Упорство. Глава десятая

Тень голоса

Наутро Исэндар просыпается с трудом. Прямо сквозь веки глаза режет яркий свет молодого солнца, а все равно подниматься неохота, но приходится вставать.
С пустым животом, мальчик первым делом собирает приготовленные вечером мази, укутывает их в широкие листья дерева, нашедшегося неподалеку, а сам пытается не замечать голода и истязающей тело боли.
Впрочем, сейчас уже легче, чем вчера, а потому терпеть несложно, если все время себе об этом напоминать. Да и идти недалеко. Сумасшедший таращится на мальчишку, явно затаив вопрос, но Исэндар, хотя и угадывает его интерес, ничего не объясняет, а молча вылезает из укрытия, вздыхает, собираясь с духом, и направляется прямо к постоялому двору.
Дурак, едва поняв, следом за мальчишкой перебегает дорогу, хватает того за плечо, но только мычит.
– Э! э!
– Успокойся, – устало отряхивает Исэндар с плеча ладонь безумца. – Я же сказал, что все придумал.
Мужчина застывает, только глядит вслед, но больше не решается останавливать. Впрочем, несколько мгновений спустя он все же оживает и отправляется следом, пригнувшись и засеменив ногами, будто крадется
Исэндар успевает заметить, что дурак следует за ним, но не останавливает сумасшедшего, а проходит внутрь. А здесь он немедленно оказывается во вчерашнем дне. Вновь колотится сердце, подкашиваются ноги и от голода и слабости теперь с этими чувствами еще сложнее бороться.
И все же, становится лучше, стоит оглядеться. На постоялом дворе всего несколько человек и все сидят по одному в разных углах помещения. Еще один выходит из двери с сонным видом, зевает, взмахивает хозяину и проходит мимо.
Ничего другого не остается. План приходится изменять на ходу. Поскольку вчерашних мужиков нет, мальчик подходит к хозяину двора и взглядывает на него через стойку.
– Дядь, – зовет он.
Мужчина поднимает голову, взглядывает, мгновенно нахмуривается и поднимается с табурета.
– Ты?! – гудит он басом. – Опять попрошайничать?.. А ну кыш отсюда, пока все ребра не переломали!
Исэндар и сам удивляется, но вместо испуга его берет злость. Даже недовольство на лице проявляется так, что можно собственные брови почувствовать, так сильно они сдвигаются.
– Не собираюсь я попрошайничать. И вчера не собирался! – смело и уверенно заявляет мальчик, вмиг забыв про волнение. – Где те мужики, которые вчера тут у тебя пили? Мне поговорить с ними нужно.
Мужчина сразу успокаивается. Глядит он с интересом, серьезнее, как на обычного посетителя, а не как на бездомного, пришедшего клянчить еду. А затем, опустившись, хозяин двора уже заговаривает спокойней.
– И зачем это они тебе, а, малец? Шел бы ты, – говорит мужчина. – А то еще дадут по шапке, ежели мало вчера было. Кто потом тебе виноват будет, а? Только ты и будешь виноват, что полез, куда не следовало.
В ответ мужчина слышит такой усталый, недовольный вздох, какого трудно ожидать от ребенка.
– Дядь, где мужики скажи, а дальше я сам разберусь.
Поиграв скулами и тоже вздохнув, слегка пощурившись, хозяин, наконец, решает сдаться и жмет плечами.
– Ну, как знаешь, – отвечает он, теперь снова приобретая свое обычное, полное безразличия выражение. – Они сюда каждый день ходят, кроме тех, когда на охоту уезжают. Так что, если не собрались еще, то… а, да вон они.
Исэндар оборачивается, почувствовав, как сердце вновь укололо холодом беспокойства. Впрочем, мужики его даже не замечают. Они даже на безумца отчего-то не стали обращать никакого внимания, прошли мимо, оставив его удивленно таращиться в стороне.
Спустя еще пару мгновений становится ясно, почему мужики ведут себя так странно. Тот, что вчера бил, желая проучить, отправляется к хозяину двора и мальчика теперь не видит уже в упор.
– Долга́р, – зовет он мужчину с сальными волосами, – наливай, чего сидишь?!.. Чтоб тебя…
Хозяин в ответ нахмуривается.
– Я тебе служка что ли, наливать, когда вы еще не пришли? А вот…
– Да налей уже! Издеваешься… а-а… – хрипит он тихонько, унимая головную боль, а затем опять заговаривает с хозяином. – Наливай, братец, живее, ну.
– Э-э… – протягивает мужчина, – ладно, иди за стол. Сейчас я принесу выпить и поесть.
– Не… только выпить, – бормочет разбойник, обессиленный вчерашней пьянкой, затянувшейся до ночи.
И пока хозяин передает своей работнице пожелания гостей, Исэндар уже набирается смелости и идет к столу, за которым расселись мужики. Он подступает к ним и в этот раз уже заговаривает сразу, не дожидаясь, когда его пнут в живот.
– Люди добрые, – начинает мальчик с той вежливостью, с тем манером, который перенял от матери. – Я к вам со словом и делом.
– Мм?! – хмурится тот, который вчера без разбору дал ногой в живот.
На этот раз мальчик готов, напрягся, ждет, чтобы отскочить, но в то же время старается не останавливаться и продолжать говорить, догадывается, что не стоит затягивать.
– Вчера у вас однорукий дурак украл хлеб и мясо, и я пришел, чтобы за них отплатить. – Исэндар осматривает мужиков, но видит, что сейчас его слова достаточно быстро и сильно их заинтересовали и что никто не собирается его бить, во всяком случае, пока не окончится разговор. – Дурак он. За это можно ли его винить? Вот, эти мази я сам сделал, возьмите их, а дурака больше не трогайте.
Мужики переглядываются. Тот, который вчера бил, безусый, с неровной щетиной, растущей на щеках клоками, усмехается и кривится, но сказать ничего не успевает, только открывает рот.
– А ну погодь, – сразу останавливает его крупный мужчина с пышными усами, тот, который вчера не очень старательно, но пытался успокоить разбойника. – Дай-ка поговорим с мальцом.
Безусый тут же замолкает, а его товарищ оборачивается на стуле, но так медленно, будто это занятие не из легких. Впрочем, мальчик догадывается, что это от похмелья, так что ждет спокойно.
– Только потише говори, не надо так громко, – продолжает здоровяк. – Мази, говоришь? Хм. Сам сделал, да принес нам, чтобы откупиться?
Мужчина щурится, явно что-то подозревает, но что именно, Исэндар понять не может. Хотя, подозрения усатого сами открываются, стоит только послушать его еще немного.
– Так ты всегда извиняешься, когда тебя бьют? – продолжает мужчина. – Или ты яду нам принес?
Мальчик почти делает шаг к столу, но останавливается. Хочется взять да и показать наглядно, что мази вовсе не ядовитые, но торопиться все же опасно.
– А дай-ка мне ножик, я покажу, – отвечает он.
На миг все пятеро мужиков застывают, переглянувшись. Все они, в конечном счете, глазами останавливаются на усаче и ждут его решения, и тот, вздохнув, берет со стола нож и протягивает мальчику, а сам напрягается, готовясь отбить удар, в случае чего.
– А вот на.
Исэндар берет дешевый нож, который хозяин двора сточил уже почти целиком, но все равно не пожелал сменить на новый. Им мальчик быстро и легко делает три пореза на руке выше локтя, а потом замазывает все три своими мазями.
Теперь уже сомнений быть не может. Эти же мази вместе с ножиком отправляются на край стола, а движения мальчишки становятся увереннее. Отступив на шаг, он снова заговаривает, но уже без волнения в голосе.
– Я не попрошайка, – сообщает он. – Я вчера мази хотел продать. С дороги мы, путь тяжелый был, я… волки напали, да мы отбились насилу. А мази отец меня делать учил, и таких в предгорье задешево не найдешь. Так что берите, а дурака больше не трогайте, вредить он не будет, умом он помутился, давно уже, но злым никогда не был, так что и бить его не за что.
Конечно, мальчик и сам не знает, дорого ли может стоить его мазь. Да и чувствует, что слишком уж преувеличил, а все же сейчас, думается ему, лучше соврать, чем нажить врагов, да и мази должны на самом деле быть хорошими, так как навык их приготовления уже появился.
Правда, так просто мужики не соглашаются.
– А вот и посмотрим, – говорит усач, разворачиваясь к столу.
Как раз и хозяин приносит хмельное варево, приготовленное по его семейному рецепту, и компания сразу принимается утолять жажду, с облегчением выдыхая после больших глотков. Только усатый не торопится.
– Ты табурет возьми, садись, погоди чуток, мы и посмотрим, – договаривает он и слегка прищуривается. – А то кто тебя знает? Сам, может, отравой намазался, а выйдешь и против яда отвар выпьешь, м?
– Да я…
– Садись, да не вздумай убегать, а то поймаю и шею сверну. Понял? Садись, говорю. Заодно и посмотрим, так ли мази твои хороши, как рассказываешь.
Приходится слушаться. Да и яда в мази действительно нет, а немного подождать не сложно. Всего-то и нужно посидеть рядом, так что Исэндар покорно ждет.
Мужики успевают выпить по кружке, а когда хозяин приносит еще по одной, то усатый поворачивает голову.
– Ну, показывай, – велит он.
Мальчик застывает. Рано еще, мазь наверняка и схватиться не успела. И глаза против воли так и бегают по сторонам.
– Чего? – замечает это здоровяк. – Небось, дрянь какую хотел подсунуть? Мази, говорит, такой не найдешь. Показывай, я кому говорю? Или я тебе сейчас руку сломаю, так и знай.
Испуг берет такой, что сердце начинает биться, как даже вчера не колотилось. А все же делать нечего. Теперь придется или показать результат, или все-таки нажить врагов. Вот и остается лишь закатить рукав и смотреть на усатого, ожидая его реакции.
– Ну, чего вылупился? – сердится здоровяк. – Мазь-то сотрешь, или мне что ли предлагаешь?
Вздрогнув, мальчик спохватывается, рукавом стирает мазь, сам не успевает толком рассмотреть царапины, а уже спешит их показать. Все от неловкости и испуга, но в результате получается так, что можно подумать, будто Исэндар в своей работе ни на миг не засомневался.
Это усатого впечатляет. Он наклоняется ближе, щурится, старательно вглядывается в плохо вытертое плечо мальчика, ища царапины, а когда их не находит, то даже разевает глаза от удивления.
Схватив за руку, мужчина подтягивает к себе, чем пугает. Хотя, это чувство миг спустя проходит, стоит лишь прочитать на лице здоровяка искреннее удивление.
– Быть не может, – проговаривает тот чуть ли не шепотом. – Не соврал что ли?
Мальчик и сам теряется, но затем хмурится и выпрямляет спину.
– Чего это мне врать? Говорю же, хорошая мазь.
Усатый отодвигается и вздыхает. Он уже глядит серьезно, без хмурости, потеряв из выражения подозрительность.
– Вижу, – отвечает он. – Не соврал. Что ж, не сердись, малец, а то мы тебя за попрошайку сначала приняли. Никто попрошаек не любит, потому как ежели ты слаб, то мир тебя рано или поздно сожрет, так что, выходит, лучше умереть, чем побираться. Только силы чужие на себя переводишь.
Исэндар подавляет желание нахмуриться и остается спокоен. Он поднимается с табурета и вежливо поклоняется.
– На том и сочтемся, – говорит мальчик. – Не трогайте больше дурака. Он злости не делает, и он умом помутившийся…
– Да слыхали уже, – прерывает здоровяк. – Ты погоди, малец. Еще мази есть? Мы вечером как раз на охоту, в неделю пойдем, а их бы с собой надо набрать. Мы как раз собирались к обеду к местному травнику. Я тебе так скажу, я тебе меньше дам, чем за его товар, но и совсем ценой не обижу. – Он наклоняется и хитро прищуривается. – А то же ведь на торговлю у тебя значка тоже нету, а? Ежели кто узнает, что ты мази тут продаешь без спросу, так и с тебя потребуют. А так я тебе полцены дам, но зато мы никому не