Кацап

А родина далеко… Позади осталась мирная жизнь, озорные мальчишеские проделки, ласковые руки матери… Будто и не с ним все это было, а только привиделось в чудесном сне… А сейчас боль, страх, и огромное желание жить!
Коля Годящев со своими товарищами по несчастью едва передвигал разбитые ноги, больше походя на приведение, чем на живого человека, только ярко-синие глаза лихорадочно блестели на худом изможденном лице. Но никакие мольбы и просьбы не могли смягчить конвойных, гнавших живых людей, точно скот, на работу в Германию.
А мысли паренька вновь и вновь возвращались под крышу отчего дома в Малое Андосово. Когда он весной 1941 года уходил в армию, то и представить не мог, что его ждет, улыбался родне, друзьям и говорил: «Скоро встретимся! Писать буду!»
И действительно, писал бабушке Евдокии, которая, когда он осиротел, заменила ему мать: «Нянечка! Гоняют нас нещадно, наверное, будет война…».
И она пришла, грянула на рассвете летнего дня, обнажая свой хищный оскал, открывая кровавый пир, пожирая всех без разбору, умываясь слезами женщин и детей.
Колю она застала на Украине, неприятель стремительно наступал, сминая ряды бойцов. Он выжил, но оказался в плену, и теперь, едва живой брел по дорожной пыли, мечтая плюнуть в лицо каждому фрицу, отомстить за погибших товарищей.
К вечеру они добрели до небольшого поселения Огневка, расположенного недалеко от Винницы. Эта территория была оккупирована в середине июля 1941 года, и немцы чувствовали себя здесь полноправными хозяевами.
Группу пленных загнали в один из деревенских дворов и заперли в хлеву, вместе со скотиной. Николай лежал на полу, силы его таяли, точно снег под весенним солнцем.
- Куда ему идти? Помрет… мальчишка ведь еще совсем…- толковали мужики, и качали головами, поглядывая на русоволосого молоденького паренька, с запекшимися губами.
И вот перед рассветом решились. Разгребли навозную кучу, положили туда Николая и вновь присыпали навозом, оставив только небольшую щелочку, чтобы он мог дышать.
- Дай Бог, браток, все обойдется! – пожелали товарищи ему на прощание.
Послышалась немецкая речь, к хлеву приближались конвойные, они о чем-то громко переговаривались, смеялись, отворяя дверь ночной тюрьмы.
Сердце юноши колотилось в бешеном ритме, а воздуха едва хватало.
«Что если заметят, что меня нет? Или кучу эту решат проверить? Они же всех нас расстреляют….», - проносилось в его сознании, и страх парализовал и без того разбитое тело.
Фашисты выводили пленных неспешно, хотя и прикрикивали: «Шнеля! Шнеля!». Один из мужчин замешкался у калитки, делая вид, что поправляет кровавые опорки на ногах, а сам едва заметно кивнул хозяйке дома на хлев, та в ответ прикрыла веки.
Конвойный больно ткнул отставшего прикладом в спину, что-то резко прокричал, и несчастный поплелся за остальными.
Анна, так и стояла у плетня, пока скорбная вереница не скрылась из виду. Потом, подхватив вилы, отправилась в хлев, оглянувшись, пуста ли за спиной улица. Притворив дверь, бросилась к куче, приговаривая: «Тихо, не бойся, я помогу».
Миловидное лицо украинки, её тяжелая коса, обвитая вокруг головы, дали Николаю надежду, что он ещё повоюет и вернется домой.
День парень просидел в своем убежище, а когда ночь мягким черным покрывалом окутало село, то хозяйка перетащила своего гостя в дом. Чуткое женское сердце откликнулось на чужую беду, и несмотря на страх, она принялась выхаживать «своего кацапа».
Николай все мечтал, что как оправится, то обязательно уйдет к партизанам. Молодой организм быстро набирал силы, и вот он уже стал похож на самого себя, улыбчивого, доброго, а из сострадания и благодарности появилась любовь.
Не мог деревенский парень смотреть, как его милая хозяйка, одна по дому да по двору хлопочет. Как только стал себя лучше чувствовать, начал по хозяйству помогать. Она плакала, бранилась, чтобы он из дома не выходил, боялась за его жизнь, и не зря.
Один из соседей приметил светловолосого пришельца, побежал в полицию с доносом, что его соседка прячет русского партизана.
Не успел Николай укрыться в лесу, полицаи забрали его со двора и увезли на мотоцикле.
Хозяйка же проявила стойкость, несмотря на то, что некоторые из соседей над ней насмехались, она собирала передачи и относила их любимому, верила, что он обязательно вернется. Но однажды хмурый полицай не взял её узелок, грубо буркнув: «Не нужны больше ему твои передачи! Не ходи сюда».
Слезы застилали глаза, она знала, что стоит за этими словами: жерло печи, в которой сжигали узников. Такой страшной смертью, в самом расцвете жизни погиб 19 –летний Николай Годящев.
Но сохранилась не только память, зародилась новая жизнь. В лихое военное время родился его сын, маленький Коля, которому мать дала фамилию отца.
Отгремели бои, все живые вернулись домой, а в Малом Андосове Колю родня почитала как без вести пропавшим. Пока однажды на пороге их дома не появился высокий красивый мужчина, так похожий на погибшего Николая.
Это отыскал родню отца Николай Годящев младший.
Его то и дело обнимали и целовали, утирая слезы, и слушали историю, произошедшую в 1941 году.
Мать много рассказывала сыну об отце, откуда он родом, как спасла его, и ни от кого не скрывала чей это ребенок. В детстве мальчишки его дразнили «кацапом», а однажды в школе нашли единственное фото отца, которое он все время носил с собой и порвали… мальчик тогда долго плакал, но не озлобился.
Погостив, Николай Николаевич вернулся домой, но долго потом летели друг другу письма.
Эту историю нам рассказала Мерзлякова Галина Петровна, родственница Николая, которая будучи ещё маленькой была свидетельницей этой удивительной встречи. Она же поделилась и уцелевшей фотографией.