несколько дорогих украшений, с тем, чтобы одна из его жен приходила и готовила одинокому ромею горячую еду.
4
Большой, вдвое увеличившийся санный поезд ходко продвигался по льду Каменки. Гриди снисходительно взирали на новичков, а те в свою очередь ловили и впитывали каждое их слово, каждый жест и недомолвку.
Дарник неотступно думал о матери. Он был доволен, что при его разговорах с ней всегда присутствовал кто-то из гридей, и теперь ее поведение втихомолку обсуждалось в дружине. Именно такой должна быть мать у настоящего князя: суровой и мудрой. Ее близкая смерть, как и любая смерть, не ощущалась Дарником как что-то ужасное, пришло время умирать – и ничего с этим не поделать. Еще по дороге в Бежеть он пытался представить Маланку на своем дворе в Липове и сразу мрачнел – никак не вписывалась она в его новую княжескую жизнь. «Мать нашего князя – всего лишь простолюдинка», – так и слышалось ему шипение, доносящееся с каждого городского дома. И вот все разрешилось наилучшим образом, даже в этом мать ему помогла. Кто после таких гордых слов о похоронах вдали от родины примет ее за простую смердку? Да и вопрос с его отцом лучше оставить неразрешимым. Сперва он собирался спросить о нем Маланку, чтобы она хоть ему открыла эту тайну – и не спрашивал. Что толку тянуть свой род вглубь десятилетий, ведь согласно простым расчетам за тридцать поколений его родня насчитывала тысячу миллионов человек, неужели среди них не найдется ни одного базилевса или князя? Конечно, были, и именно сейчас, в сочетании с воспитанием, данным ему Маланкой, все эти навыки верховенства над людьми в нем, Дарнике, и проявились.
Когда до Перегуда оставалось верст пятнадцать, впереди показался дозор из двух жураньцев. Молодец, догадался выслать гонцов, похвалил князь Меченого. Но жураньцы выглядели отнюдь не радостными и было от чего.
– Нас, князь, норки разбили, – опустив голову, сообщил старший напарник.
Дарник даже не изумился – расплата за его легкомысленный отъезд от войска была вполне заслуженной. Столь же бесстрастно выслушал и рассказ о случившемся. Все шло, как было задумано Меченым и одобрено им, князем. Едва дарникцы начали обстреливать горящими стрелами ладьи северян, те тотчас в пешем строю вышли из крепости на защиту своих судов. Потом, словно не выдержав обстрела камнеметами и стрелами, в беспорядке отступили назад, в крепость. Белогуб со своими арсами решил повторить опыт Казгара и вместе с жураньцами ворвался вслед за противником в город. Только норки не булгары, они этого как раз и ждали, живо перекрыв ворота заранее приготовленными повозками и отрезав пешцев от их конного отряда. По словам свидетелей-перегудцев, липовцы отбивались яростно, но ничего поделать не могли. Норки пленных не брали, всех рубили на месте. Оставшиеся снаружи дарникцы пытались с помощью камнеметов расчистить себе путь в крепость, и это почти удалось. Но тут норки вывели из дальних ворот свою лучшую сотню и ударили в спину пешцам и камнеметчикам. По непонятной причине случилась заминка с залпами «орехов», Меченый погиб одним из первых и не нашлось другого вожака, который сумел бы сплотить пешцев и камнеметчиков перед атакующими спереди и сзади норками. Все войско рассыпалось и началась обычная рукопашная, в которой норки намного превосходили дарникцев. Не прошло и двух часов с начала сражения, как все было кончено. Спаслось не больше ста воинов.
– Где они? – спросил князь.
– Мы ждали тебя пять дней, потом три ватаги ушли в Корояк. Сказали, будут тебя дожидаться там.
– А остальные?
– Остальные здесь, рядом.
– Что с камнеметами?
– Их норки изрубили на куски.
Это была единственное приятное известие. Значит, норки не такие уж замечательные вояки, раз не поняли ценности метательных орудий.
До селища, где разместились остатки войска, было рукой подать. Гриди встречали князя с радостным облегчением – наконец-то кончилось их безнадежное и тревожное ожидание. Никто не сомневался, что уже наутро они тронутся в обратный путь на Липов. Арс Копыл, заменивший погибшего Белогуба поспешил сказать:
– Я уже разведал, можно пройти с санями прямо по лесу и спуститься на реку в двух верстах ниже города.
– Сначала возьмем Перегуд, а потом спустимся, – объявил Дарник и, оставив вожаков с широко раскрытыми ртами, отправился размещать на ночлег свой караван.
Он совершенно не представлял себе, как все это сделает, но понимал, что назад ему, проигравшему, дороги нет. Вот здесь нас с тобой, Маланка, вместе и похоронят, не без горечи думал он, засыпая.
Утром Рыбья Кровь устроил смотр своим силам. Кроме трех санных камнеметов, которых он брал с собой на всякий случай в Бежеть, у него имелось тридцать гридей, ездивших с ним за матерью, две ватаги уцелевших ратников (из них 10 арсов) и ватага ни к чему не пригодных, сопливых новичков. Однако, судя по всему, и у норков осталось не более полутора сотен боеспособных воинов. Копыл подсказал, что в посаде Перегуда прячутся еще тридцать уцелевших гридей городового войска, на которых тоже можно рассчитывать. Выгнав из строя долечиваться с десяток легкораненых гридей, Дарник обратился к остальным с короткой речью:
– Мы возьмем Перегуд и не потеряем ни одного ратника. Кто позволит, чтобы его убили, будет брошен на съедение воронам и волкам. От кого услышу хоть слово против, тот будет тотчас повешен. Все ясно?
Дрожь пробежала по рядам воинов, всю ночь они обсуждали бредовое желание князя взять малыми силами то, что оказалось не по зубам в три раз большим, но слова Дарника проникали в них, как гвозди в твердое дерево – глубоко и прочно.
Освежающий сон, как всегда в переломный момент, пошел Дарнику на пользу, он теперь знал, что и как надо делать. Бежечанам и приывшим перегудцам приказано было до изнеможения упражняться в боевом искусстве, арсам – снаряжать как можно большее количество стрел и сулиц, гридям – готовить передвижные защитные укрепления. В селище нашлись доски и горбыли, из них сбили два короба – две на две сажени – и поставили их на широкие полозья. Укрытия из более тонких досок устроили и на трех санях с камнеметами. На эти приготовления ушло два дня.
По замыслу Дарника, в каждом из коробов должно было находиться восемь лучников, которые изнутри сами бы толкали короб по речному льду. Толкать-то они толкали, да только взад или вперед, в сторону поднять и перенести короб было трудно и медленно. Тем не менее, своей выдумкой князь остался доволен. Еще день понадобился, чтобы гриди, выбранные для коробов, наловчились в новом для себя деле. Дарник хотел научить их двигаться в коробах уступом, прикрывая друг друга, и быстро отходить с помощью упряжных лошадей, которые тащили бы короба на длинных веревках назад. Получалось все это не очень ловко, но другого выхода просто не было.
И вот рано утром весь отряд еще по темноте собрался, вооружился и, захватив с собой два десятка мужиков с рогатинами из селища, двинулся в путь. По дороге несколько раз останавливались и повторяли задуманные действия: коробы двигались уступом, трое саней с камнеметами наступали вместе с ними, еще семь саней на ходу высаживали гридей с большими щитами и луками, а потом также стремительно подбирали их обратно, сорок конников с двухсаженными пиками четко съезжались и разъезжались в разные стороны, а перегудцы и бежачане с мужиками строились и передвигались ровным прямоугольником чуть позади, изображая из себя запасные ватаги.
Вот уже за поворотом Перегудская крепость и пристань с зимующими судами. Дарник обратился к ратникам с последними указаниями, сказав, что убитых быть не должно и что окончательной победы сегодня тоже не будет, задача сражения сжечь одну или две ладьи норков. С тем и пошли к пристани. Вернее, вперед выступили короба, которые медленно стали продвигаться к ладьям. Остальные с безопасного расстояния ждали ответного хода противника.
Норки, разумеется, сразу разгадали намерения дарникцев, дымок, курившийся над железными мисками внутри коробов для поджигания стрел, не оставлял сомнения, что будет дальше. Торговые ворота крепости отворились, из них высыпал отряд примерно в шестьдесят пешцев и, не желая вязнуть в глубоком снегу, остановился, ожидая приближения дарникцев. Лучников среди них было не больше десяти человек. До коробов норкам оставалось одно стрелище, до арсов и гридей – полтора. Арсы и гриди стояли на месте, а коробы двигались и двигались. Отряд норков не спеша пошел им навстречу, скорее, с желанием отогнать, чем нападать.
Дарник подал знак, восемь саней устремились вперед и высадили во фланг норкам две ватаги щитников и лучников, которые тут же выстроились в две шеренги и изготовились к стрельбе. Отряд норков в замешательстве остановился, не зная, кого атаковать. Из ворот крепости им на помощь выступил еще один отряд пешцев, который совсем не имел лучников, и решительно пошел в сторону высаженных дарникских ватаг. Приободренный поддержкой, первый отряд норков с боевыми криками помчался к коробам, выпустившим уже первые зажигательные стрелы по двум крайним дракарам.
По сигналу трубы восемь саней подобрали обе ватаги дарникцев, успевших дать три залпа стрел по второму отряду норков, и чуть отъехали назад. Там гриди вновь построились в две шеренги, как бы приглашая противника снова напасть на себя. Тем временем с другого бока первого отряда норков развернулись трое саней с камнеметами. Их залп «орехами» в сочетании с прицельной стрельбой из коробов буквально смел передние ряды противника. Второй отряд норков, поняв, что за санями ему не поспеть, повернул на помощь первому отряду. Чтобы не дать им соединиться, Дарник сам повел на второй отряд ватагу конников. Повел, но не довел. Рассыпавшись в одну шеренгу и достав луки, гриди с арсами стали расстреливать противника с тридцати саженей. Те, сомкнув щиты, бросились в атаку. Всадники чуть отъехали и снова пустили стрелы.
Считая коробы более легкой добычей, чем неуловимые сани с камнеметами, первый отряд норков упрямо продолжал наступать на них. Упряжные тройки были пущены вскачь и, к величайщему изумлению противника, коробы стали отъезжать быстрее, чем они могли бежать по глубокому снегу. Из стен крепости вышли еще с десяток норков, но только для того, чтобы потушить зажигательные стрелы, сидевшие в бортах дракаров. Дарник приказал трубить отход – двадцать убитых норков и столько же раненых для первого дня было вполне достаточно. Больше всего он был доволен общей слаженностью действий – вот так бы всегда.
Когда собрались все части его небольшого войска, выяснилось, что воины успешно выполнили и самый трудный приказ: среди них не было не только убитых, но даже раненых. Особенно приободрились перегудцы, да и бежечане с мужиками, хоть ни в чем не участвовали, получили весьма наглядный урок и теперь рвались в бой наравне с остальными ратниками.
На следующий день наступление на ладьи повторилось с той лишь разницей, что дракары атаковали сани с камнеметами, а у торговых ворот их прикрывали короба и конники. У камнеметов зажигать ладьи получилось лучше, чем у лучников. Сначала на борт судов забросили десятки комков с соломой и сухой древесной
