скажем про твои мази. По рукам?
Мальчик застывает. Мысли путаются оттого, что хочется быстро все придумать, но из-за этого самая простая и очевидная мысль рождается долго.
– Ну? Чего застыл? Как знаешь. Раз не хочешь за полцены отдавать, так…
– Нет, – перебивает Исэндар. – Отдам за полцены все, какие есть. Только надобно сбегать их забрать. Я спрятал там… кое-где.
– Вон оно как? Ну, тогда вот что, – отвечает усатый, – до обеда мы тут будем. Ежели не успеешь к нашему уходу вернуться, так пеняй на себя. А успеешь, так я заплачу по-честному. – Вдруг здоровяк ухмыляется и взглядывает иначе. – Так бы отобрали, да считай, это уже наш тебе поклон… за то, что за попрошайку тебя сначала приняли. Да и за твои извинения. Через дней пять-десять вернемся, ежели тебя здесь найдем, так еще возьмем мазей.
Мальчик кивает и торопится убежать. Он только разворачивается, спеша быстрее убраться, как вдруг здоровяк хватает за плечо и разворачивает к себе, без злого умысла, но все же грубо и неприятно.
– Погодь еще пятки чесать, – говорит он серьезно. – У тебя зелья есть? Или только мази готовить умеешь?
– А… зелья?
– Чего? Не знаешь, что ли? Зелья. Как мази, только для питья. Я бы взял еще таких, ежели умеешь. Парочку для бодрости, пару для храбрости, еще бы пару от яда, а то на охоте жрать приходится, что попало, а травиться не хочется. Еще бы пару…
Исэндар, чувствуя, как истекает время, торопится перебить.
– Нет. Зелий не умею. Только мази.
Здоровяка явно не радует, что у него отнимают слово, но он лишь вздыхает и кивает, а сам отворачивается к столу.
– Ладно. Иди. Тащи свои мази, если успеешь.
Кивнув, задержавшись еще всего на миг, мальчик успевает заметить, что на него уже никто не обращает внимания. Безусый, с неровной щетиной, и вовсе, кажется, из-за своего вчерашнего поступка не испытывает ни капли вины и с удовольствием заливает в себя хмельное пойло.
– Хорош глушить, как свинья крестьянская, – остужает усатый его пыл.
И пока разговор переходит в какое-то деловое, свойское, знакомое только самим мужикам русло, мальчишка быстрым шагом выходит за дверь, а оттуда бегом несется через двор, через дорогу, к заброшенному дому, ровно туда, где вчера он готовил свои мази.
Дурак сразу увязывается следом. Глядя с интересом и удивлением, он чего-то ждет.
– Ну, чего уставился?! – сердится Исэндар только оттого, что спешит. – Воды найдешь? Найди воды, а, пожалуйста. Чистой только. Сможешь?
Мужчина, услышав просьбу, мнется, будто не знает, куда себя деть, а затем, отыскав глазами бурдюк, хватает его, разворачивается, чтобы уйти, неуклюже поворачивается назад, переняв у мальчика его торопливость.
– Реки кр… а… да! – вспоминает он заново выученное слово. – Да! Да! Да!
И убегает, не дав ничего ответить.
Впрочем, на болтовню времени и нет. Наскоро запалив костер, сумев зажечь сухую траву от углей, на счастье оставшихся после ночи и не успевших окончательно погаснуть, Исэндар принимается собирать травы.
И все же, как он ни спешит, а теперь травы собирает аккуратно. Да и растут они здесь лучше, чем дома, в горах. Там приходилось искать цветы на лугах, а здесь они цветут прямо у дороги. А вот с другими компонентами все сложнее, и если они дома росли на каждом шагу, то здесь приходится лазать по кустам.
В итоге, много времени уходит на сбор, и костер гаснет. Правда, теперь уже свежие угли никак не успевают истлеть за такой короткий срок, а потому разжечь пламя заново еще легче.
Только вот, из-за такой спешки, работа лишь замедляется. Набрав в ступку чересчур много травы, уже вскоре мальчик понимает, что ее нужно выложить, а потому целую половину неудачно растертой массы он вываливает на лист.
Да и дурака нет очень долго. К его возвращению перетертый раствор уже оказывается готов, но хотя бы безумец умудряется-таки найти воду и набрать полный бурдюк. И сразу начинается следующая стадия готовки.
Кажется, что времени в обрез. Да еще и порция, как назло, подгорает. Опять же, все из-за торопливости. Затем Исэндар чуть не портит еще одну, но уже работает внимательнее, не давая мази пережариться.
– Быстрее, – приговаривает он от нетерпения.
Рядом и дурак не может отыскать себе места. Теперь, когда ему нечем заняться, мужчина только мельтешит перед глазами, мнется, ходит по сторонам и заставляет взгляд отвлекаться.
И все же мальчик сдерживается, насилу заставив себя успокоиться. В конце концов, он заканчивает мази, сворачивает их в листы, а затем, разорвав тряпку, из которой был сделан мешочек, куда мать собирала еду, еще и перевязывает их, желая придать своему первому товару приятный вид.
А едва удается закончить, как ноги сами рывком поднимают с земли.
– Сиди тут! – на бегу приказывает мальчик. – За вещами посмотри!
Сам он убегает к постоялому двору. Спешит теперь еще быстрее. Работа ведь закончена, нужно только успеть отдать мази и получить какую-никакую оплату, хоть и маленькую. Да и сколько вообще усатый даст монет, угадать никак нельзя. Половина – это уже неплохо, да вот только Исэндар никогда не знал, сколько может стоить такая мазь, пусть даже приблизительно.
Через двор он разве что не перемахивает, стараясь бежать так быстро, что даже усталость с голодом не мешают. А на пороге, собираясь уже проскочить внутрь, мальчишка ударяется лицом прямо в чей-то живот, и так больно, что аж нос начинает болеть.
– Ах ты!.. – уже готовится разругаться безусый, но здоровяк, поправив свои пышные усы, отодвигает его за плечо.
– Ха-ха, – посмеивается он, к этому мгновению успев избавиться от похмелья и вернув хорошее настроение. – Вот тебе за вчерашнее!
Безусый спорить не решается, и мужчина подступает ближе к Исэндару.
– Чего? Найти не мог? – спрашивает он с улыбкой. – Ну? Давай сюда, ежели принес.
И мальчик, опомнившись, встает и протягивает мужчине порции мази, завернутые в широкие древесные листья и перевязанные для надежности тряпкой.
С хмурым, деловым видом усач считает порции, затем передает их товарищу, а сам лезет рукой в небольшой мешочек на поясе. Он ничего не говорит, но взгляд мальчика и так дрожит от нетерпения, пытаясь скользнуть вслед за рукой мужчины в мешочек с медными и бронзовыми монетами.
Долго ждать не приходится. Усатый высчитывает целых два десятка бронзовых, добавляет еще почти десять медяков, после чего сразу же и прощается.
– Бывай, малец, – трогает он за плечо, сходя с порога. – В следующий раз приноси еще мази, да побольше.
И вот, наконец, все вмиг изменяется. Теперь уже больше нет необходимости голодать, и хотя нужно еще купить на рынке что-нибудь съестное, а голод уже от осознания этого слегка унимается, будто притаился, чтобы разбушеваться чуть позже, когда наступит подходящее время.
А впрочем, Исэндар сразу проходит внутрь, словно повинуется чужой воле, захватившей его ум. К дураку мальчик даже не оборачивается, верно угадав, что тот спрятался, едва увидел гонявшихся за ним мужиков. Ни на миг не задержавшись, Исэндар отправляется к стойке, не отводя глаз от торчащих из-за нее сальных волос.
– Дядь, дай поесть, – зовет мальчик.
Толстяк сразу нахмуривается и медленно вырастает со стула, готовясь уже выпороть наглеца, а все же, поднимаясь, объясняется, прежде чем схватить хлыст и ударить мальчишку по спине.
– Попрошайничать у меня вздумал?! Ах ты!..
– Да кто попрошайничает? – спокойным голосом, без капли волнения перебивает мальчик. – Поесть, говорю, дай. Сколько стоит?
– А… э… – теряется мужчина, но затем предпринимательская жилка заставляет его взять себя в руки и успокоиться. – Хлеб два медяка, каша три, жареное мясо одна бронза, а пиво… а хотя пиво тебе рано еще.
– Давай кашу, хлеб и мясо и таких две порции, – оживляется Исэндар. – А к одной еще пиво поставь, я сейчас приду.
Мальчишка договаривает на ходу, выбежав во двор так быстро, что толстяк не успевает среагировать, а впрочем, он все же стучит по стене палкой, и затем из двери выглядывает работница и мужчина передает заказ уже ей.
А вскоре мальчик действительно возвращается, притащив с собой дурака. Сумасшедший мнется, оглядывается, на все кругом даже взглянуть боится и когда замечает хозяина, изучающего его, то прячет глаза.
Толстяк поначалу сомневается, готовясь прогнать, но Исэндар легко перебарывает все возражения одним простым жестом. Заготовив нужное количество монет заранее, боясь показывать другим, что у него есть деньги, мальчик сразу кладет на стол три бронзы, а в руке продолжает держать еще четыре медяка.
– Дядь, за пиво сколько, ты мне говорить собираешься, или так отдашь?
Мужик хмурится, жует пухлые, жирные, как и все остальное, губы, после чего просит еще две монеты, а сам не может оторвать глаз от медяков, хотя три бронзы в оплату уже получил. И тогда, заплатив за еду заранее, хотя и собирался поступить иначе, Исэндар вместе с дураком занимает место за столом.
Уже скоро им приносят угощение, которое, приправленное голодом, кажется самым вкусным в жизни. А видя, с каким удовольствием дурак упивается из деревянной кружки пивом, можно лишь позавидовать. Только вот чем вкуснее еда, тем скорее она заканчивается.
Впрочем, живот полон, и впереди ждут уже другие трудности. Мальчик понимает, что сделать еще придется много, но теперь он готов взяться за работу. Теперь ведь он узнал не только о том, что на мазях можно хорошо заработать, но и о том, что искусство зельеварения таит в себе целую массу удивительных возможностей.
Конечно, сейчас же броситься учиться варить зелья, о которых сказал усатый, мальчик и не думает. Это раньше он так бы и поступил, но сейчас понимает, что сначала должен обзавестись хорошим оружием, запасами, да и приличной одеждой.
Раздумывая о том, что важнее, и что именно нужно сделать прежде всего, Исэндар хмурится и не замечает, какое внимание ему уделяет хозяин постоялого двора.
Толстяк уже долго наблюдает, все пытаясь разгадать, как это мальчишка отыскал деньги. Выглядит-то он бедно, а еды взял аж на три бронзы с мелочью, это когда переночевать стоит всего пять медяков, то есть, половину бронзовой монеты.
А когда доходит до денег, то ленивый ум хозяина становится настолько живым и въедливым, что прямо со своего табурета, никуда не вставая, мужчина умудряется все понять. Достаточно только вспомнить разговор с мужиками и первое появление Исэндара на дворе. Пришел он явно без денег, весь подранный, на ногах едва стоял, и до сегодняшнего дня ничего измениться особенно не могло, потому как работы в ночь для такого мальчишки не найти, а день еще не кончен. Значит, заработал он другим способом, притом, хоть разговор с мужиками хозяин и не слышал, но видел, что мальчик снова приходил и отдал какие-то мази, которые прежде намазывал себе на руку.
Тут же все и складывается в уме мужика. Его крупные, мощные скулы, обезображивающие лицо тем, что стоят острыми горами за обвислыми, толстыми щеками, теперь еще и напрягаются. На лице появляется странная ухмылка, но мужчина ее быстро гонит, чтобы не выдавать своих мыслей посторонним.
– Все, дурак, идем, – готовится мальчик уйти.
Хозяин, успевший все продумать, как раз в это мгновение его и останавливает.
– Погодь-ка, малец, а ну, сядь, – шепчет он, чтобы другие не слышали, сам опускается на табурет рядом, с подозрением
