Дедушка с глазами ангела

       Он уже глубокий старец в возрасте, который остановился где-то между семьюдесятью  и девяноста годами. И потому он давно распрощался с былой статью, силой и выправкой. Он постоянно брюзжит и жалуется на все, что его окружает. Он устал от жизни и от людей.
        Она русская, и зовут её Марина, хотя он называет её по-своему: «Марьям», потому что сам он аварец,  родом из Дагестана. Зовут его Давуд. А здесь, в кубанском поселке все называют его «дедушкой Даудом». И она тоже называет его дедушкой.
       Уже несколько лет они живут вдвоем в просторном и светлом доме на окраине поселка. Дом этот дедушка Дауд купил, когда после смерти жены, покинув родной Дагестан, переехал на Кубань к сыну, занимавшему в городе какую-то должность. И вот теперь дедушка Дауд живет здесь, а сын живет в городе, потому что не может бросить  работу.
       Здесь у дедушки Дауда и у Марины дом, сад, огород, огромный цветник, чистый воздух, широкая улица с дорогой, вымощенной щебенкой. Одним концом эта дорога упирается в поселковый центр, а другой – в трассу федерального значения, по которой днем и ночью пролетает без остановки всевозможный автотранспорт.
      Марина приходится дедушке Дауду невесткой. Она живет здесь потому, что дедушке нужен уход. Его нельзя надолго оставлять одного. В городской квартире у сына дедушке Дауду тесно. Он горец, и потому любит простор, солнце и чистый воздух. А из родственников у него остались только сын, эта самая невестка и внучка, которая после учебы уехала далеко в большой город и завела там свою семью.
      Каждый день в доме начинается и заканчивается какой-нибудь легкой перебранкой. Это потому, что свёкор с невесткой –  разные люди. Характеры у них тоже абсолютно разные. А когда характеры разные, то очень трудно понять и принять друг друга. Марина – довольно романтичная  и впечатлительная натура. Её всегда привлекало все прекрасное и возвышенное: искусство, природа,  литература. Она любит  разводить цветы, возиться с маленькими детьми и ухаживать за кошками и собаками.
      А Дауд считает, что все это пустое, что в огороде следует сажать картошку, помидоры и прочую полезную зелень. А привечать в дом всякую бездомную живность вредно. Разводить следует только домашний скот, кур и гусей.
      В большом зале дома стоит пианино. В городе Марина работала преподавателем в музыкальной школе. В поселке музыкальной школы нет, но иногда Марина в частном порядке занимается с детьми музыкой. Это очень раздражает дедушку Дауда. Его вообще нервирует та музыка, которую играет Марина.
- Слюшай, Марьям, паджялюста! Что ти играишь? Ти взрослый женщин, а нэмножька поведёшь себя, как маленький дэвотчка, да?
- Я играю то, что мне нужно для моей работы, - сердито  отвечает  Марина.
- Слющай, плохой работа ти делаишь! Нада огород капать, сад насадживать – эта работа.
     С утра до вечера старик не оставляет женщину без замечаний и придирок. Кажется, что это нравится ему. Когда она, потеряв терпение, решительно заявляет ему, что уедет от него домой, в город, он смиряется и обещает не вмешиваться больше в её жизнь. Но через неделю-две он забывает о своих обещаниях, и опять принимается донимать её придирками:
- Слющай, Марьям, паджялюста! Зачем тибе эти циветы? Нада картошку посадживать, нада памидори посадживать! Какой ти неспасобний женщин!
        И наконец, наступил момент, когда её терпению пришел конец. Обливаясь слезами, она позвонила мужу и объявила ему, что уже не может больше так жить, что бесконечные придирки и упреки свекра окончательно доконали её. Она желает, чтобы муж как можно скорее приехал в поселок и что-нибудь придумал. Муж пообещал приехать назавтра.
       Он действительно приехал, молча выслушал жену.
- Я не могу, Мариша, бросить работу, ты же знаешь,  - обнял он Марину. – Отца  тоже не могу бросить. Я взял отпуск на месяц. Поживу здесь с отцом, а ты поезжай домой и отдохни. А потом… потом, возможно, заберем его к себе. Или… наймем какую-нибудь женщину, если  он не захочет в город.
      «Как же это здорово – быть абсолютно  независимой! – сказала себе Марина, вернувшись в свое городское жилище. – К черту все дела, обязанности, условности и предосторожности! Я свободна и счастлива!»  Первым делом, Марина  сходила в парикмахерскую и обзвонила всех своих подружек, объявивши им о своем вольном и безмятежном счастье. Остаток дня и ночи она провела в компании телевизора. И  целую неделю Марина упивалась долгожданной свободой, которую она неожиданно получила за много лет неустанных работ и забот.
     Потом ей стало немножко скучно, и она посвятила себя посещению театров, концертов и музеев. Пару раз с подружками и  бывшими коллегами по работе она сходила в ресторан.
       И вдруг в её душу робко вползла какая-то непонятная тоска. Это случилось к концу второй недели вольной жизни. Сначала Марина пыталась эту тоску вытолкнуть из души, забавляя себя музыкой, живописью, чтением и рукоделием. Но тоска внедрялась в Марину все настойчивей с каждым днем и отравляла безмятежное существование. Все, что совсем недавно её веселило и радовало, теперь казалось пустым и противным. Она позвонила мужу. Тот спокойно ответил, что у них с отцом все хорошо, с делами он справляется. И пожелал ей счастливого отдыха.
       Но счастливый отдых  куда-то безвозвратно улетучился. Пропал сон, аппетит, тоска грызла душу со всей своей свирепостью. И тут ещё ночью приснился Марине дедушка Дауд. Он шел к ней навстречу из глубины сада, улыбался, протягивая к ней руки, и смотрел на неё удивительно кротким детским взглядом. Взглядом ангела.
       Проснувшись, Марина посмотрела на часы. Было пять часов утра. Она вскочила с кровати и принялась лихорадочно метаться по квартире, приводя её в порядок и собирая свои вещи. В половине седьмого она была уже на автостанции в ожидании первого рейса в сторону  своего  поселка. Всю дорогу Марина мучилась оттого, что автобус едет медленно и что неоправданно долго задерживается на остановках. От автостоянки она  бежала и только перед калиткой своего двора приостановилась, чтобы немного отдышаться и собраться с духом. Во дворе перед крыльцом стоял её муж. Он держал в руках небольшой букетик свежесрезанных роз. Увидев во дворе жену, он не проявил ни удивления, ни восторга, а только улыбнулся широко и поздоровался.
- Где отец?! – воскликнула Марина.
- Дома, - спокойно ответил муж. – Там, у себя в комнате. Вот, цветы несу. Он попросил.
       Марина бросила у порога сумку и влетела в дом. В дверях маленькой комнаты остановилась.  Её свёкор дремал в большом мягком кресле, который, казалось, почти поглотил сухонькую  фигурку старика. Дедушка Дауд поднял голову, обрамленную белым ореолом слегка вьющихся  волос. С маленького морщинистого лица светились, словно угольки, большие ангельские глаза ребёнка. Старик радостно улыбнулся и протянул  руки навстречу невестке:
- Как харашо, чито ти пириехала! Я так тибя ожидал! Я тибя отшень люблю!
       Сердце Марины застыло на мгновение, а потом затрепетало и заколотилось, разливая в груди необыкновенную нежность, жалость и любовь  к этому маленькому старичку. И не было в эти минуты  на свете человека роднее, чем он. Марина дернулась к старику и, упав перед ним на колени, уткнулась лицом в его острые коленки.
- Прости меня, отец! – выдохнула она и заплакала. – Прости ради Бога!  Я никогда больше не брошу тебя, отец!
        Она плакала,  истово целовала его руки, потом щеки и голову и каялась за свое бездушие к нему,  и говорила ему о том, что тоже любит его и будет исполнять все его желания. И она действительно по-матерински  принялась заботиться о нем, исполняя безропотно все его просьбы и желания.
        А  через месяц старик умер. Марина очень тяжело пережила эту смерть. Ей чудилось все время, что с уходом свёкра, к которому, как ей казалось, она была не столь внимательна, как должна,  от неё отделилась частица её самой. А вместо этой частицы образовалась огромная и тяжелая рана, наполненная  неизбывной виной перед этим человеком.
         В поминальный день она пришла в церковь и прошла к лику Господа. Поставила свечку и, приклонив колени, принялась молиться за упокой усопшего отца. Осеняя себя крестами, она подняла взор на икону и увидела в лике Христа большие и добрые  глаза старика Дауда.