Между прочим, жизнь посвященная спорту, если ее рассматривать как сумму воспоминаний, может выглядеть очень даже бедной на впечатления, ибо представляет собой череду однообразных и утомительных тренировок.
Таким образом, если даже допустить, что содержание нашей жизни сводится к сумме впечатлений, хранимых в памяти, то это вовсе не предопределяет стремление человека к «максимальным усилиям». К рискованным предприятиям нас скорее подталкивает общественная среда и внешние условия. Подчинение этим условиям зависит от нашего сознания, по вине которого нам прививаются определенные представления и алгоритмы поведения. То есть, именно наше мышление зачастую является автором наших смелых замыслов и рискованных затей.
Впрочем, если мы согласны с тем, что в числе «творческих принципов» имеется принцип «преодоления» и «новизны», то мы должны согласиться и с тем, что человеку на его творческом пути по созиданию самого себя приходится преодолевать различные препятствия. Но это преодоление не является самоцелью. Будучи в рамках творчества, преодоление обычно целесообразно и рационально. Между прочим, эту мысль неожиданно доказывает нам и сам Веллер, когда пытается анализировать ту информацию, которая хранится в нашей памяти. Оказывается, кроме воспоминаний о замечательных победах, в нашей памяти находится огромное количество малозначимых сюжетов. Притом эти мелкие впечатления бывают порой более яркими и дорогими нам, чем те, которые связаны с нашими «максимальными усилиями». Объяснить это можно только тем, что строительным материалом для нашей жизни служат не столько наши дерзания и вожделения, сколько наши симпатии и пристрастия.
Да вы и сами подумайте, если пресловутый «Большой Взрыв» случился только потому, что единственным свойством энергии является лишь достижение максимального эффекта, то никакого смысла в дальнейшей эволюции нет, и не может быть. «Максимальное действие» взрыва произошло, и значит, все прочие действия уже не могут быть максимальными. И даже если предположить, будто для следующего Взрыва Вселенной нужно создать человека, то и в этом случае энергия должна обзавестись свойствами созидательного содержания. Ведь для создания человека вовсе не достаточно хорошенько поднатужиться.
Конечно, воспоминания о былых победах и заслугах могут быть нам приятны, но далеко не всегда. Многое зависит от того, чем мы заплатили за те или иные свершения, и что мы имеем в итоге. Притом в разных обстоятельствах отношение человека к своим подвигам бывают различны. Это даже не нужно доказывать. Достаточно представить себе состояние, прикованного к постели, альпиниста.
Словом, человек не может жить прошлым. Какие бы благостные эмоции ни вызывали у нас прежние победы, нам все ж важнее сиюминутные ощущения. Впечатление о вкусе халвы не может заменить саму халву, какой бы предельно вкусной она нам не казалась. Похоже, Веллер это понимает, и потому плавно заходит с другой стороны, предлагая задуматься над феноменом ощущений.
3.
Об ощущениях можно говорить много. Ведь ощущения – это, по сути, подсознательные решения нашего разума. Считается даже, что мы переживаем феномены интенции (направленного внимания) всем своим организмом.
Веллер считает, что наши ощущения – это и есть реалии нашей жизни. Более того, он утверждает, что ощущения могут заменить нам саму реальность. В доказательство он приводит известный опыт с крысой, которой подвели электрод к центру удовольствия в ее мозгу, и предоставили в ее распоряжение педаль, позволяющую посылать электрические сигналы в этот центр. В итоге крыса до издоху жала на педаль, предпочитая эту операцию всем прочим прелестям бытия.
Понятно, что эксперимент с крысой убеждает нас в том, что человек стремится получать приятные ощущения и избегать неприятных. Однако, имея дело с Веллером, всегда следует ждать неожиданного хода типа «Шаг королю». И действительно, Веллер вдруг замечает, что у всех людей разные представления о «приятном». Есть даже такие граждане, которым нравится смотреть индийские фильмы и плакать. Честно говоря, такой ход нас несколько обескураживает. Ведь одно дело смотреть на чужие несчастия, и совсем другое — пережить собственные неприятности. Впрочем, оставим этот факт на совести автора. У Веллера предостаточно и других. Важно выяснить, к чему все они ведут? Не иначе речь пойдет о каком-нибудь «высшем ощущении».
Так и есть. Веллер вдруг сообщает нам, что все люди стремятся к счастью. Скажем прямо, мысль эта далеко не новая. Однако до сих пор о самом счастье человечество имеет довольно смутные представления. Веллеру это известно, и он проясняет понятие счастья, говоря, что «счастье – это предельно прекрасное, восхитительное внутреннее состояние, проистекающее из того, что внешние обстоятельства соответствуют нашим потребностям».
Надо сказать, формулировочка так себе. Сам Веллер, противоречит некоторым ее положениям, считая, что существуют достаточно простые пути достижения счастья. И мы это подтверждаем, свидетельствуя, что состояние эйфории можно получить путем наркотического опьянения или с помощью духовных практик восточных монахов. Заметим, что это очень непохожие способы обретения счастья, но уж точно, эффект их обоих мало зависит от «внешних обстоятельств».
Впрочем, это мелочи. Посмотрим лучше, в чем счастье наркомана. Ведь он не просто употребил какой-то наркотик и почувствовал себя «предельно прекрасно». Нет, вся прелесть его эйфории заключается в его глюках, когда ему кажется, будто ему доступна и истина, и самые немыслимые миры. Но эти фантазии – есть не что иное, как плоды творчества его отравленного разума. То же и буддийский монах. Во время своих медитаций он не просто блаженствует от того, что в его желудке переваривается рис, он пребывает в особом пространстве своих иллюзий. А это какое-никакое все ж творчество. То есть, по нашему мнению, счастье зачастую, если не всегда, связано с творчеством.
Неизвестно, готов ли Веллер поддержать нашу поправку. Зато он находит, что счастье само по себе очень субъективно и относительно. Тут он цитирует Наполеона, воскликнувшего: «Да был ли я счастлив хоть два часа в жизни?». Вдобавок Веллер сравнивает ощущение нищего, нашедшего тысячу долларов, и чувство миллиардера, который лезет в петлю из-за утраты половины состояния. В общем, примеров предостаточно, чтобы понять, что у всех людей свои представления о счастье. Сомнительно, однако, что многие сочтут эту идею открытием.
Впрочем, Веллер не гонится за оригинальностью. Ему важнее подчеркнуть, что, несмотря на разногласия по поводу мнений о счастье, все люди готовы бежать за ним, как легендарный «осел за морковкой». При этом людям, как правило, известно, что на их пути будет немало трудностей и даже опасностей. Но они готовы к любым испытаниям и затратам, лишь бы ощутить то высшее благо, называемое счастьем. И Веллер был бы не Веллер, если бы не пришел к выводу, что чем больше усилий человек затратит на достижение своей цели, тем крупнее удовольствие он испытает. То есть, Веллер наконец открывает нам, заложенный в природе человека, механизм, приводящий человека к «максимальному действию».
По правде сказать, сам этот механизм нам очень даже симпатичен. Ведь он подтверждает нашу догадку, что в природе существуют механизмы «понуждения к творчеству». Однако мы должны напомнить, что среди творческих принципов существует «принцип рациональности». Поэтому при «максимальном действии» в достижении счастья совсем не обязательно уподобляться ослу. Напротив, морковка будет слаще, если мы ее добудем в результате красивого творческого акта. Мы, допустим, не побежим за ней босым по раскаленным углям, а вырастим ее на своем огороде. Ведь если слушать Веллера, то даже писать эти строки для вящего счастья мне следовало бы не руками, а тыкая носом в клавиши. Да мало ли еще каких козней можно придумать самому себе, чтобы сделать счастье более полным. Притом еще неизвестно надолго ли нам хватит «восхитительного внутреннего состояния». Ведь общеизвестно, что счастье мимолетно. Пик блаженства обязательно должен сменяться спадом. Так даже в сексе устроено. Нельзя же есть одну халву, даже если она нам очень по вкусу. Иначе она просто нам опротивит.
4.
Таким образом, мы должны признать, что счастье вещь достаточно капризная и эфемерная. И, хотя всякий человек не прочь погрузиться в это «восхитительное состояние» и оставаться в нем как можно дольше, но далеко не каждый норовит для этого лезть вон из кожи. Некоторые даже поддерживают девиз Козьмы Пруткова: «Хочешь быть счастливым – будь им». А иные разделяют убеждение, будто «Не в счастье деньги».
Человек тем и отличается от осла, что он предпочитает иметь запас соблазнительных морковок у себя в погребе. Впрочем, не только этим. Веллер, к примеру, считает, что человек отличается от животного избыточной энергетикой. Именно это, якобы, позволяет человеку доминировать в природе и побуждает его использовать энергетические ресурсы планеты. Для доказательства этой мысли он использует опыт спелеологов, свидетельствующих об удлинении суточного цикла в пещерах. Опирается Веллер также и на небезызвестный «эффект Маугли». Тут он поясняет, что волчица усыновляет человеческого детеныша, благодаря его энергетическому превосходству над другими щенками. И вообще, как считает Веллер, человек выделился из Царства Животных исключительно в результате овладения огнем, то есть, дополнительной энергией.
Не исключено, что мысль о роли огня в происхождении человека пришла Веллеру где-нибудь в турпоходе у костра под хорошую закуску. И оно бы ничего. Но здесь он покушается поставить мат самому Марксизму-Ленинизму с его теорией «возвышения потребностей». Эта теория, как вы помните, предполагает, что превращение обезьяны в человека началось с палки и каменного рубила. Поэтому мы вынуждены подвергнуть факты Веллера самой строжайшей проверке.
[justify] Однако, как же нам проверить, что думает волчица, когда находит ребенка? Но и верить Веллеру на слово у нас тоже нет никаких оснований. Слишком много ложных ходов и сомнительных фактов мы подметили в его сочинении. Что же
