взял?
– Марья, не шуми. – попытался было успокоить её дядя Саша. – Иди в дом, там всё увидишь.
– А ты что же? – праведный гнев за непомытого Ивана не помешал ей удивиться, но в дом всё–таки пошла одна, без дяди Саши.
– Я здесь тебя подожду, иди.
***
Учёные люди говорят, что незнакомого человека человек оценивает в первую очередь по одному единственному параметру – представляет ли тот для него опасность или нет.
Вот случае когда в руках незнакомца оглобля или ещё нечто столь же впечатляющее, всё ясно: или бей первым, или беги куда глаза глядят. А вот когда в руках незнакомца ничего подобного нет, да и сам он улыбается и не ругается матом, тогда «тест на опасность» тоже проводится, но происходит он по каким–то никому непонятным законам. Никто не в силах объяснить, как за несколько секунд можно определить своё отношение к незнакомому человеку? Правда, говорят, что первое впечатление обманчиво, но так происходит далеко не всегда.
А вот когда встречаются две женщины, да ещё один на один, и больше никого рядом нет, тогда да, тогда вообще неизвестно, что они определяют в первую очередь, не говоря уже о том, как.
Зайдя в дом Марья увидела женщину, примерно одного с ней возраста. Даже по самому максимуму критичности и предвзятости при оценке незнакомки на предмет «...кто на свете всех милее, всех румяней и белее…» Марья была вынуждена признать, что незнакомка – женщина красивая, и красивая не благодаря чему то там одному, а просто красивая и всё тут.
А вот одета незнакомка была, можно сказать, что не ахти как, ничего особенного. Платье как платье и прически никакой, не говоря уже о косметике. И хотя Марья сейчас сама не могла похвастаться гламурностью наряда, на душе у неё полегчало.
Может она в непокобелимости Ивана сомневалась, может быть, но Ивана здесь не было. Неблагодарное это занятие – гадать, почему это пронеслось в Марьиных душе и голове и проносится в душах и головах других женщин в подобных ситуациях, не угадаешь. Скорее всего это так, на всякий случай.
– Здравствуй, Марья. – незнакомка встала при её появлении. Взгляд незнакомки был ясным и бесхитростным, но всё равно каким–то не таким. Казалось что незнакомка смотрит не только на Марью, но и на всё вокруг вообще, и не только на комнату, но и на двор, и на всю деревню сразу.
– Здравствуйте. – поздоровалась Марья.
– Прослышала я, с Иваном твоим беда приключилась. – продолжала незнакомка. – Вот решила помочь. Меня Ольгой зовут.
– Спасибо за помощь, Ольга. – Марья присела на стул. Сейчас ей было не до Ивана, были вещи и поважнее. – И чья же ты будешь? Что–то я тебя раньше не видела. – что ни говори, а выведение на чистую воду шпионов, и вообще, подозрительных личностей всех мастей надо поручать женщинам, мужики в этом деле ни на что неспособные.
– Своя собственная и буду. – усмехнулась Ольга. – А не видела, потому что живу я не здесь.
Марья чуть было не спросила: а где? и не устроила Ольге «мягкий и пушистый» допрос со спрятанными в этих мягкостях и пушистостях, на всякий случай, когтями.
Такие вещи происходят тоже как бы сами собой, а вовсе не из–за опасения того что Иван, увидев Ольгу, вздумает кобелировать, хотя и это со счетов было нельзя сбрасывать. Но разум женщине тоже даден и иногда он, разум, оказывается прав, а не душа.
Разум и спросил у Марьи, мол, а что это делает Ольга в доме у Саши на ночь глядя, тем более что живет не здесь, а неизвестно где? Ей что, дня мало, лекарство отдать? О том, откуда Ольга узнала как её зовут, про Ивана, почему–то не думалось, оно и понятно, Саша рассказал, трепло.
– Стало быть, ты родственница Сашина. – не унималась Марья.
– Не родственница, – Ольга присела на диван, не стоять же посреди комнаты, тем более что разговор мог и затянуться. – Знакомая я его.
***
Только теперь до Марьи стало доходить то, вернее, причина того, что с недавних пор она заметила за дядей Сашей. Изменился он, причём непонятно из–за чего изменился.
Если просто посмотреть на дядю Сашу и сравнить с ним же, только месячной давности, то ничего особенного, такой же как и был. Но Марью на такой мякине не проведешь, да и большинство женщин тоже. Кстати, вполне возможно что и деревенская общественность женского пола тоже заметила произошедшие и видимые только им изменения в дяде Саше, но до поры, до времени, молчала. Может ждала дальнейшего развития событий, а может быть просто для детального анализа, постановки диагноза и вынесения вердикта, информации не хватало.
Внешне дядя Саша, можно сказать, что и вовсе не изменился. Ну разве что сутулиться перестал и ходил теперь: грудь вперёд, как на параде, хотя и до этого особой сутулостью не отличался. Так что это был признак изменений произошедших в дяде Саше маловидимый и для большинства малозначимый.
Гораздо более заметным, для Марьи, это уж точно, стало другое. Если раньше голос дяди Саши был похож на голос человека идущего в гору или несущего тяжелую ношу, не то чтобы он задыхался или говорил через силу, нет, просто говорил он до этого как бы, потому что надо было говорить, а не потому что хотелось, то теперь не говорит, а прямо как тот диктор, об успехах в народном хозяйстве рассказывает. И ещё глаза, правда хоть у нас не особенно–то принято в глаза заглядывать и рассматривать их, чуть ли не грехом считается. Если раньше глаза дяди Саши были глаза как глаза, по своему цвету и выразительности вполне соответствовали его возрасту, то теперь изменились, и ой как изменились.
Наверное и вправду говорят: глаза, это зеркало души. Если глаза так себе, ничего особенного, то и душа и на душе соответственно, а если огнем горят, в радости или в гневе, то и на душе значит пожар и буря соответствующей направленности. Сейчас глаза дяди Саши горели каким–то прямо демоническим огнем, а взгляд иногда был таким, что смотреть больно, как на электросварку.
Всё это Марья заметила, можно сказать, сразу же, но не найдя объяснения и подтверждения извне отложила до поры, до времени и между свалившимися на неё хлопотами, Иваном, паразитом этаким, вызванными, можно сказать что и забыла.
И вот теперь перед ней сидела та, которая и была причиной всего того, что произошло с дядей Сашей в столь короткое время. То что это всё из–за Ольги Марья не сомневалась, да и любая другая женщина определила бы сразу, талант у них, у женщин, на такие вещи.
И вот прокрутив всё это и поняв, что Ольга хоть и соперница ей как и любая другая женщина в силу своей природы, но на Ивана посягать не будет, Марья окончательно успокоилась. Конечно же весь этот душевный и мыслительный процесс промелькнул у Марьи, моргнуть не успеешь, но всё–таки был. Так что теперь можно было и дальше про Ивана думать и лечить его.
Разумеется Ольга понимала, что сейчас был и закончился процесс «принюхивания» и определения её, Ольги, на предмет возможного соперничества, а значит и враждебности.
Делала ли сама Ольга тоже самое – неизвестно. Хоть и жила она не среди людей, а в Лесу, но природа её все равно была женской, и изменить её и всё ей присущее невозможно.
А вполне возможно что Ольга, так сказать, и не «сканировала» Марью на предмет того, кто лучше и кого больше шансов, потому что была женщиной в себе уверенной, в хорошем смысле этого слова конечно.
Наверное подобные политесы среди женщин, да и среди мужиков тоже, правда несколько иначе, происходят от собственной неуверенности, а может быть ещё от чего, тоже пустячного, но кажущегося в этот момент самым главным.
– Что ж за лекарства такие? – спросила Марья. – Вроде бы ему и лечить–то нечего, только и остается что ждать, когда переломы срастутся.
– Это не совсем лекарства, какими ты их понимаешь. – Ольга стала доставать из принесенного пакета какие–то свертки и ещё что–то. – Переломы, как раз, срастутся быстрее, да и вообще, чувствовать себя твой Иван будет лучше.
– Почему сразу мой? – Марья помимо своей воли, опять изображала из себя независимую женщину, непонятно только зачем.
– Ну не мой же! – усмехнулась Ольга.
– Ну да. – вот кто и за что сейчас дёргал Марью и или что–то куда–то подсыпал? – Твой во дворе шляется, видать зайти боится.
– Может и мой. – и согласилась, и не согласилась Ольга. – А зайти он не боится, тем более к себе домой, просто мешать не хочет.
Простой и исчерпывающий ответ Ольгу, можно сказать, вернул Марью в чувство:
– Не обращай на меня внимания, это я так, не привыкла ещё.
– Привыкнешь. – Ольга разложила на столе принесённое и стала объяснять Марье, что от чег, когда и как надо применять.
Наука оказалась нехитрой, всего то делов: заварить, да поить этими отварами Ивана, все очень просто, даже записывать не надо.
– А эта травка называется, болотный цвет. – Ольга показала последний из принесенных свертков. – Его заваривать не надо. Ты её Ивану в подушку положи, он спать будет, как у вас говорят, без задних ног. А когда человек спит, организм сам себя лечит и болотный цвет в этом деле ой какой хороший помощник.
– Откуда у тебя всё это? – некоторые из трав Марья видела впервые, хотя по деревенским меркам толк в них знала и немалый. – Я в травах разбираюсь немного, собираю, а вот тот же болотный цвет впервые вижу, даже не слышала что такая трава бывает.
– Из Леса, откуда же еще. – Ольга сложила принесенное в пакет и протянула Марье. – А травы, их много и все знать невозможно. Тот же болотный цвет, трава редкая, да и открывается далеко не каждому, так что вполне естественно что ты о ней не знаешь.
Ольга разумеется не сказала Марье, что траву эту русалки используют для своих таинственных дел, им эта трава только и показывается. Так что Марья смогла бы увидеть болотный цвет только в одном случае, если бы сама стала русалкой.
– Спасибо тебе, Ольга. – в который раз поблагодарила Марья. – Пойду лечить жениха своего.
– Пожалуйста. Лечи, не играть же свадьбу когда жених в гипсе? – Ольга встала что наверное означало: Марье домой пора, Иван поди заждался, да и Саша на дворе мается. – На свадьбу не забудь пригласить.
– И ты туда же. – смутилась Марья. – Считай что пригласила. Ладно, пойду я.
Попрощавшись Марья вышла во двор где томился, как она считала, дядя Саша:
– Иди уже, – не отказав себе в удовольствии подтрунить над дядей Сашей сказала Марья. – извёлся весь, кавалер. Ишь ты, тихоня тихоней, а какую красавицу отхватил?!
– А ты что, завидуешь? – нашёлся дядя Саша.
– Чего бы это я завидовала?
– Ну тогда и языком не мели впустую.
– Да ладно, Саш, не обижайся. – сказала Марья примирительно. – Это я так, за тебя радуюсь. Спасибо тебе, пойду я, а то Иван один там.
– Марья, только про Ольгу чтобы никому, ладно?
– Ладно. Пошла я.
– Пока.
