поняли, - горько признался Сверчков, - не поэт я. Двух
строчек в рифму написать не смогу.
- А это? - не на шутку удивился Александр Сергеевич.
- Сам не знаю, как вышло, - говорил Павел Афанасьевич. - Думаю о
нем, а рука сама строки выводит. Страшный человек. Беда за ним
сильная идет. Всем нам. Кому, как не Вам, мог открыться. Другие
не поймут. Вас, просто, судьба послала. Прошу поверить.
- Верю, - неожиданно обнял его Александр Сергеевич, - Верю,
что поэт новый родился. Дорого бы дал, чтобы с таких строк начать.
Тем более пишите. Потом состязаться будем.
Но похвала мастера не возымела действия. Словно, не слышал
добрых слов Сверчков. Все тот же отрешенный взгляд с полной
безнадежностью.
- Насчет Онегина не беспокойтесь, - заверил Пушкин, - Я таких
знаю. Один гонор и ничего внутри. Совсем не опасен. Пакостник,
конечно, но не более того. Половина светского Петербурга только этим
и занимается, маясь скукой. С непривычки Вам страшно стало.
- А Вы привыкли, - вздохнул Павел Афанасьевич, - В том беда.
Тут он встряхнул головой, будто сбрасывая наваждение,
поблагодарил за критику с напутственными словами и убыл, обещая
навестить, не позже недели.
Но не приехал ни через неделю, ни через две. Не по себе стало
Александру Сергеевичу. Подружился со Сверчковым. Корил себя за то,
что позволил плохо думать о человеке, который первым протянул руку
в тяжкое время. Жалел, что отпустил тогда с недосказанностью
мыслей и чувств.
Через месяц навестил странный гость, представившийся
душеприказчиком Павла Афанасьевича.
- Что случилось? - спросил поэт.
- Погиб, - кратко ответил визитер. - Застрелился. В висок, из
пистолета. Отписал передать вам этот конверт.
Пушкин бережно принял то, что осталось от товарища, и отпустил
гостя. В конверте была знакомая рукопись с припиской на отдельном
листе: «Остановите его».
Как последняя просьба, в которой не может быть отказа.
Хорошо, Павел Афанасьевич, попытаюсь, - тихо подумал
Александр Сергеевич и сразу принялся за работу. Многое пришлось
переделать, усилить, раскрасить, наполнить иным смыслом. Не раз
одолевала усталость, хотелось все бросить. Но перо, просто, прирастало
к руке об одной мысли о Сверчкове.
Роман в стихах принес большой успех Пушкину, но немало
вопросов. В том числе, о личности рассказчика. Отшучивался, пряча
взгляд.
Чтобы не видели предательского блеска непрошеной слезы.
