стражнику хозяин. – Я его приютил, ну, говорю, чутка помогу, чтобы не попрошайничал… я ж не себе, я ему, а себе-то я ничего и не…
– Хватит мне тут ухо чесать, жирдяй, – перебивает стражник. – Попрошайка, так попрошайка, значит с него спросим.
– Да какой попрошайка?! – не выдерживает травник. – Мазями у меня полугодовой доход отбил! Знатно, видать, попрошайка зарабатывает, а?! А побирается удовольствия ради?!
– Да не вру я! – шипит толстяк, будто не хочет, чтобы его услышали. – Не вру! Попрошайка, здесь он у меня ютится, я ему кров и еду даю, да помогаю… жалко ведь, только потому и…
– Язык тебе укоротить, что ли?
– Не надо! – мгновенно отвечает воину толстяк. – Не надо ничего! Я покажу. Сами поглядите. Здесь он у меня…
– Мужчины! – вдруг перебивает звонким, смелым голосом работница. – Ну, чего встали-то? Небось, работе мешаете чьей-то, а? Ну, дайте пройти, честное слово, чего стоите-то?
Воины отступают на шаг, вместе с травником. Только главный из стражей остается на месте, улыбается, рассматривает женщину с ухмылкой и оставляет для нее небольшой проход, на краю которого он и примостился возле стойки.
– Ну иди, – говорит он.
– Ну спасибо, – отвечает работница.
А когда она проходит, мужчина хватает за ягодицу и сильно ее сжимает.
– Иди-иди, пышечка, – продолжает он ухмыляться.
Работнице ничего не остается. Это не охотник, врезать ему просто так не получится. Да и он ничего хуже не сделает, так что женщина просто оглядывается, качает головой, унимая недовольство, вздыхает и проходит дальше.
Исэндар успевает отодвинуться от двери, чтобы его не увидели, а когда работница его замечает, то сразу же нахмуривается.
Затворив за собой дверь, она берет мальчика за плечи, наклоняется к нему и заговаривает шепотом:
– Ты почему здесь еще, дурень? – шипит она, но быстро успокаивается. – Ладно, ты вот что, ты на меня не серчай, что я тебя в тот раз чуть не выгнала. Я ж думала, побираться ты пришел, а хозяин бы тебя выпер тогда сразу, да еще бы пинка дал, а то и хуже чего стало бы… а, да не об этом сейчас. Беги, мальчик, жадный он, он тебя так и отдаст, да скажет, это ты его заставил мази свои продавать. Беги.
Старушка, невольно подслушав разговор, даже про свою готовку забывает.
– Знаю, добрый ты, – продолжает женщина, – и мази-то у тебя хорошие, я-то все знаю. Знаю, что ты тут Глафью подлечиваешь.
Она улыбается, но лишь мгновение, а затем хмурится и снова велит уходить.
– Ну чего ты стоишь? Проваливай быстрей, да в следующий раз с жадностью дел не имей, коли не знаешь, как. Беги, дружок, мы скажем, что ты еще раньше ушел. Да из города уходи, а то ведь они теперь от тебя не отстанут. Слыхал, денег сколько толстяк на тебе наварил? Он не отдаст. Только голову потеряешь. Беги скорей.
Как раз с лестницы слетает дурак. С испуганным видом он осматривается, передает мешочек и встает позади мальчика, а Исэндар замирает, хочет что-нибудь сказать, но не знает, что.
– Иди же, ну! – не выдерживает женщина.
Старушка и та уже догадывается, что времени мало, следя за беседой. Она тоже не может остаться равнодушной, а потому хватает кусок зажаренного мяса, бросает в тряпку, которая тут же напитывается жиром, обжигает руку, но успевает собрать угощение и протягивает Исэндару, держа за узел.
– На вот, не обеднеет, торгаш проклятый.
Становится не по себе, если вспомнить, что эта старушка толстяку приходится родной матерью, и еще горче оттого, что не осталось времени хотя бы зелий сделать. В ответ на самую простую, нежданную доброту хочется тоже поделиться добром, а оттого, что это сделать нельзя, на душе тяжело.
– Беги! – толкает женщина к двери во внутренний дворик, откуда легко можно перелезть через забор.
И мальчик вместе с дураком, взяв небогатое угощение и свои незначительные пожитки, торопятся уйти. А когда толстяк заводит стражников, то найти Исэндара им уже не удается.
Много есть поводов для того, чтобы расстроиться. Даже дурак это понимает, так что, когда они с мальчиком выходят на дорогу, покинув город и отправившись в следующий, сумасшедший так и идет с тяжелым видом.
Наконец, стало известно, что толстяк продавал мази не за половину цены, а почти за полную стоимость. В итоге, целую половину он забирал себе. Если посчитать, сколько вышло за эти дни, то обидно станет. За эти деньги вполне можно было бы и одеться, и купить приличную, хорошую сумку, которую прочно сшили заботливые руки мастера. А, кроме того, сам факт того, что хозяин двора так нагло обманул, да еще и так легко собирался отдать мальчика в руки стражников, тоже не дает уму покоя.
Дурак так и хмурится, пока Исэндар с ним не заговаривает.
– Ну чего кислый? Будто неспелой вишни наелся, – улыбается он.
Мужчина останавливается, поднимает глаза, хмурится, а затем пытается объяснить, как умеет, не словами, а жестами.
Сперва он ничего не делает, стоит, раздумывает, только хмурится сердито, а говорить даже не пытается, знает, что его слов недостаточно. А затем мужчина сжимает кулаки, поднимает и трясет ими, будто схватил кого-то за грудки.
– У! Уу! – мычит он, не умея подобрать слова, но затем все-таки заговаривает. – Реки крови! У! Море крови!
Мальчик же совершенно внезапно громко и звонко рассмеивается.
– Ха-ха-ха! Дурак! Ха-ха!
Успокоившись, Исэндар подходит ближе к застывшему в недоумении сумасшедшему, встает рядом, прогоняет улыбку, насколько может, зачем-то тянется к голове рукой, а потом заговаривает:
– Наклонись.
Безумец сомневается, но поручение исполняет, слегка промедлив.
– Вот ты и есть дурак, – не сдерживается и вновь улыбается мальчик, а сам костяшками стучит мужчине по черепушке.
Несильно. Даже боли нет, только легкое, самую малость неприятное чувство, которое и вынуждает мужчину выпрямиться и зачесать голову.
– Ничего-то ты и не понял? – продолжает Исэндар радостно улыбаться. – Деньги-то у нас есть, немного еды в дорогу, мази я готовить научился, да и узнал, что зелья еще лучше было бы делать. Понимаешь, дурак? Теперь все иначе будет! Да к тому же мы знаем теперь, что Голос в следующем городе. Мне рассказывал отец, как города расположены в Предгорье. Дорога вот так идет, кругом, заверчивается, как рогалик, а в самом центре царский город. Видал?
Не умея говорить так же ясно и четко, как это делал отец, мальчик сопровождает объяснение рисунком, вычертив на сухой земле спираль, которую он только и может назвать рогаликом, никакого другого названия этой причудливой формы попросту не ведая.
– Вот так-то, дурень, – смеется мальчишка. – Глядишь, а скоро уже и домой обратно пойдем. Купим чего-нибудь… маме возьму какую-нибудь штуку, рада будет. Да и, может, дяде Ильмару… а, ладно, пойдем. Чего говорить попусту? У нас теперь с тобой много работы.
И впервые за время своего путешествия Исэндар чувствует прилив сил и бодрости, которых так не хватало после отравления. Небо чистое и ясное, и дорога, и путь. Там в новом городе остается стать помощником местного травника, а самому искать Голоса. Только и нужно узнать, что случилось с отцом, а затем вернуться домой, к матери, выковать у Ильмара хороший меч, а тогда уже отправляться к огненным землям, чтобы навсегда отвадить мерзких тварей мешать добрым людям счастливо жить.
