертвого малыша в квартире нет, а у своих ног нашла карточки на хлеб Любины и Степы. Светлана поняла, что больше никогда не увидит Любы живой, что она больше отказывается жить. Жизнь без ребенка стало для нее теперь бессмысленно, но умирая, она оставляет надежду выжить ее детям.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Сославшись на болезни и голод, Валентина Михайловна перебирала дома свои сокровища, сотни карточек на хлеб которые она срезала в течение месяца. Пожаловаться на нее было уже не кому, потому что владельцы карточек уже умерли. Она была замужем, детей у нее не было. Муж был спекулянтом. Он просто не хотела умереть с голоду и хотела заработать, что деньги будут заработаны кровью других ни мужа, ни ее не смущала.
Муж Андрей вернулся с черного рынка и показал дорогие золотые часы.
— Выменял у простофиль, на шоколад, масло, сахар и вино!
— Дорого дал! — разозлилась жена.
— Дура, сто грамм чистого золота!
— Ладно тебе, я с работы уволилась!
— Ты что с ума сошла?
— Сам сбрендил! Меня еще немного и сцапали бы! А так у нас тридцать килограмм хлеба. Только обменять надо. Но это, что? Вот братец мой, что на дороге жизни! Они снова кото-то подговаривают. Вот развернемся!
— Опасно это! Они зигзаговцы!
— Обойдётся! А пока нашими карточками займемся!
— А как? По одной карточке замучаемся!
— Надо подкупить хлебом. Завтра пойдем на другой конец города, в какую-нибудь булочную. Попытаем удачу!
Но когда они пришли и предложили одной продавщицы выгодную сделку, обменять все карточки, из расчета что пять килограмм можно будет оставить, просчитались, продавщица, сказала, что приходите через два часа, а сама позвонила в милицию.
По вызову приехал Юрий Гаврилович. Он всю дорогу рассказывал шоферу про ребят, которых он сегодня женил.
— Если что, в ЗАГС пойду! Теперь у меня стаж!
Но когда на мести выяснил подробности вызова, сделался серьезным и решил брать жуликов с поличным, устроив засаду.
С тяжелыми мешками хлеба на санках довольные супруги собрались домой, когда их окружила милиция.
— Допрыгались сволочи! От жировали! — сказал Юрий Гаврилович и наставил пистолет.
Толстяк Андрей бросился бежать. Можно было легко догнать, но Юрий Гаврилович, не сожалея выстрелил.
При обыске на квартире Валентины Михайловны нашли много обручальных золотых колец и большие старинные золотые часы.
Возвращаясь со смены, Юрий Гаврилович встретил соседа Витю и рассказал о поимки спекулянтов и необыкновенных золотых часах.
— Ну, дела! — присвистнул Витя. — Так это наши часы!
— Как ваши?
— А так! Мы только вчера у этого толстяка спекулянта выменяли, на продукты, чтобы Катин день рождения справить!
— Хорошо, завтра зайди, верну вам часы обратно.
— Спасибо! Вот Женька не поверит! Это будет им с Катей свадебный подарок. Пойду, обрадую.
Витя прибежал и рассказал про часы и про все происшествие.
Женя улыбался, Катя мала, что поняла, молодые люди думали о другом. Им предстояла первая близость в жизни, и они были неловкими и не знали как себя надо вести.
— Да ну вас молодожены! — сделал вывод Витя и стал собираться тушить проклятые зажигалки.
Наталья Алексеевна предусмотрительно натопила комнату и ушла на ночь к соседям.
Женя робко держал Катю за руку и не знал с чего начать. Молодой человек боялся, что у него от голода просто не хватит сил и первая брачная ночь сорвется. Так и вышло, но первая брачная ночь не пропала в смысле самого главного. Пусть вздохи и страстные стоны не доносилась из комнаты, но Катя знала, что все будет хорошо, жизнь наладится, и обняла своего мужа и тихо попросила:
— Поцелуй меня! Просто пока поцелуй, а потом, скоро все у нас получиться!
— Хорошо! — отвечал Женя и нежно целовал самого желанного и любимого человека на свете.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Отдавший свой хлеб несчастной матери Светлане был заведующий отделом крупяных культур института растениеводства Дмитрий Сергеевич Иванов. Институт растениеводства стоял на Исаакиевской площади. Под охраной Дмитрия Сергеевича были бесценные сотни килограммов риса и пшеницы коллекции академика Вавилова. Ешь, не хочу! Но Иванов бывший участник первой мировой и гражданской войны никогда даже и не помышлял, чтобы взять пусть хоть одно зернышко. Многие виды зерновых уже и подавно не существовали и вымерли на планете. Но однажды из сотни зерен можно будет вырастить тысячи тонн, чтобы спасти миллионы и разменять одну жизнь на миллионы он не мог. Грусти, что он лишился сегодня хлеба, и до завтра будет голодным, не было. Придя на работу, он рассказал о случившемся лаборантке Эльвире и забыл. А в обед, заботливая Эльвира, разделив свой рабочий паек двести пятьдесят грамм поровну, принесла заведующему свой хлеб.
Дмитрий Сергеевич обнимал
