хозяин! Позовите хозяина! Пусть оттащит свою тварь?!
- Эта кто тут – тварь? – подал голос, вышедший из калитки Пётр.
- Да, кто тут – тварь? – вторил ему из-за спины Гвоздь.
- Петь, да оттащи ты своего пса, - тоном упрашивающего человека, абы не разозлить, обратился к Петру один из присутствующих мужчин, - Ненароком и, правда, цапнет. А тебе потом – отвечай...
- Ну, и атвечу! – ответил Пётр. – У меня усё схвачено... А детям не хера разгуливать возле чужих заборав, вынюхивать?
Как раз в этот момент подсочила Серафима с черенком в руке. Она сразу поняла, что происходит. Подскочила к собаке и со всей силы, непонятно откуда взявшейся у неё, шарахнула Монстру по спине черенком.
Собака отскочила от девочки с визгом и рванула через калитку во владения Петра.
Это произошло так быстро, что никто не успел никак отреагировать – ни зеваки, ни девочка с матерью, ни Пётр с Гвоздём.
Первым пришёл в себя хозяин собаки. Его лицо перекосилось от злости. Он подскочил к Серафине и замахнулся правой рукой, как бы собираясь ударить, но не решился.
- Ты шо тваришь, сука старая? – заорал он на старую женщину, которая стояла перед ним прямо, не съёживаясь от страха и не отводя взгляда, - Жить надоела? Так я тебе устрою... Похороны па высшиму разряду!
Серафима неожиданно плюнула ему в лицо и спокойно сказала.
- Ух, какой смелый нашёлси! Я сматрю, ты савсем абнаглел, пачувствавал себя Богом... Гляди, он усё видит...
Пётр аж опешил. Его рука, которой он собирался, так сказать, покарать ополоумевшую, опустилась.
А Серафима повернулась к толпе и бросила им всем в трусливые лица:
- Стыдна за вас... А ищщо русскими сибя считаити...
И медленно пошла домой.
Спустя минуту на месте происшествия никого не было. Пристыженные люди побрели по домам, опустив головы. Мать обняла несчастную девочку, прижала её к себе и тоже повела прочь.
Пётр отыгрался на Гвозде – буквально затолкал его назад, на территорию своего участка с матерками. В нём всё клокотало: как же – какая-то убогая и немощная старуха посмела при всех его опозорить. Он не собирался ей так спускать подобную наглость.
Серафима вернулась домой, подошла к иконе и перекрестилась.
«Боже, что ш с мирам-то тварится? Куда всё катится? Абразумь нехрястей еньтих неразумнах...» - причитала она полушёпотом.
Постояла ещё тихо у иконы минут десять и пошла снова в огород, где её руки тоже были нужны.
Сыну, вернувшемуся по привычке к ужину, она ничего не рассказала.
Спать в этот день Серафима легла рано – уж слишком сильно прошлись по её нервной системе события прошедшего дня. Она лежала и всё никак не могла успокоиться – ведь прекрасно понимала, что столь неприятное соседство до конца её жизни. А что же потом Григорию делать? Они же его сожрут и не подавятся.
Переживая о судьбе сына, Серафима заснула.
Она всегда вставала рано – Григорий, как правило, смотрел десятый сон. Прежде чем тот начинал приходить в себя, на столе уже стоял завтрак – яйца, масло, чай... Так было изо дня в день, но только не на следующее утро.
Серафима проспала. Открыв глаза, она это осознала, даже не глядя на часы. Внутренний голос подсказал – десять часов. Серафима сверилась с настенным аналогом - мистика! Минута – в минуту! Внутренний голос не обманул!
Она присела на кровати, прислушалась – в доме царила тишина. «Значит, Гришка утопал шляться, голодный...», - решила Серафима. То, что он мог уйти, не бросив крошки хлеба в рот, было правдой. Без матери этот великовозрастный детина не мог и к столу подойти, не то чтобы съесть что-нибудь.
Серафима налила чашку чая – выпила безо всего. Отчего-то душа никчему не лежала.
Вдруг на неё нахлынула необъяснимая тревога, предчувствие, что произошло что-то непоправимое. Она резко вскочила, и как была в ночной рубашке, так и пошла к входной двери. Схватилась за ручку, да отпрянула, будто обожглась – там, за дверью что-то дожидалось её. Через мгновение она собралась духом и приоткрыла дверь.
То, что она увидела, заставило её похолодеть от ужаса: прямо перед ней на крыльце стоял приготовившийся к прыжку Монстр. Его пасть была раскрыта, со свисающего языка капала противная слюна. Завидев Серафиму, он затрясся всем телом, зарычал, засеменил лапами.
Но не это парализовало Серафиму; её взгляд был прикован к неподвижной фигуре, лежащей возле калитки лицом вверх. Эту фигуру она узнала бы из тысячи других – Григорий! Ей захотелось подбежать к нему. Растормошить, спросить – отчего он так засмотрелся в небо, да ещё лёжа на спине? Она не понимала, и всем сердцем не принимала тот факт, что её единственный и любимый сын мёртв.
Она немного пришла в себя. Когда рык пса стал громче, и он сделал резкое движение в сторону Серафимы, она, пятясь, сделала два шага назад. Её руки наощупь искали что-нибудь подходящее для защиты на полочках шкафчика, стоявшего в узкой прихожей. С третьего раза она нащупала большие садовые ножницы – ими она обрезала сухие ветви с плодовых деревьев и кустарников на огороде.
Когда Монстр прыгнул, нацелившись зубами в её горло, Серафима машинально выставила вперёд левую руку. Она ощутила, как острые клыки вцепились в запястье. Тело пронзила дикая боль. Такая – что она едва не испустила дух. Но кто-то незримый, где-то там, на облаках, был на её стороне.
Что было сил она махнула правой рукой в направлении брюха ненавистной собаки. Рабочая часть ножниц прорвала кожу и мягко вошла внутрь.
Монстр поначалу не понял, что произошло, с несколько секунд продолжая клацать кровожадной пастью по левой руке Серафимы. Но вдруг издал пронзительный визг и, расцепив зубы, рухнул к ногам женщины.
Агония Монстра не была продолжительной. Те же заоблачные наблюдатели избавили его от мучений: всё-таки собака тоже – тварь Божья.
Серафима, не расставаясь с секатором и не обращая внимание на раненую руку, перешагнула хладнокровно только что убитое ею животное и подошла к Григорию. Присела около него на корточки, вгляделась в безжизненное лицо с раскрытыми, застывшими глазами. Погладила по волосам.
- И правда – смотрешь на небу... Вот и твой чирёд настал... Прасти, Гришанька, не смагла я тибя убяречь в этом страшнам мире... Но ты не бойси, скора и я к тибе приду... Толька с дилами управлюсь кои какими..., - сказала Серафима и потеряла голос до самой смерти.
Потом она встала. Глаза её сузились. Лицо приобрело жёсткое выражение. Она распахнула калитку и направилась к дому Петра. В каждом твёрдом шаге читался неумолимый приговор.
Она увидела Петра сразу - он сидел на ступеньках крыльца. Видимо, ждал её.
- Ну, что, старая, пришла пращения прасить? – ухмыльнулся он, - Не наделала в панталоны, увидев маего Монстра у себя на крыльце? Где, кстате, он? И как ты ващще смагла прайти мимо него? Чё малчишь? Чё пялешься, как на врага народа:
Серафима стояла и буквально пронзала взглядом Петра. Казалось, вот-вот из её глаз полетят молнии.
Пётр поднялся медленно и подошёл вплотную к старухе. Нашла коса на камень... А кто из них – коса, а кто – камень? Это должно было решиться через мгновение.
Пётр вдруг понял, что не знает, как поступить с Серафимой. Он привык, что люди изначально боятся его и не хотят связываться. О смерти Григория он не догадывался – запуская Монстра на соседский участок, он хотел всего лишь проучить бабку и не мог даже предположить, что собака наткнётся на вышедшего из дома сына Серафимы, а у того от неожиданной встречи произойдёт сердечный приступ с летальным исходом. Был бы на её месте мужик какой – давно бы в рыло заехал.
То ли от мысленного перенапряжения, то ли от похмельной жажды у него неожиданно потемнело в глазах, и что-то сильно кольнуло в горле... Ему стало катастрофически не хватать воздуха, и он завалился спиной на забор. Пальцами потянулся к горлу, и в последний момент, перед тем, как свет окончательно потух для него, Пётр увидел, что все его пальцы в крови... А над ним исполинской, несгибаемой скалой нависла Серафима с окровавленным секатором.
Когда Пётр навсегда покинул этот мир, несчастная женщина, ем слова не говоря, развернулась и пошла прочь с места преступления. Она миновала свой дом, совсем не замечая его, и свернула на головную дорогу, ведущая к городу, до которого было десять километров.
И лишь после этого из дома Петра выскочила Машка с криком: «Убилиии мужааа!»», наблюдавшая за происходящим через окно.
Серафима успела пройти почти половину расстояния, где её и задержал наряд полиции.
Дело вызвало огромный резонанс в области и было взято под контроль самим губернатором. Дело в том, что при обыске дома Петра была найдена большая партия «травы» и, как Машка ни переводила стрелки на покойного мужа, отдуваться пришлось ей.
А Серафиму вызвался защищать местный, не хватавший с неба звёзд, адвокат, однако ему удалось добиться медицинского освидетельствования для своей подзащитной, где она была признана невменяемой и отправлена на принудительное лечение в областную психоневрологическую лечебницу.
Господь Бог соединил её с сыном спустя один год и два месяца.
.
