Родить сына

… Когда гениальный Микеланджело Буонарроти создавал своего Давида из четырёхметровой глыбы мрамора, он вылепил  вначале уменьшенную восковую копию, которую поместил в особый сосуд, наполненный водой.  Жидкость  неумолимо испарялась, обнажая постепенно восковую фигуру, которая стала моделью для рубившего мрамор художника. И так же постепенно, как из воды «выныривала» восковая модель, в мраморе рождался шедевр…

Примерно такую же задачу поставила перед собою и Варвара. Только её работа была ещё более долгой, значительно более тонкой, кропотливой и куда  более ответственной. Она начала «ваять»  для себя сына.
Когда-то, теперь уже очень давно, в первой ещё молодости, студентка третьего курса Варенька на одной из студенческих вечеринок выпила слишком много вина. Это было не страшно, ибо проходило  сборище молодых людей в квартире её институтской подруги Нельки, родители которой укатили в отпуск в Ялту, потому что Нелькин отец был академиком, и путёвки на юг, к морю, Дом учёных вручал ему  ежегодно.
Ну и бог с ним, с Нелькиным отцом, то есть. Мы же про Вареньку. Так вот. Голова у неё в тот вечер  закружилась, и девушка отправилась сама в спальню, так как в доме у подруги была не в первый раз и знала, как ориентироваться в её огромной квартире. Там прилегла на супружеское ложе Нелькиных родителей, где вскоре и заснула. Перед тем как погрузиться в объятия Морфея, Варя разулыбалась, вспомнив нелепых тщедушных мальчиков, увивавшихся вокруг трёх девочек (была ещё Наташа из их группы, но её Варя едва знала) весь вечер.
Были эти ребята такими забавными в своём стремлении казаться мужчинами, повидавшими многое, что это напомнило ей утренник в детском саду, где мальчики из её группы танцевали  с девочками, но всегда – хуже девочек, а потому движения для них воспитательницы придумывали самые несложные. Танцевали они русский, казахский или литовский танец, всё равно мальчики вставали на коленочку, поднимали над головой руку, тогда как вторая лежала  у них на поясе, выставляли палец, за который партнёрша хваталась и нарезала несколько кругов вокруг кавалера, в такт русской, казахской или литовской музыке помахивая свободной рукой. Наверное, те мальчики тоже думали, что танцуют.
Среди ночи Варя проснулась от того, что один из этих «танцоров» начал задирать ей подол и тискать другою рукой её  грудь. Вначале Варя хотела дать ему отпор. Потом стало просто интересно: как же он справится один с «танцем», если партнёрша  как бы участвует, но не помогает.
Он сопел, возился долго с собственными штанами… Затем было немножко… неприятно… И – всё. Он засопел и отвалился на спину. Варя даже удивилась такому быстрому финалу, приподняла голову и посмотрела на «исполнителя». Он трусовато и нагло одновременно скосил на неё глаза тоже.
- Всё? – спросила Варя. И, не дожидаясь ответа, расхохоталась.
Он буркнул ей что-то, кажется, любимое у «танцоров» «дура», и, придерживая руками штаны, выскочил из комнаты.
После этого Варя заснула. Крепко. Как тогда, когда ещё были живы родители, спалось в доме у бабушки, куда они приезжали каждое лето в гости. Приезжали до тех пор, пока дом этот не стал и Вариным домом, после того  как отец с матерью рано утром в конце августа разбились на мокром шоссе, когда ехали её забирать от бабушки.
Вскоре Варя поняла, что «танцор» был совсем не безнадёжен, и для того, чтобы зачать ребёночка,  этих кратких мгновений хватило, она ни секунды не сомневалась  и сделала  аборт.
Вот и всё, что было в её жизни связано с «любовью».
После этой бездарной истории вообще ничего никогда не было. Буквально: ни-че-го. Мужчины вначале вызывали у неё некоторую брезгливость, а потом – полное равнодушие.
Когда же цифра «40» стала не просто метафорой старости, а вполне осязаемой ближайшей вехой в её биографии, Варя решила родить. Сына. И для себя. И создать его таким, каким, по её разумению, и должен быть настоящий мужчина.
Во-первых, он должен быть элементарно здоров физически. А в этом деле важно знать наследственность его будущего папаши. В своей Варя не сомневалась. Во-вторых, образован  по-настоящему:  владеть хорошей и благородной мужской специальностью. Архитектор, например. Плюс 1-2 иностранных языка и умение разбираться в музыке, да и в искусстве вообще. Ну, спорт – само собою, чтобы не был хлюпиком с фигурой, напоминающей карандаш в вертикальном положении.
И Варвара начала поиск кандидатуры отца своего будущего идеального сына. Претендентов в орбите Вариной досягаемости было двое.
Николай Степанович – начальник их отдела. Пятидесятилетний  кандидат технических наук, родившийся в крестьянской многодетной семье. У него у самого были слоноподобная жена и три дочери. Породу своей жены Николай Степанович явно улучшил: дочери были красивы той самой тихой русской красотой, от которой млеют все иностранцы. Уводить из семьи этого достойного человека Варя не собиралась: нужен был лишь ребёнок, отцом которого он должен стать. И – всё. Даже материальная помощь с его стороны не нужна. Варя сама справится.
Второй претендент – это Сергей. Личный шофёр шефа. С интеллектом там, конечно, не очень, но зато 39 лет, атлетические плечи, русые почти ещё кудри и два развалившихся брака за плечами, в каждом из которых осталось по двое детей.
После мучительных колебаний, как-то в конце рабочего дня Варя вошла в кабинет к Николаю Степановичу и…
Сцена была совершенно идиотская, но шеф вёл себя предельно мужественно и корректно. Он, кажется, даже не очень удивился, когда Варя начала излагать ему своё… жизненное кредо. Просто сцепил пальцы рук в замок, положил свои плебейские кулаки на стол и пристально их рассматривал. Когда Варя закончила, он почти улыбался:
- Дорогая моя, Варвара Петровна! Мне необычайно лестно, что ваш выбор пал на меня. Поверьте, я ценю это. Но – маленький нюанс. Я очень люблю свою жену и никогда её не обманывал. Думаю, что и впредь этого не сделаю. Даже не из-за неё – из-за себя. Чтобы не чувствовать, что я – подлец. Она – часть меня. Причём, - лучшая часть. И запланированный вами наш совместный ребёнок станет тоже моею частью. Стало быть, я буду обманывать и его. А себя ведь нельзя обмануть, тем более - дважды. Поэтому – извините, дорогая…
Варе стыдно было после этого разговора – невероятно. Лицо пылало, слёзы сами собою выступали на глазах, когда она входила в лифт, торопясь скорее уйти с работы.
Следом за нею в кабину заскочил Сергей, кивнул ей и нажал кнопку первого этажа. Когда увидел, что Варвара почти плачет, спросил:
- В чём дело? Что случилось? Кто обидел тебя, Варенька?..
Она была в таком отчаянии, что прижалась с широкой Серёгиной груди, шмыгнула носом, а потом подняла лицо и посмотрела ему в глаза:
- Женись на мне, Серёжа. А то я устала «танцевать» одна…

… По замыслу отцов Флоренции, Давид  Микеланджело должен был украшать крышу собора. Но скульптура оказалась столь прекрасной, что поднимать её так высоко над головами людей, которые не смогли бы рассмотреть  это совершенство, посчитали неправильным.  А потому установили  перед собором, на площади Синьории, превратив в символ Флоренции…
Однако, когда флорентинцы взбунтовались против власти ненавистных Медичи, даже служение Богу превративших в источник доходов семьи, и выбросили из окна собора деревянную скамью, они повредили  творение Микеланджело, отбив у статуи руку.