ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Прошел месяц, как Дарник со своей ватагой жил в Корояке в ожидании княжеского суда. Воевода Стержак, бывший в городе за князя, поначалу, правда, хотел посадить его в поруб-темницу, на что Дарник ответил, что явился добровольно и виноватым будет только после княжеского суда, а если воеводе не жалко погубить десять-пятнадцать своих гридей, то пусть попробует посадить. Стержак, несмотря на свой внушительный внешний вид, был трусоват, поэтому хмуро оглядев дюжину вооруженных молодцов, стоявших перед ним на княжеском дворе, и покосившись на своих неказистых мечников, которых князь из-за их ущербности не взял с собой в поход, счел за благо ограничиться изъятием пустой купеческой ладьи.
На гостином дворе за постой с кормежкой заломили плату в одну векшу или четверть дирхема за ночь с человека. Прикинув в уме, Дарник пришел к выводу, что три месяца проживания будет стоить больше, чем отдельное дворище, и в тот же день, опустошив на две трети купеческую шкатулку, купил в посаде у разорившегося лабазника три больших сарая, обнесенных покосившимся тыном.
Ватага встретила его покупку с недоумением: зачем, когда их всех наверняка приговорят, по меньшей мере, к изгнанию? Но юный вождь никого не слушал. Как до этого прижимисто расставался с каждой монетой, так теперь тратил их направо-налево, покупая всевозможные нужные в хозяйстве вещи. Его расчет был прост: в короткое время превратиться из бродяги-бойника в воина оседлого, чтобы князю пришлось избавлять Корояк не от пустого никчемного человека, а от крепкого хозяина, способного выставить ватагу умелых бойцов. Да и простое чутье подсказывало, что за отдельным забором он лучше сохранит свою ватагу, чем на любом гостином подворье в соседстве с чужими людьми.
С удовольствием приняли покупку дворища лишь Черна с Зорькой. Пока парни перетаскивали с ладьи свое и купеческое имущество, они уже захватили под вожацкое жилье лучший из трех сараев и поделили его занавесками на отдельные горницы. Помимо большой поварни, способной вместить всю ватагу, и клети для припасов и трофейного оружия не забыли и про две спаленки. Лесной любовный разгул как-то изжил сам себя, и каждой из девушек хотелось уже отдельного семейного счастья. Впрочем, Дарнику вскоре надоело запоминать, в какой именно спаленке он должен ночевать, и прочно заняв одну из них и выбросив из нее лишние женские штучки, он предоставил наложницам самим определять, кто должен с ним проводить ночь.
В городе с его обширным посадом жили, в основном, ремесленники, купцы и княжеские гриди. Среди купцов выделялись богатые откупщики, имевшие поблизости от столицы собственные селища. Дарник удивлялся: как это так – иметь собственное селище с неродственными людьми? Оказалось, очень просто. Когда какое-либо селище два года не могло выплатить князю положенные подати, он это селище отдавал на откуп тому, кто брался с тех же угодий и теми же людьми обеспечить нужный доход. Случалось также, что в отдельных селищах после смерти старосты между его братьями и сынами начинался большой разлад, тогда жители сами просили у князя такого откупщика, который заодно помогал им потом в городской торговле.
Не меньший интерес у бежецкого отрока вызывали местные рабы и бездомники. Как ни странно, пленные составляли среди рабов самую малую часть, гораздо больше было обыкновенных изгоев, тех, кто сорвавшись со своих родовых мест, пришли в Корояк за лучшей долей и, не найдя ее, продали себя в частичное или полное холопство. Бездомниками называли тех, кто оставаясь свободным, кормился случайной работой, а то и попрошайничеством. Немало было среди них крепких парней, мечтающих о воинской славе, но почему-то никто не спешил нанимать их в качестве даже простого охранника.
Не сразу осознал Дарник, как ему повезло с его ватагой, ведь, будучи сам по себе, он непременно бы стал одним из таких бездомников, которые без пристойного занятия быстро утрачивали свой гонор и молодечество. Даже на городском ристалище, где в поединках мог участвовать любой желающий, и там без определенного заклада ты мог сразиться только раз, поставив на выигрыш свое оружие, которое, как правило, тут же переходило в руки более опытного и умелого противника.
Обилие бездомников и состоятельных купеческих сынков вело к процветанию в столице северного княжества азартных игр: от простого метания костей до всевозможных закладов в любых поединках. Причем на поединщиков-людей ставили достаточно мало – ведь тут мог быть тайный сговор бойцов между собой, зато на звериные травли заклады возрастали многократно. Стравливали волка с рысью, медведя с туром, но больше всего в ходу были собачьи травли. Никогда еще не приходилось Дарнику видеть таких огромных и быстрых псов, что могли в одиночку справиться с матерым волком или рысью.
Сам Дарник против любого игорного азарта имел стойкое противоядие –срабатывал его зарок «я не раб этого». Так же обстояло дело и с веселыми девками, всегда готовыми разделить компанию с любым щедрым парнем. Некоторые из них даже нравились Маланкиному сыну, однако собственный любовный опыт уже успел приучить его к мысли, что любовные игрища для женщин гораздо важней, чем для мужчин, поэтому еще вопрос: кто кому здесь должен платить. Хмельные меды и заморское вино тоже не прельщали его – слишком свежа была в памяти расправа на ладье, которой поплатилась за свое пристрастие ватага хлыновцев. Сдержанность вожака заметно влияла на остальных ватажников. Те, если и поддавались соблазнам, то старались делать так, чтобы Рыбья Кровь ничего не узнал.
Шкатулка купца после недельного пребывания в Корояке окончательно опустела, и Дарник вынужден был отправиться на городское ристалище. Победив дюжину местных молодцов во всех видах поединков и чуть пополнив ватажную казну, он дал возможность проявить себя и своим соратникам. С удовлетворением отмечал, как из каждых десяти закладов его поединщики выигрывали не меньше шести-семи, как в настоящего бойца превращается Меченый, как не дает никому подступиться к себе Борть, как все уверенней чувствуют себя против вооруженного противника Кривонос и Лисич, не говоря уже о необычайной бойцовой искушенности Быстряна.
Постоянные победы дарникцев на ристалище незаметно привели к дальнейшему пополнению ватаги. С десяток двадцатилетних парней-изгоев попросились в их ватагу. После некоторого испытания Рыбья Кровь отобрал из них шестерых и распределил по шести парам, превратив их в тройки – так обучать новичков было проще.
Теперь за обеденный стол одновременно садилось двадцать бойников, и трем девушкам справляться с домашним хозяйством стало заметно трудней. Послушав жалобы Черны и посоветовавшись с Быстряном, Дарник купил двух молодых рабынь для Кривоноса и Лисича. Меченый с Бортем, естественно, захотели и себе того же.
– Вам, молодым, достойней найти себе наложниц не на торжище, а на ратном поле, – осадил им вожак, и тростенцы не нашлись, что ему возразить.
Это тоже было одним из открытий, сделанных Дарником в Корояке: управлять ватагой на постое оказалось сложнее, чем в походе. На ладье они были в постоянном напряжении и все требовало согласованных действий, направляемых удачливой рукой вожака. В городе чувство опасности быстро притупилось, и пришлось по-иному выстраивать отношения с оказавшимися под его началом людьми, вместо коротких приказов пускаясь в объяснения и сталкиваясь с самыми неожиданными ситуациями.
То двое новичков подерутся между собой, то городская стража приведет проигравшего десять дирхемов гребца, то из клети исчезнет без следа мешок купеческого изюма. Во все надо было вникать, вынося свой вожацкий приговор. И делать это так, чтобы никто не заподозрил, что тебе не двадцать объявленных тобой лет, а всего пятнадцать. Здравый смысл и собственное понятие о справедливости служили ему единственным мерилом в его решениях. Когда кто-то ворчал, что в других ватагах поступают не так, он только усмехался и коротко бросал: «Иди в другую ватагу».
Так же мало приучился он считался и с порядками, царивщими за оградой его дворища. Город, в отличие от обычного селища, жил разобщенной жизнью – это Дарник заметил еще в Перегуде. Корояк же был в три раза больше Перегуда, значит, и разобщения тут было во столько же раз больше. Иногда, правда, можно было встретить компанию из восьми-десяти парней, явно родных и двоюродных братьев, но даже они не представляли собой реальное единство – старшие заботились о младших, и чрезмерная забота не позволяла им ввязываться в безоглядные драки. Ремесленники со своими подмастерьями и учениками, и купцы с возчиками и охранниками хорошо умели постоять за свои добро, но на забавы ради простого молодечества способны были слабо. Вот и выходило, что с утра до вечера во всем посаде стоял бранчливый ор всех со всеми, так и не переходивший во что-то серьезное. Победителем в таких стычках выходил самый языкастый, кто мог поцветистей и заковыристей обругать противника.
Быстрян, который раньше не раз бывал в Корояке, подтвердил наблюдение Дарника, сказав, что иногда меткое обвинение достается и самому князю, на что тот тоже не считает для себя зазорным ответить хлестким словом, а не ударом меча или кнута. Такой уж тут, в Корояке, обычай.
– У нас, в Бежети, если жена сильно ругает мужа, он не ищет более находчивых слов, а отвечает ей добрым тумаком.
– Здесь одними кулаками завоюешь только треть славы, а две трети надо добывать чем-то другим, – возразил Быстрян.
Природная ловкость позволяла Дарнику проходить сквозь самую густую толпу, никого при этом не задевая. Но однажды от столкновения с дюжим кожевником увернуться все же не удалось, тот сильно задел его плечом, а следом обругал, обвиняя в неуклюжести. Несколько зевак даже остановилось полюбоваться на их ссору. Дарник с каменным лицом дослушал все до конца, а потом молниеносно выбросил вперед правый кулак, и кожевник оказался на земле с разбитыми губами. Такое потом повторялось три или четыре раза, прежде чем в ремесленных и торговых рядах хорошо запомнили вспыльчивого молодого бойника и приучились обходить его стороной.
Неподвластен он был и главному увлечению молодых короякцев – нарядной одежде. Здесь ей почему-то предавали непомерно большое значение. На тех, кто одет попроще и победней, взирали сверху вниз, а девушки порой даже откровенно пренебрежительно фыркали. Дарник же еще в Каменке на Сизом Лугу усвоил себе, что тот, кто слишком заботится о своей внешности, никогда не будет хорошим бойцом, потому и в Корояке смотрел на щеголей с откровенным презрением и своим подручным не позволял подобных излишеств.
Однажды из-за этого в их ватаге произошел даже маленький бунт.
– Почему мы должны ходить в обносках хуже всех? – возмущалась молодежь при молчаливой поддержке Быстряна и охотников. – Если ты тратишь все дирхемы на дворище, то почему не продать часть купеческих товаров и не одеться как все?
– У вас наверно нет глаз и ума? – спокойно отвечал им Рыбья Кровь. – Неужели не понимаете, что здесь, в городе осталось одно отребье? Настоящие парни ушли с князем. Когда они вернутся, тогда мы и решим,
