Марусино завещание

Я всегда любил с нею разговаривать. Но в последнее время, когда она стала заметно сдавать физически, беседы наши стали для меня особенно интересны.
Обнаружилась странная взаимосвязь между угасанием плоти и просветлением духа.
Ей всё труднее перемещаться по комнате, но всё пронзительней и выше её мысль. Как-то, совсем недавно,  сама заговорила со мной:
- Знаешь, мой дорогой, я вот думаю, что жить на самом деле не очень сложно. Важно только вовремя изменить угол зрения на предлагаемые бытием  обстоятельства.
Я понимаю, что начинается серьёзный разговор, а потому вытираю руки, бросаю недомытую посуду и осторожно сажусь на табурет напротив. Она, как, впрочем, и всегда, на меня не смотрит. И вообще не смотрит на что-то или кого-то. Я это чувствую. Она мысли своей в лицо вглядывается. Это видно по выражению её лика. Потом как-то постепенно и чрезвычайно глубоко вздыхает и на выдохе продолжает говорить:
- Вот смотри. У меня рак…
И тут же вздымает свою сухую и от сухости блестящую ладонь, словно загораживаясь от меня и моих увещеваний на тему, что «скорее всего, врачи ошибаются», «рак таким не бывает», и «мы будем бороться».
- Рак, рак, дорогой. И не спорь. Я же чувствую. Он ведь во мне живёт, а не в тебе. Знаешь, иногда, ночью, мне даже начинает казаться, что я чувствую, как он во мне шевелится, поводит из стороны в сторону своими клешнями…
Я молчу, потому что по себе знаю, что человеку часто необходимо бывает облечь в слова свои мысли, чтобы они ему же стали яснее. И в этот момент  совершенно не важно, слушают ли его, нет ли. Важно самому для себя понять нечто.
Но разговаривать со стеной нельзя. И с пустой комнатой – тоже. Всё равно должен быть рядом кто-то живой, чтобы самим фактом своего присутствия хотя бы обозначать адресата, которому направлена мысль.
- В первый момент, когда я узнала  диагноз, было оцепенение. Потом - отчаяние: почему именно мне? За что? За какие прегрешения?.. Потом наступило время, правда, оно было слишком недолгим, время надежды. Теперь я понимаю, что строка «… и каждый миг с собой уносит частичку бытия…» - не красивая грустная метафора, а точный хронометраж события. И в этом я жила долго – три дня, наверное. А потом проснулась ночью, будто от яркого солнца. Лежу на спине. Боль затаилась где-то внутри, и ею можно даже пренебречь. И темно в комнате. А я всё равно солнце вижу. Не солнце, конечно, а его свет: густой такой, яркий и … розовый какой-то. Такой, каким он бывает только в детстве, когда утром проснулся. Проснулся сам, не по будильнику, а света вокруг столько, что его даже не замечаешь, потому что хорошее всегда кажется естественным. Вот…
И вдруг поняла, что болезнь – это не наказание. Нет, я точно знаю. Что жизнь – череда испытаний, знает всякий, даже не верящий в Бога. Так вот болезнь, мы думаем, – следующее испытание. И эта мысль начинает казаться нам истиной. И приход к истине для всех, даже самых великих, - всегда успокоение, решение задачи. Устранение проблемы.
Нет,  так неправильно: это – очередное событие в моей жизни. А событий ведь было столько. И совсем не все они были радостными. Были те, которые хотелось прожить как можно быстрее. Вот и мой рак прожить нужно как событие.
Знаешь, я об одном думаю: только бы смочь его прожить и не оскотиниться при этом. Достойно прожить.  Ты помнишь свою маму? И как она уходила, помнишь? Как всем нам трудно было. И немного стыдно за неё.
Опять её ладонь взлетает, как знак «Стоп!» перед моим лицом.
- Знаю, знаю! О покойниках или хорошо, или – никак. Но я ведь и не собираюсь говорить о ней плохо. Она была всегда славным и достойным человеком. А вот  у х о д  свой п р о ж и т ь  не смогла. Думаю, именно потому, что и не собиралась его проживать. Она просто угасала. А ведь «каждый миг – частичка бытия». Миги ухода – тоже часть нашей жизни, а не репетиция её. И сейчас мы с тобою живём. Во время нашего разговора… точнее, - моего монолога. И дальше ещё некоторое время… будем жить рядом. А потом… Потом тебе придётся жить одному, просто потому, что моё бытие закончится. И я прошу тебя: не  д о ж и в а й  после меня. Не  ж д и  своей кончины и встречи со мною  т а м…
Она чуть вздымает глаза вверх, а потом продолжает:
- Я хочу, чтобы, когда мы, всё же, встретимся  т а м, ты рассказал мне про ещё одну свою жизнь, радостную и полную розового света. Того самого, о котором я уже говорила. Я хочу, чтобы рядом с тобой обязательно появилась женщина, которая родит вам с нею детей. Потому что ты их достоин. Но пусть и ваши будущие дети не станут для тебя единственным, ради чего ты будешь жить дальше. Да, ради них – конечно. Но – не только. Ради себя – тоже. Ради того, чтобы не раствориться в них полностью и перестать быть уже при жизни…

Ей вдруг стало плохо. Совсем. И продолжать она уже не могла. Это был наш последний разговор с женою Марусей. В сознание она так и не пришла. Через  несколько часов после этого разговора  я пошёл по жизни один…
… Пока не встретил жену. Её тоже зовут Маруся. И наша дочка носит это же имя…