удовольствию зрителей. Когда Дарник со спутниками подошли, поединки уже были в самом разгаре, становясь все более ожесточенными: слабые выбывали, на их место становились более опытные бойцы. Принимали участие и пришлые поединщики, но местные, более привычные к такому оружию, быстро их побеждали. Среди зрителей были и подошедшие ватажники.
– А давай покажи им, – предложил один из хлыновцев Дарнику.
– Не хочу, – ответил он.
– А я попробую, – сказал Быстрян и вышел вперед.
С двумя противниками он сумел справиться, а вот третьего ему осилить не удалось. Победитель – плечистый детина с руками до самых колен довольно скалился.
– У нас есть боец получше меня, – объявил ему Быстрян, указывая на Дарника.
В высокой сухощавой фигуре бежецкого вожака никак не угадывался сильный поединщик.
– А у нас здесь не детские игры, – ухмыльнулся детина, вызвав общий смех.
– Ну что, будешь? – спросил у Дарника седовласый дед, распорядитель игрищ.
– Я не хочу омрачать убийством ваш праздник, – спокойно ответил Рыбья Кровь. – Любое оружие слишком хорошо меня слушается.
– Бой на мечах в ножнах еще ни разу не привел к смерти, – заметил распорядитель.
– Я же сказал, – скрытая сердитость Дарника еще больше усилилась.
– Я разрешаю тебе меня убить, – опять под смех зрителей заметил детина.
Отступать уже было порядочным бесчестием. Дарник отдал свой нож Селезню, скинул безрукавку и взял в руки протянутый ему меч. Обычный двулезвийный меч и без того тяжелый, в ножнах весил в два раза больше. Долго сражаться им для Дарника было просто не по силам.
Противники заняли места друг против друга. Прозвучал удар булавы по медному блюду и в то же мгновение, пока детина заносил свой меч, Дарник прыгнул вперед и нанес сильный колющий удар в горло противника. Все было кончено. Детина как сломаное дерево, криво и неловко опустился на землю, два-три судорожных движения, потом изо рта хлынула кровь, и он затих. Ошеломленные зрители безмолствовали.
По знаку Быстряна ватажники окружили своего вожака. Но предосторожность были излишней – никто не собирался нападать на Дарника. Лишь, когда ватага двинулась к берегу, распорядитель им сделал знак остановиться.
За самим поединком все как-то забыли о награде – красавице-вдове. Детину унесли, и распорядитель трижды повторил вызов на новый поединок, но желающих меряться силами с Дарником после случившегося не нашлось. Ватажники весело перемигивались, радуясь предстоящему любовному подвигу своего предводителя. Дарник посмотрел на вдову, лица не рассмотрел, зато увидел ее пухлые кисти рук – и сразу пожалел о своем выигрыше. То, что для другого было бы удовольствием, ему представилось ужасным навязыванием чужой воли. Но в голову совершенно не приходило, как можно выкрутиться.
Отделив Дарника от верной ватаги, седовласый дед повел его вслед за небольшой женской процессией к городским воротам. На этот раз никто не препятствовал его входу в город. Тесно стоявшие высокие дома с подклетями и резными окнами заставили его на время забыть о предстоящей участи. У некоторых из домов подклети были выложены из камней. В один из таких домов Дарника и ввели. Распорядитель тотчас ушел, появились две пожилых женщины, они провели Рыбью Кровь в маленькую комнату, где горел очаг и стояла огромная кадка с водой. Ему велели раздеваться и начали бросать в кадку из очага раскаленные камни. Из-за поднявшегося пара ничего не стало видно. Раздевшись, Дарник залез в кадку в горячую воду по самую шею – и, весь словно растворился в небывалом наслаждении. После омовения ему дали чистое белье и проводили в верхнюю комнату, где за накрытым столом его ждали разнообразные яства и напитки.
Все было похоже на одну из сказок, что читал вслух Лузга. Это мне в наказание за то, что я над ними смеялся, думал Дарник, а в спальне еще красавица превратится в уродливую старуху.
Пока он в одиночестве ел, не притрагиваясь к напиткам, мимо него в соседнюю комнату прошмыгнули пожилые женщины, что были с ним внизу. По шепоту за дверью он понял, что там находится спальня, в которой его ждет вдова с пухлыми кистями рук.
Вдруг в горницу вошел молодой мужчина в дорогом кафтане. Дарник вспомнил, что видел его на поединке, где тот выделялся своим мрачно-беспокойным поведением. Присев к столу на лавку, незнакомец пристально посмотрел на Дарника, после чего сказал, что готов заплатить, чтобы вместо него войти в спальню к вдове. Предложение пришлось как нельзя более кстати, и бежецкий вожак тут же назвал сумму в двадцать дирхемов. Мужчина вместо серебряных дирхемов отсчитал три золотых солида.
Затем появилась одна из женщин и после переговоров с мужчиной на неизвестном языке повела Дарника в другую маленькую чистую комнатку, где стоял узкий топчан с подушкой и пуховым одеялом. Закрыв дверь на задвижку, Дарник лег в постель и провалился в глубокий сладкий сон, чувствуя удовольствие не столько от происходящего с ним, сколько от временного перерыва в исполнении обязанностей вожака.
Под утро он пробудился от тихого говора за дверью. Прислушавшись, понял, что это прощается с вдовой мужчина в дорогом кафтане. С улыбкой поудивлялся их нежным словам и заснул снова. Второе пробуждение было менее приятным. На рассвете гонец привез в Перегуд известие о подвигах их ватаги в Хлыне и юного героя потребовал к себе городской воевода. Десятский с булавой и два гридя с мечами имели грозный вид. Выходя к ним, Рыбья Кровь мельком увидел во всей домашней красе и саму вдову со всеми ее мягкими формами, припухшими губами и бессонными тенями под глазами – оценил, но нисколько не пожалел о своем сделке накануне.
Воеводский дом соседствовал с большой гридницей. Как позже выяснилось весь гарнизон состоял из двухсот воинов, которые делились на четыре суточных полусотни, и сейчас на воеводском дворе происходила их утренняя смена: снимались и надевались доспехи, кто-то на ходу уже и подкреплялся мясом с хлебом. Но Дарнику не дали ничего, как следует рассмотреть, повели на второй ярус к воеводе.
Воевода, большой дородный мужчина с седыми вислыми усами, выслушав рассказ Дарника о событиях в Хлыне, глубоко задумался. Он уже знал и о поединке на Вдовьих игрищах, и даже об отклонении боевым вожаком своих ночных обязанностей. Перед ним стоял явно незаурядный отрок, который весьма умело управлял своей разношерстной ватагой. Судить его за поджог городища не хотелось – хлыновцы всегда вели себя вызывающе – хорошо, что нашелся кто-то достойно проучить их. В то же время то, что сойдет этому молодцу в Перегуде, непременно свернет ему шею там, на юге, в столице Короякского княжества. Зато здесь, на пограничье такой человек очень пригодился бы.
И воевода, все расспросив, предложил Дарнику с ватагой поступить на службу в городское войско, предупредив, что в противном случае в Корояке его ждет суровый княжеский приговор. Рыбья Кровь понял, что если он откажется, то воевода прикажет его схватить и отвезти к князю, и попросил время подумать. Воевода нехотя согласился.
По дороге из города Дарник сделал себе на торжище подарок: на три солида купил степной лук с нарядным налучьем и колчаном с двадцатью стрелами. Возле ладьи он застал всю ватагу, которая живо обсуждала, не идти ли освобождать своего вожака, и все несказанно обрадовались, увидев его живым, здоровым, да еще и с дорогой покупкой.
Еще больше он удивил их, рассказав о предложении воеводы.
– И ты отказался? – не поверил Кривонос.
– С такими воинами, как вы, я могу быть в Перегуде только самым главным воеводой, – куражась, ответил он и приказал готовиться к срочному отплытию.
Но едва они стали грузиться на ладью, как рядом возник тот же десятский с двумя гридями, что сопровождал Дарника с утра к воеводе.
– Воевода не велел уезжать из города, – сурово проговорил десятский.
Дарник со значением взглянул на Быстряна и других старших, и за спинами перегудцев тотчас возникли пятеро ватажников.
– А мы рыбку половить. Можете и вы с нами.
И не успели гриди взяться за мечи, как их уже схватили и усадили в ладью.
– Что вы делаете? – удивлению десятского не было предела. – Воевода накажет.
Ладья уверенно вышла на середину реки и быстро пошла вниз по течению.
– Мы княжеские гриди, за нас вам не сносить головы, – твердил свое десятский.
– Покажи им, – Рыбья Кровь дал знак Кривоносу.
Тот вместе с Лисичем принялся доставать из-под купеческого товара ватажное оружие: лепестковые копья, сулицы, мечи, доспехи и луки, и раздавать его бойникам.
Верст через пять перегудцев, не разоружая, просто высадили на левом берегу реки.
– Только пускай воевода пошлет за нами сто человек, на меньшее мы не согласны, – посоветовал им на прощание под общий смех Дарник.
– А если они действительно устроят погоню? – тревожился Кривонос.
– А ты как думаешь? – спросил вожак у Быстряна.
– Если умный, то не устроит. Гонца послать в Корояк может, но погоню вряд ли.
Но какие-то сомнения все же оставались, и два дня на корме сидел кто-нибудь из раненых, зорко поглядывая назад.
Дарник тоже сидел у кормового весла, но смотрел только вперед. Он заметил, что настроение на ладье как-то изменилось. Вслушиваясь и всматриваясь в своих товарищей, долго не мог понять, в чем тут дело, наконец, понял. Его слова о братстве бойников и клятва, которую он придумал, чтобы на время придержать длинные языки ватажников, подействовали на всех самым завораживающим образом. Даже Быстрян, который, казалось, все прекрасно понимал, и тот почему-то поверил в это. Ну что ж, решил Дарник, братство так братство, он ничего против не имеет.
Чем дальше на юг, тем берега Танаиса становились все более населенными, помимо селищ и рыбачьих лодок, встречались купеческие или рыбачьи стоянки, где их ладью по-дружески приветствовали и охотно вступали в товарный обмен. На ночной стоянке ватаге скучно тоже не было. Боевые упражнения, изучение грамоты и умножения, чтение по третьему или четвертому разу пяти свитков Лузги, задушевные разговоры у костра – все это превращало их даже не в братство, а в одну большую семью.
Отсутствие Лузги поневоле заставляло вожака самому веселить ватажников. Особенным успехом пользовался его рассказ как он сторговался с Дорогим Кафтаном насчет красавицы-вдовы. Черна с Зорькой готовы были слушать этот рассказ бесконечно. Но и в серьезных беседах молодой вожак порой тоже удивлял своих соратников. Так, когда однажды заговорили о потусторонней жизни, кто бы какую себе хотел иметь и спросили мнение Дарника, он ответил, что вообще не хотел бы никакого продолжения своей жизни.
– То есть как? – удивились все.
– Хочу, чтобы потом совсем ничего не было. Чтобы я погрузился в вечное забытье без снов, и все.
– Но почему? – еще больше взволновались ватажники.
– Потому что любая другая жизнь будет хуже той, что есть у меня сейчас. Потому и хочу жить так сильно и интересно, чтобы мне не захотелось ничего другого.
И снова смотрели они на него с неким священным ужасом, как тогда после резни хлыновцев. Зато с особым пылом льнули к нему Черна и Зорька, чувствуя его необычный статус, и это казалось хорошим возмещением за отчужденность братьев-мужчин.
На пятый день пути по реке селища и
