Это началось недавно, впрочем, точно, когда именно, трудно сказать, потому как время в данном случае не обязательно привязанная единица измерения к какому-то конкретному дню. Но произошло это ночью: меня начали навещать ушедшие давно и недавно родные и близкие и совершенно чужие, неизвестные мне люди.
Сон мой по обыкновению крепкий, но сплю я чутко. Во сне реагирую на посторонние звуки, открываю глаза и сквозь ночной полумрак стараюсь что-то рассмотреть. Удостоверясь, что тревога ложная, снова безмятежно засыпал, окунаясь в океан сновидений.
В ту ночь – ночь, когда всё это началось - всё было как обычно. Проснулся от слабого шума портьеры – иногда оставляю приоткрытым окно для притока свежего ночного воздуха, чтобы крепче спалось. Встал, пожимая плечами, подошёл к окну, закрыл форточку, подавляя зевоту. Минуту-другую посмотрел на ночную жизнь двора, а там пусто, стоят машины, спит песочница, покачиваются качели, на скамьях лежат придавленные камешками газеты. Отвернулся от окна с сильным желанием забраться в постель и кемарнуть ещё часа три, дело было в выходной день, развернулся лицом в комнату и застыл. Противоположной дивану стены не было. Вернее она была на месте, но самой стены, как каменной перегородки, не было: всю её – вширь и по высоте - занимал пейзаж ранней осени, типичное явление в наших климатических краях: древесная листва тронута лёгкими мазками охры, будто рассыпали золотой порошок, трава ещё зелёная и сочная, но устало колышется под слабым ветерком с характерным шелестом, солнце прочно заняло место в зените.
Я не сильно удивился данной метаморфозе. Быстро подошёл к стене и протянул руку. Она беспрепятственно прошла: кожей ощутил нежный поцелуй ветра и слабое тепло солнца. Повинуясь чьему-то настойчивому зову, кроме себя никого не рассмотрел поблизости, шагнул в открывшуюся картину иного мира.
Непривычно и необычно было находиться, бог знает где. То, что это не сон, я проверил щипком за мочку уха. Телом ощутил тёплый воздух, - он словно обворачивал невесомой тканью, - как был в трусах, так я и совершил свой поступок, почти эксперимент, не позаботившись надеть брюки. Потоптавшись на месте, скинул тапочки и подошвой ступней ощутил приятное покалывание кожи. Я стоял на обочине просёлочной дороги, - этот факт потом повторялся каждый раз, - в высокой траве. Почти незаметное движение чего-то живого, ранее отсутствовавшего существа, зафиксировал краем левого глаза и быстро повернулся.
С ним я столкнулся почти нос к носу. Мужчина средних лет, на нём военная форма времён второй мировой войны: выцветшие галифе направлены в сапоги, гимнастёрка навыпуск, волосы мокрые. Он смотрел на меня изучающим взглядом, с не скрытым интересом, будто старался вспомнить, кто я. Потом он пятерней расчесал волосы, усмехнулся... И вот тут то и началось: земля под ногами просела, ударной волной меня сбило с ног. Я плюхнулся лицом в землю, взмахнув суматошно руками, сверху обрушился ливень из мелких комьев грунта и корневищ травы. Рядом лежал мужчина, из многочисленных прорех в гимнастерке пульсировала кровь и расплывались на ней тёмные пятна крови. Я протянул руку, дотронулся до плеча, мужчина не отреагировал и не двигался. Встав на четвереньки, я осмотрелся: земля продолжала ходить ходуном, земляные цветы разрывов возникали поблизости и вдали. Вибрации земли передавались через руки телу. Клубы пыли и дыма висели сплошной завесой.
Я перевернул мужчину лицом к небу. Застывший взгляд его глаз двумя ледяными клинками вошёл внутрь моего сознания. В глазах потемнело, в ушах послышался резкий свист…
Очнулся я на полу возле дивана. Стена была на месте и всё, что находилось на ней: обои, картины, календарь. Полдня я пытался осмыслить увиденное. Но не пришёл ни к какому выводу. Посчитал, приснился очень уж реалистичный сон. Почему? Я пытался воскресить в памяти лица дальних родственников, виденные в детстве на старых пожелтевших фотографиях, но лицо встреченного солдата было незнакомым.
С той ночи начались визиты. Приходили взрослые и дети, седые старики и беспомощным старухи. Казалось, они идут ко мне по проторенной кем-то дороге. В разной одежде, одеты в зависимости от сезона, - в одну ночь за стеной была зима, на вторую – знойное лето, - они всегда подходили к стене, терявшей каменную прочность, и принимавшей вид большого экрана. Они подходили и ждали, когда я выберусь из тёплой кровати и пойду к ним. Они всегда молчат, будто хранят какую-то тайну. Лица их, то серьёзные, то весёлые, временами улыбаются от уха до уха или хмуро смотрят на меня, как будто что-то хотят сказать или ждут, что им я что-то расскажу.
Дело в том, что и со мной происходит непонятный казус: каждый раз во время этих сеансов я теряю дар речи, немота сковывает мои уста, даже мычание не проходит между губ наружу. Иногда я застываю перед стеной. Ногами как бы врастаю в пол и не могу пошевельнуться. И стою, стою, стою, пока не проходит наваждение.
Мои визитеры терпеливо ждут, затем разворачиваются и уходят. Кто куда и с кем: парни с девушками бегут прочь, будто за ними гонятся псы; старики и старухи ковыляют, опираясь на скрученные клюки, за ними едва поспевают малые дети, цепляясь за полы одежд. Невесть откуда на их плечах повисают котомки из старой мешковины, из них выглядывают горлышки бутылок, закрытые либо свёрнутой бумагой, либо очищенным кукурузным початком, раздутые бока котомок говорят, что они чем-то полны.
Потом начали приходить родные и знакомые.
Первым пришёл школьный товарищ, ему посчастливилось выжить на войне в одной азиатской республике, но дома банально погиб под колёсами автомобиля. Мой друг, улыбчивый, как обычно, стоял и ждал терпеливо, когда и пойду через стену к нему. Срывался с неба мелкий снег, земля застыла, серое небо низко висело над головой. Я наспех натянул спортивки и куртку и бегом кинулся к другу. Руки мне он не пожал. Неуловимым движением ушёл от объятий. Улыбка с лица не сошла, наоборот, стала более приветливой. Почему, спрашиваю его, ставишь в обиду за тот случай, когда... Мне и сейчас, прошло столько лет, стыдно вспоминать этот позорный эпизод. Друг отрицательно качает головой, улыбается. И молчит. Он, - как и предыдущие визитёры, - всё время молчит.
Грешным делом как-то подумал: не хотят разговаривать со мной или разучились, или в молчании их кроется нечто более веское? Так я друга и спросил. Он пожал плечами и кивнул в сторону, туда, где темнела кромка далеко леска, скрытая прозрачной пеленой снега.
Мне пойти с тобой, пристаю к нему, он отрицательно машет головой. Протягивает руки и резко убирает, когда я хочу схватить их и медленно, почти через шаг, оборачивается, уходя.
Потом зачастили тёти и дяди, дальние и близкие родственники, какая-то родня на седьмом киселе и вовсе странные посетители, внутренним чутьём я подозревал их принадлежность к нашей родне.
А потом пришёл он. Я поначалу его не узнал. Что интересно, родственники всегда приходят молодыми, не в том возрасте, когда окончился их земной путь. Вот и ему было не более сорока. Но я его узнал. Знакомый поворот головы, лицо чуть приподнято, взгляд устремлен немного вверх, как будто что-то хочет рассмотреть вдали, что-то тайное, скрываемое за тонкой красной нитью осеннего горизонта. На нем пальто цвета не обожженной глины с отливом, материя испарится в лучах солнца. Я точно помню, у него никогда не было такого зимнего пальто. На голове чёрная кроличья шапка. Он стоит на обочине сельской дороги, той дороги, когда мы вместе ходили на хутор к бабушке, чуть поодаль голые ветви молодых тополей царапают небо. Я шагаю ему навстречу, - бросаюсь сквозь исчезнувшую стену, - кричу, мол, папа, привет. Он не слышит меня. И не видит. Он смотрит куда-то далеко, куда мне ещё рано идти. Затем поворачивается ко мне, наши глаза встречаются и боль разрывает мне сердце...