Грации и грешники

мамулей, а она сейчас скажет, что у них ничего не было, спала как с ребёнком в детстве.
— Да что ты говоришь? Я точно заметила, что лежала на разных лежанках, нигде не засыпала, во всех трёх местах меня е… одинаково страстно и азартно, а уж кто — не могу сказать, темно, но никто не целовал, не тискал титек, только шуровал в моей п… своим х…. И сознаюсь, сестрицы, за ночь посетила двух ваших мужей, они крепко спали; я потеребила их пиписьки, они затвердели и поднялись вверх, я на них села кункой и попрыгала, мужики так и не проснулись.
— Ой, девки, что же это было: ночь любви или ночь ужаса? Получается, что, возможно, сынуля всю ночь е… мамулю втёмную, а думал, что е… любимую двоюродную тётушку, по сути чужую женщину, а мамуля всю ночь думала, что е… с любимым двоюродным племянником, по сути с чужим мужчиной, активно подмахивала и отклячивала попу... А по мне — у меня была ночь сладострастия, я чувствовала, что мне всего семнадцать лет и меня всю ночь любили попеременно трое незнакомых юношей. Теперь мне заряд на весь год, до следующего раза...
Тут Полина загадочно улыбнулась, предчувствуя, что ежели до вечера не уедут с мужем домой, то Ваня сегодня же зажмёт её где-нибудь в курятнике или в хлеву... И сердце почему-то сладко таяло в груди...
(Предчувствие не обмануло Полину, и она после этого осторожно спросила Ваню:
— Мог бы ты проделать то же самое, что со мной, со своей мамашей?
У Вани округлились глаза.
— Полина, ты очумела что ли? Это абсолютно исключено, хотя я видел маман и неглиже, и полуодетой, но никогда и мысли не было, и член не поднимался, и не поднимется никогда, в отличие от тебя, стóит тебе расстегнуть две пуговки на халате и показать чуть грудь или ляжку — х… мгновенно напрягается, просится в полёт и вот уже летает у тебя в п…, торопя последний сладкий миг. А ты что чувствуешь?
— Ага, так тебе и скажу, разбежалась, в краску меня вогнал... Ещё разок будешь?.. А если жопу покажу?)
— Ох, девоньки, а со мной что было — ни в сказке сказать, ни пером описать: эти сорванцы сегодня ночью имели меня одновременно втроём во все дырки, в три х…, они мне везде совали... В рот никогда не брала, мужу в попу никогда не давала, а тут в темноте и суматохе кто-то засунул. Сначала-то я на его х… сама села сверху п…, нагнулась, отклячила попу, а другой сзади пристроился и уже в попу сует. Повернула голову, а третий в рот вставил... Ну и пьяна уже была... Пришлось уважить... Очень волнительное дело. Я чувствовала, как их х… везде меня трут, а с вами они это проделали? Чего молчите? Стыдно признаться?..
— Позвольте и мне вставить свои три копейки: все мы были поддатые, поэтому кто с кем лёг и кто с кем встал, точно никто не скажет. Возможно, втроём навалились на одну; все мы ровесники и похожи, поэтому исключать вариант, что всю ночь каждый сыночек е… и спереди, и сзади только свою мамашу, нельзя. А теперь сознавайтесь: было ли у кого за ночь раком, через жопу? Меня так ебли только раз, а кто не знаю... Было так клёво, приятнее, чем спереди, потому что жопы у нас клёвые, загляденье просто (см. фото), посимпатичнее передка, полюбить через них всякий не прочь...
И то правда: что х…, что п… менять — только время терять. А то, что меняли х… мужа на х… племянника, так это — один х…

Так они себя уговаривали, а нам остаётся только им поверить и позавидовать смекалке... в деле оправдания своих проделок.
Ты уже понял, уважаемый читатель, что в своих текстах я ратую за утоление своих интим-желаний с дальними и ближними родственницами (кроме кровных, конечно) любого возраста — конечно же, по уговору. Подойдёт и золовка, и сватья, и тёща, и свояченица, тётушки, племянницы, сёстры двоюродные и троюродные, и даже бабушки, ежели молоды и полны желаний, и пр. и пр.
Ежели родная пассия чрезмерно упрямится и не даёт, иногда допустимо принудить её к совокуплению наполовину силой: реже пойдёт в органы с заявлением, чем чужая давалка. Это надёжнее и спокойнее, чем познакомиться с партнёршей на улице, на корпоративе, в ночном клубе, в соцсетях и т. д. Поэтому прошу принять собранье моих рассказов про Эрота…

«...полусмешных, полупечальных,
простонародных, сексуальных, —
небрежный плод моих забав...»

«...Три сестрицы под окном
Сели как-то вечерком...»

(Продолжение следует…)






















На картине :тётя Евдокия отдалась мальчику Сане на песке у реки,на том же месте, где двадцать лет назад потеряла невинность со случайным купальщиком.
































На картине: тётя Евдокия дала племяннику Сане в бане.
Если мужик оказался в бане с бабой,у него после парной встанет на любую:будь то толстуха,родственница или  дама в солидном возрасте…
Саня был не исключение:ему виделась стройнаяя юная красотка,каковой, конечно,Дуня не была...но он понимал,чего тётя хочет,раздвинул ей толстенные ляжки и ебал пышку -Дуню со всем пылом новенького...



























На картине:тётя Полина любила пошалить с племянником Ваней:сдаюсь,сегодня я вся твоя,целуй везде,меньше слов-больше страсти...ну еби же,милёнок...я вся открыа для тебя… и для любви...



Генка и богомолки


На фото: богомолка Надя на отдыхе в Личадееве по пути в село Дивеево, успела прелюбодействовать с неутомимым Геной и полна раскаяния,теперь в Дивеево надо поставить свечку Марии Магдолене и  будет прощение....

К числу интим-курьёзов Геннадия Ивановича — Генки (а про нормальный интим мы не говорим) отнесём его интимы с тремя богомолками, случившиеся в Личадееве в доме тёти Клавы, разумеется, в разное время. Через Личадеево ведёт дорога в село Дивеево, по которой идут богомольцы на богомолье, чтобы в Дивеевском монастыре замолить грехи. Некоторые оставались переночевать у тёти Клавы.
Одна богомолка, Надя, была весьма хороша на мужской взгляд, но очень стеснительна и набожна. Она познавала мужчин крайне редко, разве что пару раз в год: один раз давала мужу исключительно для зачатия, как и предписывала ей вера, второй раз — на сенокосе, когда, отложив в сторону грабли, она как бы дремала на свежей копне у дальнего овина, подол сарафана высоко задрала, выставила приманку для своего сенокосного любовничка и поджидала своего героя сенокосного романа — косца Тимоху.
Тимоха увидел у неё то, что мог видеть ещё Адам у Евы в Эдеме, остановился, загляделся, залюбовался... воткнул косу-литовку в землю и... как это было не раз в прошлом году, был пленён её прелестями...
Нежелание богобоязненной богомолки Надюши видеть срамное дело, которое вытворяют с ней мужчины, и особенно их мужской инструмент (поэтому она отдавалась зажмурившись), привело её к ошибке. Она полагала, что дала три раза одному косарю Тимохе, а на самом деле её поимели трое по разу. Тимоха предал её и предложил двум приятелям: она с закидоном, не хочет видеть, кто её пользует, заранее зажмуривается. Причём последний из троицы повернул её на живот и поимел сзади, в просторечье «через жопу», это ей понравилось только потому, что можно было не зажмуриваться, а только не оборачиваться, и она лишь удивилась:
— Тимоша, ты чего меня раком поставил? Вроде за тобой этого не водилось? В прошлом году мы с тобой занимались любовью в нескошенной траве, и в скошенной, тоже, только лицом к лицу, хотя я твоего лица и не видела и ты мне трижды «загибал салазки».
— Захотелось разнообразия, — глухо ответил последний охотник до чужих жён, и она голос приняла за Тимошкин.
Этому, видите ли, нравилось, чтоб жопа была перед глазами и как бы участвовала в процессе, он тискал её вместо грудей... Задница возбуждала его ярче, чем передок, он воображал, что суёт в обе дырки одновременно... Когда он имел дело с Варварой, то сначала совал в верхнюю дырку, вынимал и кончал в нижнюю; с Надей на это не решился, боясь разоблачения — поднимет крик.
Историки и летописцы нашего села сомневаются, что Надя не заметила подмены, члены-то у всех были разные и она по-разному их чувствовала. Возможно, она не подала виду, решила подыграть или вообще эти хулиганы её позабавили? Но, поразмыслив, Надя решила порвать с Тимохой: он нарушил негласный договор — перепоручил её двум приятелям, а сам встречался с Варварой. В прежние сенокосные страды он соблюдал правило: сенокосный роман только для них двоих, они раз в году отводили душу, отдаваясь свободной страсти. А желающих заменить Тимоху достаточно.
Но главный просчёт Нади в том, что она считала, что согрешила всего один раз в году с Тимохой, а на самом деле трижды, ибо этих «Тимох» было трое. Поэтому она теперь на всякий случай ставит три свечки. Это сложный вопрос — как посчитать число грехов: по числу партнёров или сколько раз тебя поимел за ночь или за месяц один партнёр? Справедливости ради заметим, что в этот сезон она больше не ходила отдохнуть к дальнему овину и никому больше не дала, к неудовольствию этой троицы, которые жаждали повтора: у неё очень горячая и тесная, член ходит туго, с натягом, не то что с Варварой — у той свободная, член движется с люфтом, с зазором, порхает как по сараю воробей.
Ах этот сенокос! Июнь, жара, зной, запах скошенной травы, жужжанье шмелей, трели перепелов... разомлевшие бабы, распластавшиеся на сене... И скоротечные любовные приключения среди мужиков с «литовкой» и баб с граблями... Казалось, все эти бабы легкодоступны, но это не так: большинство как раз недоступны. Но были на сенокосе и другие: дам любому, кто очень хочет, мы пришли на луга, а заодно и... траву покосим. Но даже давалки на сенокосе требовали ласкового и уважительного подхода, грубиян и хам не получал ничего. У некоторых, как у Нади, был постоянный партнёр на сенокосе, они ждали сенокоса всю зиму, чтобы отвести душу, но посторонние не должны были иметь доступа к её прелестям.
Впрочем, опытные бабники-косцы утверждают, что ни одна баба на сенокосе не устоит, нужен лишь индивидуальный подход, прежде всего уважение и ласка, непременно нужно сказать: «Ты здесь самая красивая». Важно время — в смысле, даст не в первый день. Сенокоса век недолог, всего месяц. Один терпеливый бабник рассказывал: «В первый день красотка твёрдо сказала: «Нет, не дам, и не надейся, в этот сезон я решила не давать», — а в последний — сама подошла: «Ну ладно, уговорил», — хотя за весь сенокос я ей не сказал ни слова, лишь в первый день одно слово: дай!»
Ещё бы, подружки хвастались, что им довелось возлежать не только на луговом, но и на лесном, степном, полевом и даже на горном сене, да так, что птицы разлетались и звери разбегались, — а её стыдили за воздержание.

Улетай с испугу птица,
Зверь в чащобу уходи:
Дайте парню порезвиться
У девицы на груди!

Редкие исключения, конечно, случались, когда самую неприступную, добропорядочную матрону, многодетную родительницу мог попутать бес. Но у Димона и Лизы кое-какие предварительные контакты были, соседи всё же, но это случилось на сенокосе...
«А как вы хотели: сенокос, интимом пропитан воздух, природа шепчет... А тут юный косец прилёг рядышком на пахучее сено, кругом вроде никого, но в соседней копне, слышу, бурно занимаются любовью, и это меня заводит и склоняет к блуду. А он, паразит, нежно пощекотал травинкой мне за ушком, и я поплыла, и ляжки сами раздвинулись, хотя умом я была несогласна, какое-то наваждение, я словно в забытьи... И я испытала