Счастливые мгновения детства.

                Я считал и считаю себя коренным сибиряком,  хотя  родился  не в Сибири, а в центральной России.  Отец мой  был  военным, и  наша  семья  долго колесила  по стране.  И  в город Иркутск-2, город моего детства,  мы  приехали,  когда  я  уже  учился  в  четвертом  классе.  А  приехали  мы  сюда  из-под Хабаровска.  Но все равно, я  считаю  себя  коренным  сибиряком  и  вполне искренне  горжусь  тем, что  мое  детство и юношество прошло в неповторимо прекрасном крае  Великой Страны Советов,  в Сибири,  на реке Ангаре.

                Жили мы тогда  в длинном бревенчатом  одноэтажном доме на пять  подъездов  на окраине города. Сразу за домом напротив квартир  располагались наши приусадебные  участки  с  густыми  кустами крыжовника, смородины, малины и  мелких сибирских яблок  ранеток  необыкновенно  вкусных после заморозков.  Здесь  мы  сажали огурцы, помидоры,  лук,  чеснок,  капусту, картошку и все  такое, что бывает часто  нужным  для  стола любой  советской полугородской  семьи, живущей от огорода,  а не от магазина.  Правда,  картошки здесь  сажали  немного, потому что основные картофельные поля  для нас, жителей военного городка, распахивались за городом и мы туда ездили с братьями на велосипедах.

                И естественно, что основные  работы на нашем приусадебном участке  и огороде, лежали на наших  с братьями плечах.  Конечно же под  непосредственным руководством нашей мамы, учительницы местной средней школы, где мы и учились. Но это все такая ерунда, что и говорить об этом не стоит. Натаскать воды для полива, полить, прополоть, окучить -  что стоит это  ребятишкам, привыкшим к подобного рода работам? Да ничего! Одно лишь удовольствие!

                До обеда мы с братьями  все спокойно успевали сделать. А потом,  конечно же она  –  наша Ангара!  Ангара! Ангара! Ангара! Великая Сибирская  река, быстроногая  недотрога-красавица  с удивительно чистой и вкусной, но холодной до лютости водой, в которой  купаться    являлось  настоящим  издевательством над собой, равносильным настоящей пытке. Причем, добровольной пытке. А сможет даже и - подвигу!

                Но если  ты, десятилетний мальчишка,  пришел на  речку, то что ты, в первую  очередь, станешь здесь делать? Конечно же – купаться! И здесь  совершенно не имеют  никакого  значения  никакие внешние  обстоятельства, ни погода, ни  температура воды в реке, ни даже международное положения в странах капитала. То есть – ничто! И еще раз - ничто!

                Говорите, сколько хотите о  том, что  купаться  сейчас  нельзя, что вода в Ангаре  холодная, что погода не ахти, что лучше и полезнее всего  сейчас полежать на берегу и в воду не лезть – все бесполезно! Убедить мальчишек в нецелесообразности  купания – невозможно! Поэтому лучше замолчать,  отойти в  сторону. И – не  мешать. Пусть делают то, что в их возрасте и полагается  делать.

                А в их возрасте самое  главное в жизни – это «самоутверждаться», совершать  безрассудные и даже  безумные  поступки. Поэтому, ну  их, этих  занудливых  взрослых куда-нибудь подальше! А самому  сейчас лучше  всего  сейчас  разбежаться – и-и-и  бу-у-ултых-х  в воду!. Так, чтобы брызги – до небес! И сразу же – назад! Потому что  словно в  кипяток  нырнул. Вода  прямо  обжигает  кожу.

                И ты тут же  выскакиваешь из  речки на берег, как ошпаренный!  Выскакиваешь  с широко  распахнутым  ртом  и  выпученными  от  жути  глазами, с красной  до  пунцовости  кожей.  И стоишь  потом  на  берегу,  весь в шоке, в  ужасе, судорожно  хватая воздух  раскрытым  ртом  и совершенно  не слушающимися  губами, но гордый, счастливый и довольный собой до невозможности.
 
                И  так  целый  день.  То – в  воду;  то  из  воды  назад, на сушу, как  ошпаренный. И с каждым разом -  в воде  все  дольше и дольше, а на берегу – все меньше и меньше. Да и сама вода уже не кажется  такой  невероятно холодной и можно уже спокойно заходить в реку подальше от берега, в самую глубь, по пояс, а то и по грудь в воду.

                А здесь, стоит только поджать под  себя  ноги или лечь  на спину, как  разом  замелькают перед глазами несущиеся куда-то мимо тебя  берега  Ангары с редкими  пучками  сочной, ярко зеленой травы на нежнейшем,  белом, кварцевом  песке  и  группами  ребятишек, лежащих на нем, стремглав понесутся  куда-то  облака на  голубом,  преголубом, по сибирскому ясном  небе; и ты не успеешь и глазом моргнуть, как очутишься черт те знает где от того места, где разделся с ребятами и оставил  свою  немудреную  одежду.

                А здесь уже и берег совершенно  другой – высокий,  крутой, обрывистый, и дно - неровное, каменистое, с ямами, перекатами,  перепадами, и выбираться  здесь из воды  неудобно, да и не так уж и безопасно. Но  тебе на все эти мелкие неудобства  жизни абсолютнейшее наплевать. Ведь ты молод, полон сил и здоровья. Тебе хорошо, весело и у тебя впереди еще целая жизнь, громадная, прегромадная и, конечно же, самая интересная на свете.

                Ну, а если  подняться  немного  вверх по Ангаре, километра так на три или четыре. А, может, и  больше.  Кто  их  считал  тогда, эти  самые  километры?!  Кто?!  Ведь любому мальчишке, когда  ему  только  10-12 лет, и который живет почти что на природе, в каком-нибудь  полу городе, полу поселке и полу селе сразу, сто самых длинных верст на свете -  абсолютнейше  не круг. Конечно же – не круг!

                Так что, если подняться немного вверх по Ангаре, то сразу же попадаешь в  настоящий  рай. Ну, пусть не в самый  рай, пусть в подобие рая или в его преддверие, в этакий  райский всего  лишь  уголок. Но все равно, попадаешь в чудное,  пречудное место. Здесь  Ангара упирается в большой  горный массив на правом берегу, огибает его и делает  крутой  поворот, отчего  на  левом, Иркутском берегу образовался  когда-то  большой  пологий  залив, что-то  наподобие  морской  лагуны  с галечным дном, почти  стоячей, а потому теплой, чистой водой.

                Залив этот  или лагуна переходят в гряду небольших песчаных островов, густо заросших тальником и почти пересекающих Ангару. Острова  продолжаются  на  следующем  берегу Ангары, но в еще  большем количестве. И здесь же между  сопками  пробегает  приток  Ангары, небольшая, извилистая, но довольно полноводная речушка Усть-Кут, образовывающая  в месте своего впадения обширнейшую и очень разветвленную дельту с бесчисленным количеством небольших островков. Дельта Усть-Кута была просто переполнена рыбой и всевозможной водоплавающей птицей: утками, чирками,  селезнями,  гусями,  цаплями и бог его  знает  еще какими, живущими и прекрасно выживающими в суровых Сибирских краях.

              Здесь  можно было  часами стоять по  колено в воде или же бродить по галечному дну, наблюдая за шустрыми  мальками  рыб, шныряющими между пальцами ног и мягко щекочущими губами  вытянутых вперед мордочками пальцы. А если нагнуться, запустить руки в воду и попытаться  перевернуть  несколько  крупных  камней  гальки, то под  некоторыми из них можно было найти зеленовато коричневых  рыбешек  величиной с ладонь. У них была странная, будто  приплюснутая сверху большая голова с широкими, бахромистыми  жабрами по бокам и маленьким, круглым, с постоянно  шевелящимися,  будто  говорящими что-то губами,  ртом.

                Местные жители  называли их «широколобками» и добавляли в в уху для придания  бульону жирности  и специфического, горьковато  пряного привкуса,  так ценимого местными жителями.  Ребятишки ловили их руками и жарили, точнее пекли на костре, нанизав  рыбки на прутик. С куском черного хлеба или иркутского калача, густо посыпанного солью, да еще с листьями черемши или перьями дикого чеснока  или  с  луковицами сочной «саранки», в изобилии  растущими  на заливных лугах Ангары – это была еда высшего класса!

                И трудно  было  найти для  местных мальчишек что-либо более вкусное и желанное, чем эта  немудреная  природная  трапеза на берегу красавицы Ангары. Да никто из них тогда ничего  подобного  и не  искал. И не пытался даже. Ведь никто из них тогда с собой на речку никаких  таких разносолов не брал. Во первых – не было. Во вторых – в голову никогда не  приходило. Даже  если и было дома что.

                А не приходило потому, что не было в том никакой  надобности. Никто из  них друг перед  другом ничем таким этаким, олицетворяющим  домашний  достаток, никогда не хвастался. И не пытался даже. Не принято было.  Считалось верхом  неприличия.  «Таких»  местное  мальчишеское  общество  в свой круг общения не принимало. Брезговало. И правильно делало!

            Среди  местной  детворы ценилось не богатство и материальные возможности родителей, а собственная  смелость, ловкость,  сила, умение  постоять за себя и, как ни странно может  показаться  сейчас,  ум,  начитанность,  кругозор,  умение  грамотно выражать свои мысли, хорошая и отличная учеба в школе.

            А если ты одновременно с хорошей или отличной учебой  исхитришься  еще стать  спортсменом разрядником в местном каком-нибудь спортивном обществе, будь оно «Спартак» или «Динамо»,  и будешь занимать призовые места в районных  соревнованиях на городском стадионе,  то уважение  соседских  ребятишек и девчонок будет тебе обеспечено обязательно.  А это и есть неотъемлемая  составляющая  счастливого  детства! И оно у нас, у Советских детей, было!