Исповедь перед Концом Света. 1961. Юрий Гагарин. Песочное 3. Клятва под дождём

потом ещё очень долго быть в одиночестве…

Этот мотив одиночества — в моём воображении обыгрывался всё чаще и всё основательнее…

…

Я успевал на даче много читать (наверное, когда шёл дождь). Книги мне тогда привозила — за что я ей должен быть чрезвычайно благодарен — из своей библиотеки Ижорского завода, где она работала, тётя Инна, когда ненадолго приезжала в свои выходные к нам на дачу… Помяни и благослови её Господь!..

Я запомнил только две книги из всех, что она мне привозила в то лето. Одна книга была про какую-то дореволюционную девочку-гимназистку, и показалась мне слишком скучной, и я её так и не дочитал... Зато вторая книга — стоила всех остальных...

Книгой, которую я запомнил на всю жизнь, стала небольшая книжка из серии ЖЗЛ про великого русского учёного-подвижника, биолога, антрополога, этнографа, географа, путешественника Николая Николаевича Миклухо-Маклая.

Личность этого человека произвела на меня потрясающее впечатление. Для папуасов он был — Мессия. И это — вполне по его заслугам!.. Я запомнил, как он, больной тропической лихорадкой, скрывая свою болезнь и слабость, принял участие в соревнованиях по бегу — и обогнал всех самых быстроногих папуасских юношей!.. Этот человек соответствовал моему Идеалу…

Я запомнил на всю жизнь его клятву:

«Тенго уна палабра! — Всегда держу своё слово!»…


Клятва под дождём

Я уже не помню, чем меня в тот раз так сильно, до глубочайшего нервного потрясения, обидели родители, кто именно и как (и, вероятно, это было в выходные, когда они приезжали на дачу, чтобы отпустить на сутки бабушку Веру). Я помню лишь, что сбежал от них, уже поздно вечером, и при уже приближающейся грозе, в лес…

Я шёл потом, возвращаясь, под проливным дождём, уже почти в темноте, по своей «Большой тундре», по своей «Индейской тропе», уже возвращаясь в посёлок, на нашу дачу...

Помню своё огромное, безысходное, переполнявшее меня всего, негодование — на весь этот взрослый гадкий, лживый, гнусный, недобрый, безжалостный, бесчувственный, бессердечный, несправедливый мир...

И я дал тогда свою страшную клятву:

МСТИТЬ ВСЕМ И ЗА ВСЁ!

И я трижды громко подтвердил её, сжимая над собой кулак:

«Тенго уна палабра!»...

Я тогда произнёс около пяти или семи клятв: сбежать из дома, стать свободным как непокорённый индеец и посвятить всю свою жизнь борьбе за Свободу и Справедливость…

Клятва была страшной. Я вложил в эти клятвенные слова всего себя, все силы своей подростковой души…

А такие клятвы — имеют огромную силу!..

Не знаю, был ли я тогда готов убивать — во имя осуществления своих идеалов. Во имя осуществления своей клятвы…

Хотя, кажется, был готов. Потому что хотел убить свою мать…


Я хотел убить свою мать

Желание убежать навсегда из дома и поселиться где-нибудь в лесу, жить как индеец или первобытный человек, зрело во мне всё сильнее. И я должен был стать свободным — чтобы отомстить! Отомстить за все унижения, которым я подвергался. И отомстить, прежде всего, матери…

Месть — это святое, и для индейцев, и для всех настоящих воинов, для всех свободных людей. Месть необходима для восстановления и торжества справедливости… Тогда я в этом не сомневался…

И я хотел убить свою мать… 

Я, 9-10-летний мальчишка, мечтал об этом — мечтал о том, что я когда-нибудь убью свою мать!..

Это была абсолютно детская, сказочная, фантастическая мечта — но это было не просто намерение, не просто желание, это была действительно такая мечта!

Я мечтал, что когда-нибудь смогу подкараулить мать где-нибудь у опушки леса — и застрелю её из лука.

Я мечтал об этом долго и абсолютно серьёзно, и старался это представить себе во всех подробностях…

И однажды я представил это себе особенно ярко… Я представлял, как мать, и с ней Люся, и, возможно, бабушка Валя, или ещё кто-то из наших родственниц или её подруг, в летний солнечный день поднимаются по Песчаному склону у нашей Чёрной речки — и подходят к опушке соснового леса, которая была для меня как бы границей между миром Цивилизации, где я бесправный раб — и миром Природы, где я свободен…

Я сижу у края леса в засаде, с луком и стрелами, и на мне — индейский боевой головной убор из птичьих перьев...

Мать — молодая, красивая, весёлая, одетая в лёгкое светлое платье… Они подходят ближе к опушке — и начинают собирать цветы…

И тут я улучаю момент — натягиваю тетиву, и — стреляю из своего лука в мать…

Я представлял себе, как моя стрела вонзается матери прямо в грудь. Она вскрикивает — и не столько от боли, сколько от огромнейшего удивления. В её глазах не только боль и ужас — но и огромный вопрос: «ЧТО ЭТО?!». Она не должна успеть понять, что это с ней сейчас произошло…

Я представлял себе, как она падает сначала на колени — и в её застывших глазах всё тот же страх, ужас и огромнейший вопрос: «ЧТО ЖЕ ЭТО?!». Потом она падает полностью на землю — и это всё. Она мертва. Её глаза закрыты. Закрыты навсегда…

…

И вот тогда я понял — что не сделаю этого. Что — нельзя этого делать! Нельзя убивать. Нельзя убивать не только свою мать — нельзя убивать ничью мать, нельзя убивать женщину, нельзя убивать человека…

Ведь она так и не поймёт — за что это ей? Даже если и попытаться ей успеть это как-то объяснить. Не поймёт. Взрослые люди не ведают, что творят, и моя мать в их числе. И какой смысл их так наказывать? Наказывать убийством? Наказывать смертью?..

Какое здесь может быть торжество правды и справедливости — если человек так и не поймёт, что нельзя обижать другого человека, никоим образом нельзя…

И какой смысл — если я отвечу злом на зло, насилием на насилие, обидой на обиду? Разве в мире от этого станет больше добра, больше правды, больше справедливости?..

И я отказался не только от желания отомстить матери — я отказался от идеи кому-то мстить вообще…

Я хотел просто — уйти как можно дальше от этого мира. Уйти — как можно дальше…

Хотя данные тобою клятвы — они никуда от тебя не уходят...

…

Я вспоминаю, как 17-летний Владимир Ульянов (в будущем — Ленин), после получения известия о казни старшего брата Александра, по воспоминаниям очевидцев, пребывал в совершенно шоковом состоянии, не замечал никого и ничего вокруг, и только время от времени повторял:

«Я отомщу!»...

Он отомстил...

По некоторым версиям биографии Ленина, он тогда не просто сказал матери (или ещё кому-то):

«Мы пойдём другим путём»…

ОН добавил к этому нечто более конкретное; а именно, он сказал:

«Мы пойдём путём Нечаева»… 

И я это волне допускаю…

Имел ли я в виду тогда, когда клялся, нечто кровавое?.. Сейчас уже трудно в точности вспомнить. Скорее всего, если что-то и имел, то в самом общем плане, и в самом высоком  романтическом и революционном духе. Имея в виду — нечто вроде необходимости продолжения ленинской коммунистической революции...

Искренняя сердечная клятва — действительно имеет великую силу. Я тогда подражал и Миклухо-Маклаю, и всем героическим личностям, «настоящим людям», кого только знал. И я действительно почувствовал тогда в себе этого будущего Настоящего Человека — каким я теперь обязательно должен был стать!..

«У меня есть Слово!»

Я тогда не знал, что именно таков точный перевод той клятвы, которой я клялся. И у меня действительно оказалось Слово…

А Слово и Бог — это ведь одно и то же… 

Господи, рассуди меня с миром сим!..

+ + +

2 сентября 1961 года мне исполнилось 10 лет.

И я тоже не помню, как его праздновал…

Иногда невольно думал: да хоть бы его и не было!..

Если не будет дня рождения — то не будет и дня смерти…


4-й «В» класс

1 сентября 1961 года я пошёл в 4-й класс. Нас соединили с бывшим 3-м «Г», который ликвидировали как класс. Учительницей стала Клавдия Георгиевна. Она была уже немолодая, строгая, властная, сталинского закала. С упорным, внимательным, пронизывающим взглядом. Её в классе уважали. Но я её боялся, вся душа сжималась под этим взглядом, когда на тебя смотрят как на тайного или потенциального «врага народа»…

…

Я подружился в этот год с Володей Борбицким и с Игорем  Загрядским, оба из бывшего 3-го «Г»…

Игорь Пасечник тоже был из 3-го «Г». Но с ним я познакомился позже…

Книги!.. Как много книг я тогда читал!.. Мои новые друзья — все очень любили читать. И это нас, конечно, очень сближало…

У Игоря Загрядского была хорошая библиотечка,  собранная его отцом. Конечно, он всегда давал мне из неё что-нибудь почитать. Помню «Копи царя Соломона»… Кажется, он же и посоветовал мне записаться в районную детскую библиотеку, которая как раз была тогда у них в доме, ютилась в глухом полуподвале. Но как там пахло книгами!..

Именно там мне дали издание Стивенсона, где были «Остров сокровищ» и «Чёрная стрела». 1-я вещь не произвела во мне слишком большого впечатления (как произвела когда-то впечатление на отца). Зато 2-я!.. Я перечёл её 3 или 4 раза, и очень долго продлевал эту книгу, не хотел сдавать… О, эта тайна травестизма!.. Эти шаманские игры!..

Самое светлое впечатление от этой «Чёрной стрелы» сохраняется у меня всю жизнь…

…

Из 3-го «Г», среди прочих учеников, к нам перешла и одна новая девочка: Лена Шептунова… Быть может, и нехорошо в этом признаваться: но она вытеснила из моего сердца Ларису Солдатову. И я этому даже не сопротивлялся!..

Вот почему так бывает в жизни?..

…

Приложение. Несколько цитат…

XXII-ой съезд КПСС. Программа построения Коммунизма

(октябрь 1961 года)

«И недалеко то время, когда под руководством партии, под знаменем марксизма-ленинизма советский народ построит коммунистическое общество... когда солнце коммунизма засияет над нашей землёй».

«Материалы XXII съезда КПСС», Москва, Госполитиздат, 1961, стр. 296.


«Построение коммунизма в СССР будет величайшей победой человечества за всю его многовековую историю. Каждый новый шаг к сияющим вершинам коммунизма воодушевляет трудящиеся массы всех стран, служит огромной моральной поддержкой в борьбе за освобождение всех народов от социального и национального гнёта, ускоряет торжество идей марксизма-ленинизма во всемирном масштабе»...

Стр. 427.


Партия уверена в том, что советские люди воспримут новую Программу КПСС как своё родное, кровное дело, как величайшую цель своей жизни и знамя всенародной борьбы за построение коммунизма...

ПОД ИСПЫТАННЫМ РУКОВОДСТВОМ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ, ПОД ЗНАМЕНЕМ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА СОВЕТСКИЙ НАРОД ПОСТРОИЛ СОЦИАЛИЗМ.

ПОД РУКОВОДСТВОМ ПАРТИИ, ПОД ЗНАМЕНЕМ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА СОВЕТСКИЙ НАРОЛ ПОСТРОИТ КОММУНИСТИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО.

ПАРТИЯ ТОРЖЕСТВЕННО ПРОВОЗГЛАШАЕТ: НЫНЕШНЕЕ ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ БУДЕТ ЖИТЬ ПРИ КОММУНИЗМЕ!

Стр. 428.

(отредактировано 5.4.2024)