Tabula rasa
На золотистом коне, барон Морти де Ридо несся уже третий день, через поля и по дорогам, вдоль реки... Заляпанный грязью, барон спешит в свои земли, где неделю назад враг овладел замком Дже, что у самой границы с ныне враждебным — Северным королевством.
Конь харкает кровавой пеной, пачкает ливрею, руки всадника, охваченного тревогой, и не замечающего ничего кроме мыслей; барон не был в настоящем, он уже далеко в будущем — там, у Дже, поражает врагов правдой, принимая удары на щит справедливости; мысли барона неудержимы, но конь издыхает.
Солнце в зените, Морти, обессиленный лежит у реки, ноги в воде; редкие облака никак не лепятся воображением в образы...
"Если бы я мог стать пузырьком в этой реке...— думал барон.— Через полдня меня принесло бы к уделу Чейза..." — рядом сели птицы, таращатся на Морти; ветер за спиной тревожит кусты, прикрывшие сдохшего, любимого коня барона.
Мокрый песок совсем нагрелся под Морти, и он перекатился на живот, уткнувшись в горькие водоросли.
"Если б я мог стать камешком в этой реке; — думал барон,— там за порогами, бурное течение вынесло бы меня к землям Ричарда Чейза..."
Птица припрыгнула к Морти.
"О чем ты думаешь, пташка? — думал барон.— Ни о чем? У тебя наверное, есть только желания... Впрочем, эти три дня я живу так же, как ты, летучая тварь..."
Стоило лишь начаться войне,— король тут же отобрал ленные владения своих вассалов. Он сказал: "Вы разжирели и забыли что такое боевая доблесть. Ваши члены размякли, а ум разленился. Докажите обратное, и получите свои земли. Идите и отбейте их у своей немощи".
Только к вечеру Морти сумел взять себя в руки; он пошел вниз по реке, к деревеньке Ул. Там, вечером следующего дня, он купит за пару своих лучших колец с рубинами — лучшего коня, которого только видел в своей жизни,— пегого красавца Ула.
Владения Морти лежат прямо за узкой полосой земель Ричарда Чейза. Прибыв в свой городок — Плувон, где почти всегда льет дождь, Морти узнал что разбушевавшиеся северяне подогнули под себя почти все города и поселки в его землях.
В замке, барон не сдерживал эмоции; ураганные ветры чувственности метались по коридорам и залам, рвали боязливую покорность судьбе, и вселяли ужас перемен, которые Морти обещал уже тем — что он здесь. Он смеялся и плакал, приказывал отсечь челяди головы, потом отменял "свою глупость..." — как сам говорил.
Замок Плу огромен. Шесть башен, три крепостные стены, рвы, пятьдесят изысканно убранных комнат; в нишах статуи, под лестницами, в медных горшках — растут заморские растения, а диковинным птицам, привезенным из тропиков,— дозволено летать повсюду. Но, все это привносит еще больше томности, словно впитывает свет и легкость простоты, источает вязкий запах роскоши, пропитывающий всё и вся.
Эхо здесь, кажется живо́ и самобытно, особенно когда резвится в коридорах и под потолком центральной залы, из коей ведут сразу десять анфилад.
Морти носился как угорелый, и, казалось, всюду успевал.
— Где барон? — спрашивал прево у слуги, а голос Морти тут как тут, вылетает эхом — сразу из двух коридоров. Морти не стал говорить своему прево Генри Лао, об ордонансе короля лишающем вассалов земель. Барон пригласил Генри к ужину.
Усадили его напротив Морти, за десятиметровым трапезным столом. Перед носом барона — самые разные яства, прево же, довольствуется лишь кубком воды. Трапезная освещена десятком светильников, а у входа пара чадящих факелов. Холодный пол, влажные стены, понурая прислуга, унылая атмосфера. Всё тяжело, и приборы и стул, будто сдавливает.
"Только один вопрос Генри! Один!..— кричал Морти.— Сколько людей вы соберете до рассвета?"
Голос его, грубый как боевой топор ветерана, но такой же острый, пронизывающий, а взгляд у барона, как у лучника, готового спустить тетиву.
Генри Лао приходится кричать: "Мой сир, думаю не больше пары тысяч..."
Полнотелый прево задрожал, глаза забегали, он боится что и ему Морти прикажет надеть кольчугу.
Они сидели в трапезной до глубокой ночи. Барон всё думал, да просил вина; иногда кидал кубок в прево, для которого сейчас — борьба со сном — стала чем-то вроде вассального долга. Генри уже готов стать в ряды пехоты, лишь бы Морти отпустил поспать.
Удивительно, но барон не пьянел, разве что самую малость.
— Тяжелое время, Генри!..— наконец заговорил Морти.— Король обезумел, враги бешеные, а мои люди — слюнтяи и боягузы! Стыд и срам!
Прево лишь сглотнул.
— Нет Генри, это даже не тяжелые, а отчаянные времена! Требующие таких же, Генри, таких же отчаянных действий!
Морти улыбнулся, даже не замечая этого. Небритый, исполосованный шрамами, шатающийся, он сам сейчас — походил на безумца, и прево стало еще страшнее. Генри не знал что ответить, как относиться к баронским выходкам.
— Повелеваю тебе Генри Лао! До рассвета собери мне всех кто может нести меч и свою голову!
Выходя из трапезной, Морти кричал: "Собирайтесь отродья! Мы идем на войну!.. Вина мне! И меч!.."
2
Детский плач, роптания стариков, стоны, грохот оружия, бряцанье кольчуг, звон шлемов, скрип телег... Занялся рассвет, проснулись птицы, затрепетали верхушки деревьев.
Десять тысяч человек, сонные, полунагие, озлобленные — толпятся в поле у замка Плу. В этой полутьме все кажутся одинаковыми, серыми, даже барон Морти де Ридо на коне, объезжающий толпу, по виду словно листья, носимые ноябрьским ветром.
Коннетабль барона, Джоар Аор — красный от негодования, "Эти идиоты...— возмущался он,— ни черта не понимают! Да они не знают как и меч-то держать! За рукоять иль за клинок..." — коннетабль не выспался и потому сердит. На самом же деле, он весьма добродушен, у него светлый ум, черпающий свой огонь из жизнелюбия и веры в успех. Когда Джоар нервничает, то невольно обо всем преувеличивает. Всем известно, если мистер Джоар говорит "Враг почти разбит!.." — значит первые воины только что скрестили мечи.
В военном совете у Морти есть и худодум, ветеран; удивительный человек, всё твердит: "Погибнем! Нам конец. Вы видели их силы?.. Говорю вам, это — последний день нашей жизни",— и все же, в бою ветеран таков — будто уже мертв и терять нечего. Эти двое: Джоар Аор и ветеран Тетра, в бранный час всегда подле Морти.
Барон и его лучшие воины стали у телеги, с коей крестьяне тащат ржавые мечи и дырявые латы.
— Ну что мой верный Тетра, скажи хоть слово о нашем войске!
Тетра на вороном коне, шлем в руке, двуклинковая глефа (по клинку с обеих сторон древка) приторочена к седлу. У ветерана синие доспехи из сплава редких, энтильных руд севера; на груди инкрустирован ветеранский герб — череп, и посередине меч.
— Морти, сир, посмотрите на это жалкое сборище стариков и детей! Да они и сюда дошлепали-то с трудом, а вы говорите!.. Не видать нам победы как своих ушей. Нас наголову разобьют...
Джоар не смог промолчать: "Да это курам на смех! Что вы говорите, Тетра. Такие вещи! Да, войско худовато во многих смыслах, но зрите же в корень, ветеран! В первом же бою они окрестятся в пламени сражения, и станут настоящими воинами нашего королевства!"
— Делов-то! — ветеран усмехнулся.
Бородка Джоара задрожала от гнева, коим коннетабль распаляется быстрее чем огонь пожирает сено. Синие глаза блеснули и сощурились от солнечного света — только высвободившегося из-за гор. Джоар статен, кучерявый, красивый. Он в золотистых доспехах, с юбкой из обитой кожи; шлем открытый, черная, шелковая мантия, на завязках.
Морти надел поверх брони сюрко; шлем у него с пластинчатой бармицей. Барон повязал шарф, концами коего играет ветер.
— Запомните этот рассвет!..— крикнул Морти.— И стены моего замка, и это поле, свои промокшие от росы ноги... запомните этот мир, ибо всё что ждет вас впереди — страдания и смерть. Никакого рассвета, росы, ветра... только боль и горесть!
Народ поддержал речь своего господина радостными "Да! Отчаяние!", "Вперед к страданию!", "Боль — всё что мы хотим!" — барон смотрел на них припустив веки.
Войско Морти де Ридо выступило на север: по колено в грязи, гремя на милю доспехами, поеживаясь от холода.
Сегодня небо чистое, солнце не греет, голые деревья словно поверженные воины, откидывают острые тени. Желтая трава, хрип лошадей, повозки, грязные лужи...
Морти, Джоар, Тетра — в авангарде, один думает о победе, другой о поражении, третий о том: "Почему деревья скидывают листву? Ведь с ней, им было бы теплее..."
Просторы севера пустынны, каменисты. Где-то попадется урочище, а где озеро; здесь много оврагов, колков, а вблизи замка Дже, есть поляна гейзеров.
3
Когда северяне взяли на землях Морти всё — до чего смогли дотянуться, они окрепли во мнении — что равных им нет.
Когда Малварме — маршалу Северного королевства, докладывали о перемещениях барона, маршал смеялся от души. "Десять тысяч? — переспрашивал он.— Да они глупцы! Не иначе".
И все-таки, Малварма не сидел сложа руки, он планировал ночные набеги, засады, чтоб в конце концов — истерзанный Морти сложил оружие. А если барону и удастся дойти до Дже, тут уж армия севера повеселится на славу. Лишь одно разочаровывало маршала — "Взять с этих бедняков нечего..."
Морти шел быстро, и коварства северян его не страшили. Да и, в поле о каких засадах может идти речь?
Время "Ч" приближалось, и главнокомандующие сил Морти — готовили войско по-разному. Тетра говорил что выжить никому не удастся. Джоар уверял,— что врагу не сносить головы.
Только сейчас, на второй неделе пути, Тетра заметил семью с телегой, на которой они тянули пожитки из самого Плувона. Ветеран редко злился, но эта семейка заставила его кровь забурлить. Он пустился рысью, вояки шарахались, а перед повозкой с крестьянами конь вздыбился, и пришпорив его — Тетра наскочил на них, семья с криками разбежалась, вещи покатились в грязь. "Глупые!..— кричал он.— И еще вам не ясно — что вы мертвецы?! Ходячие трупы! Зачем вам вещи?!.."
Кто сетовал на ветерана, а кто поддакивал.
Плувон опустел, став подарком для мародеров. Но когда ты идешь на войну, да еще на столь безнадежную,— терять тебе кроме жизни нечего. Каждый теперь живет ожиданием генеральной битвы. Они словно призраки, влекутся туда — где определят их судьбу: в жизнь или в погибель.
На следующее утро в лагерь Морти прибыли разведчики с вестью о враге. В дне пути, за теми холмами, в низине лежит город Ревне, над коим реет вражий флаг, белый с треугольником посредине. Лагерь свернули; Морти, сонный, прогибаясь под тяжестью доспехов, раздавал приказы и тут же ловил себя на мысли: "То ли я приказал?.. Или я это уже говорил?.."
Тетра всё зевал, и окружающие невольно подражали.
За неделю похода Морти потерял пятьсот человек. Тетра назвал это "критической потерей", "ценой и без того ужасного разгрома". Джоар не унывал, его слово подбодрило барона: "Слабые отсеялись, а это, мой сир, сделало наше войско еще сильнее!"
Утро выдалось сырым и холодным, вчера лил дождь, а сегодня остатки туч уже разбредаются. Ветер носится с запахом промокшей армии. Грязная одежда, слипшиеся волосы, ржавые доспехи, скрипящие кожаные ремни и куртки. Благо, у них нет конницы.
К вечеру отряд Морти подошел к холмам.
—
