Уходя -уходи, или бесконечный полёт бумеранга

« Сорокалетний житель города Перт (Австралия) во время купания в океане подвергся нападению двухметровой голубой акулы, более известной среди местных жителей под названием «акула-убийца» (два метра – это ещё детёныш. Взрослые особи легко зашкаливают за три). В результате мужчина получил серьёзные ранения, но вышел победителем из, казалось бы, безнадёжной схватки с этим подрастающим океанским чудовищем. Более того, истекая кровью, он смог завести свою машину и проехать более двадцати километров до ближайшей больницы, где ему была оказана экстренная медицинская помощь. Причём в больницу  он приехал не один, а с той самой акулой, которой в пылу схватки нанёс серьёзные ранения. В настоящее время здоровье мужчины не вызывает опасений, чего не скажешь об акуле, которая уже трети сутки находится под постоянным наблюдением врачей-реаниматологов и срочно доставленных из Канберры ветеринаров, специализирующихся по морским и океанским обитателям. Австралийская общественность пребывает в недоумении: так кто же с кем сражался, каковы шансы у акулы на благоприятный исход и вообще зачем он её спасал?»
- А действительно зачем? – задумчиво спросила Верёвкина Нюся. – А, Верёвкин? Ты как думаешь – зачем?
- Что? -  он то ли не понял, то ли не расслышал вопроса.
- Ты о чём спрашиваешь?
- Об акуле, - и показала на статью в газете. – Жалко.
- Себя пожалей, - хмыкнул он. – Хотя конечно. Она же не человек. Она с зубами. Ладно, мне пора. Пойду я.
- Да, конечно, - согласилась Нюся. – Иди.
- Что значит «конечно»? – повысил он голос, моментально заводясь. -  Ты опять? Да, я ухожу! Всё! Надоело! Мне, слава Богу, уже сорок три и мне есть куда уйти! Вот только ты-то с чем останешься? И с  кем?
- Чаю хочешь? – спросила Нюся и, не раскрывая рта, зевнула.
- Вот! – поднял он вверх указательный палец. Это было один из его любимых жестов: так вот назидательно воткнуть палец вверх. Этот жест нёс в себе  великое множество значений, от многозначительного сомнения до решительного утверждения. Сейчас он однозначно означал последнее.
- С тобой же нормально поговорить нельзя! Ты же сразу уходишь от серьёзного разговора! Ты же мамонт, Нюся! Доисторическое животное!
- Значит, не хочешь, - поняла она. – Зря. Я только сегодня пачку купила. «Брук бонд». Говорят, бодрит.
- А чего чаю-то? – зло загорелся Верёвкин, вызывающе блеснув глазами. – А давай шампанского, а? Простимся весело, как интеллигентные люди! У нас же оставалось шампанское, ещё с Нового Года! Я его тогда пробкой нарочно заткнул, чтобы газ не выветрился!
- Твоя пробка вылетела, а в бутылку тараканы залезли. И я вылила. В раковину.
-Да? – то ли растерялся, то ли расстроился он,  – Жаль. Значит, залезли и назюзюкались перед смертью. Досыта… -  и вдруг хихикнул несерьёзно. – Можно позавидовать: счастливые люди эти тараканы! Подохнуть от шампузы – это так изысканно! Прямо как в дешёвых романах!
- И шерстяные носки возьми, - напомнила Нюся. – А то передавали: завтра  похолодает. С северо-запада движется антициклон.
- Да,-  согласился он. – Каждый день этот циклон движется, движется… Куда движется?  Зачем? Кто его просит? А носки надо взять. Действительно. У меня в последнее время почему-то постоянно мёрзнут ноги. Ты их заштопала?
- Заштопала.
Она ушла в большую комнату и вернулась с носками.
- И к сапожнику зайди. Теперь уже должен был починить. Да и второй ботинок надо было сразу отдать. Пусть бы ещё шов поставил на подмётку. На этих ботинках самое слабое место – подмётки.
- Китай. Ширпотреб, - согласился Верёвкин. - Может, лучше новые купить?
- Купи. В новых на работу будешь ходить, а в этих – так, мало ли выйти куда. И вообще побольше гуляй. Помни о своём гемоглобине.
- Мама, отправьте меня в жёлтый дом, - простонал он, делая тоскливое лицо. – При чём тут мой гемоглобин? Я ухожу, поняла? На-сов-сем! Я если останусь, то завтра с ума сойду!
- Нет, с ума сходить не надо, - отрицательно качнула головой Нюся. – Но гулять – обязательно. А с ума ещё рано. Ещё успеется. Надо хотя бы пенсию заработать, - и уставилась в окно. А вот это была уже её любимая привычка: ни с того, ни с сего уставится туда, в окно и смотрит, смотрит, смотрит. На что смотрит? Чего разглядывает? Там же нет ничего, кроме старой помойки, новых качелей и драных котов, орущих так, как будто у них круглый год месяц май! Нет, ну совершенно невозможная женщина! Действительно мамонт! Выдержка как у спецназовца!
-Да, скоро осень, - сказала она, не отрываясь от окна. – А в Австралии осень бывает?
-А тебе не всё равно? – он попытался придать голосу грубый тон, но это ему не удалось. Верёвкин был человеком капризным, по-женски взбалмошным, порой совершенно непредсказуемым, но грубым - никогда. А как же? Воспитание! Благородные родители! Шиллера в подлиннике читали! С ума сойти!
- Наверно, бывает, - предположила она. – Осень везде бывает. Даже в Антарктиде. По телевизору говорили. Когда картошку поедем копать?
- Да, живут же некоторые… С акулами дерутся, в океане купаются… Кенгуру, крокодилы, бумеранги на лету. И, главное, обязательно возвращаются. Обязательно. Зачем? – и он брезгливо передёрнул плечами. – Летали бы себе и летали… Дикость какая… Всё не как у людей…. Ты что-то спросила?
- Да. Про картошку.
- Массовая копка пятого, - ответил он и, словно опомнившись, вскинул на неё глаза и чуть было опять не застонал.
- Какая картошка! Ты сама как картошка! Нет, это просто невыносимо!
- Интересное сравнение, - согласилась Нюся.
- Какое ещё сравнение?
- С картошкой.
- Интересней не бывает! – на этот раз его просто прорвало. – Нельзя же быть такой… совершенно бесчувственной! При чём тут картошка? Я ухожу! Или ты этого так и не можешь понять? Или не хочешь? Или ты вообще ничего не слышишь?
- Я понимаю, - кивнула она. – Уходишь. Чего тут  непонятного? Но картошка-то в чём виновата? Сажали, пололи, окучивали, жука собирали -  и что, теперь бросать? Жалко.
-Да, выкопать надо, - так же моментально, как завёлся, остыл он. – Как говорится, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, - и попытался улыбнуться. Улыбка получилась жалкой, лакейской, привычной. Он понял это и снова напрягся.
- Кстати, от картошки быстро вес прибавляется, - напомнила Нюся. –  Крахмал. А ты худеть хотел.
- Питание – интимное дело, - решительно возразил он. – А все эти диеты дурацкие – настоящее варварство! Грубое вмешательство в пищеварительный процесс! Я, пожалуй, ещё чашку возьму. Да, вот эту, для чая. Я к ней привык.
- И, если хочешь, ещё чайник заварочный, - добавила она. – Чего он без дела будет стоять? Я же чая мало пью.
- А я много, да! – он опять повысил голос. – И ты прекрасно знаешь, что пью из пакетиков. И что никогда в чайнике не завариваю! Это ты нарочно сейчас про чайник сказала, да? Чтобы  меня позлить?
- Это совершенно необязательно, - пожала плечами Нюся. – Я просто подумала, что он может тебе пригодиться.
- Всё! – сказал он и, хлопнув руками по коленям, решительно поднялся со стула. – Пошёл. Как говорится, жизнь моя – железная дорога, вечное движение вперёд! Счастливо оставаться.
- Про сапожника не забудь, - напомнила она. – А то он с двадцать пятого в отпуске.
- Ему платить?
-Нет, я уже. Только забрать.
- Жулик он, этот твой сапожник. Деньги берёт, а через неделю подмётки опять отваливаются. Наглец, каких поискать.
- Но других-то всё равно нету… - пожала она плечами.
- Вот так и живём. Жулья полно, а подмётки худые. Чао!

Он вышел на лестничную площадку, брезгливо покосился на шприцы, валявшиеся на полу и подоконнике между этажами (Верёвкин не любил наркоманов, совершенно справедливо считая их никчемными людьми и угрозой обществу), спустился вниз пешком (он не пользовался здешним лифтом, потому что однажды застрял в нём на целый час, и ведь ни одна скотина…), прилежно обошёл по периметру квадратный по форме двор ( а ведь мог бы запросто пересечь по диагонали, и за этот поступок его никто бы не осудил, потому что всем на его принципиальность было глубоко и безразлично наплевать) и вышел на всегда непозволительно шумный, непозволительно грязный и непозволительно бесцеремонный проспект имени товарища Фабрициуса (кто такой, этот Фабрициус, Верёвкин не знал и знать не хотел. Наверно, какой-нибудь вождь мирового значения.). После чего шумно вздохнул, поднял воротник своего демисезонного пальто и остановился на автобусной остановке, чтобы культурно дождаться автобуса, следующего по маршруту номер пять. Автобус через шесть остановок останавливался прямо напротив общежития, в котором Верёвкин имел угловую комнату номер двадцать восемь-бис на удобном третьем этаже. Он был предусмотрительным человеком, поэтому переехав в прошлом году к Нюсе, комнату не сдал, словно предчувствуя печальные последствия своей неудачной попытки в очередной раз наладить лично-семейную жизнь. Не получилось. Бывает. Не будем отчаиваться. Главное, жив, здоров, и не нужно платить никаких оскорбляющих чувство собственного достоинства алиментов.

- История с акулой-убийцей получила неожиданно широкий резонанс, - сказал теледиктор. Нюся обратила внимание: у диктора были большие и острые зубы, которыми он совершенно не стеснялся улыбаться.
- Австралийская общественность требует создать для лечения пострадавшей все необходимые условия… Инициативной группой открыт специальный расчётный счёт в «Австрэлиен-бэнк», на который  желающие могут  переводить денежные средства… Журналисты уже окрестили несчастную пострадавшую «малюткой Дэнси» по аналогии с названием залива, в районе которого и произошла эта ужасная трагедия… По словам одного из видных членов парламента, не пожелавшего обнародовать своё имя, ситуация, случившаяся с несчастным животным, будет вынесена на очередное заседание подкомиссии по охране окружающей среды….И вот только что мировые телеграфные агентства передали экстренное сообщение: в результате грубейшей хирургической ошибки «малютка Дэнси» потеряла зрение. У госпиталя  в эти минуты проходит бурный митинг, на который, по разным данным, собралось от трёх до пяти тысяч человек. Общественность возмущена и требует привлечь горе-эскулапов к уголовной ответственности за непрофессионализм и халатное исполнение своих  служебных обязанностей. Сразу после сообщения о потере зрения целевой счёт движения «Спасти малютку  Дэнси» в  «Австэлиен Бэнк» вырос в пять раз, и теперь активисты движения планируют  на собранные средства построить для несчастной малютки персональный аква-парк, так как теперь она не сможет спокойно и безопасно жить в открытом океане, потому что в этом случае рискует стать лёгкой добычей океанских хищников, самым страшным, самым коварным и самым безжалостным из которых является, конечно же, сам человек.
Носки забыл взять, подумала Нюся, взглянув на стул. Она поднялась и положила их назад, на среднюю полку. Ещё пригодятся. Не будет же Верёвкин всю осень и всю зиму ходить в одних хлопчатобумажных! Так и до простуды недалеко, а он ведь такой неприспособленный к самостоятельной жизни!

На следующий день Нюся перевела в «Австрэлиен Бэнк» сто долларов. Она хотела перевести больше, но по пути на почту ей попался обувной магазин, и она купила Верёвкину шикарные зимние ботинки из кожи кенгуру.