Слово о Сафари Глава 6

заставляли, достаточным оказалось оформить в сафарийском персональном реестре, как Гуськова-внука. Создан был, таким образом, первый прецедент наследственного права по-сафарийски.
– Ну вы даёте! – поражался Ивников. – Борясь со жлобством, вы породили ещё большее жлобство. Это чтобы молодой цветущий парень ради денег отказался от своей фамилии и всей предыдущей жизни!
Тогда же, летом 1990 года, состоялся первый выпуск Симеонского ПТУ. Всех занимала судьба сафарийской группы, учившейся по дополнительной программе. Основной проверкой их образования должны были стать вузовские экзамены в первопрестольной. Удивительно, но многих при этом приходилось буквально уламывать ехать в Москву:
    – Не захотите учиться – вернётесь и поступите на заочное во Владивостоке. Главное – чтобы вы произвели там фурор.
    Фурор они не произвели, но конечный результат нас вполне устроил: шестеро из поехавших пятнадцати ребят поступили в престижные столичные вузы, включая ВГИК, МГУ и Архитектурный институт. В их числе оказалась и наша Катерина Воронцова. Зажила в Москве весьма своеобразной жизнью на частной квартире, в вечном сопровождении компаньонки, и пытаясь, подобно Аполлонычу, управлять своим командорством по телефону.
Сам же барчук уже вернулся на постоянное жительство на остров. Дипломный фильм он снял в Москве по собственному сценарию, в котором описал месяц своего пребывания в Минском следственном изоляторе. Чухнов больше всего любил вспоминать, как в день суда ему довелось шантажировать свою камеру на сорок человек. У него в тот момент украли хорошие брюки, оставив только спортивное трико. И вот за полчаса до выхода из камеры он во всеуслышанье объявил, что откажется выходить на суд и потребует от надзирателей, чтобы они произвели в камере обыск и нашли его брюки.
– Я думал, что за такую наглость на меня все навалятся и изобьют до полусмерти, – с упоением рассказывал Аполлоныч. – Специально и время рассчитал, чтобы караульные успели тут же меня спасти. А никто мне даже полслова не сказал. Молча выслушали и продолжали свой завтрак. А минуты через три мне на койку забросили украденные брюки и опять без всяких слов. С тех пор я как-то не очень серьёзно воспринимаю все эти уголовные страхи с паханами и шестёрками.
Ещё он часто подчёркивал, что за целый месяц у них в камере произошла лишь одна драка, притом почти бескровная, закончившаяся боевой ничьей. А также, что ни один надзиратель ни разу его не толкнул и не обложил матом. Вот про это он и снял свой фильм. А все мастера на Высших курсах объявили ему, что так не может быть, таких идиллических условий в советских тюрьмах не бывает, и потребовали, чтобы он переснял свой диплом.
– Им же нужна оказывается только чернуха и ничего кроме чернухи! – даже спустя многие месяцы Аполлоныч не мог скрыть своего крайнего возмущения.
В конце концов его дипломный фильм после некоторых сокращений приняли, но для Чухнова это уже не имело значения – вся его кинострасть приказала долго жить. Более того, он даже не захотел возвращаться на галерную телестудию, предпочёл ей сафари-парк, сказав о своём новом прозрении:
– Наконец-то я понял, почему вся Россия не любит москвичей. За то, что они никого не спрашивают, сами решают, что именно России надо любить и ненавидеть.

ИЗ ВОРОНЦОВСКОГО ИЗОТЕРИЧЕСКОГО...

    Как же все ополчились на бедный социализм! И экономически неэффективен, и права человека подавляет. Кто-то даже пытается доказать, что Древний Египет, Империя инков и Древний Китай – все они суть социалистические государства, поэтому и были такими слабыми и косными. В пылу полемики не замечается простая вещь, что если такие совки время от времени возникали во всех уголках планеты, то, значит, в них есть что-то очень привлекательное, что и дальше они, несмотря ни на что, будут возникать вновь и вновь.
    Ну а пока чем хуже для страны, тем лучше для Сафари. Это как с чтением книг. Когда вокруг тебя читают все, ты тоже читаешь, но выбираешь себе что-нибудь самое для тебя приятное и на другое чтиво не обращаешь внимания, и вот уже детективы или фэнтези становятся твоим потолком, за который просто нет нужды заглядывать.
    Другое дело, когда окружающие на нюх не переносят книг и тех, кто их читает. Тогда, взявшись за чтение, остановиться на полдороге как-то уже и неприлично. Чтение постепенно становится существенной частью твоей жизни, любопытствуя, ты открываешь всё новые и новые виды книг и на фоне нечитающей массы становишься гиперразвитым человеком.
    То же самое и с общественным строем. Пока существовало два его вида, ты мог не участвовать ни в одном из них. А когда один из них всеми средствами критикуется и подавляется, тут-то самое время спросить себя: неужели превозносимый до небес рыночный строй это всё, что мне нужно? Организм бунтует, не хочет соглашаться с тем, что личный интерес и польза – самое главное в жизни. Ему мало высокой зарплаты и бытового комфорта, ему хочется чего-то ещё.
    Ведь как только человек говорит себе: хочу быть банкиром или президентом страны, он тут же мгновенно морально умирает, потому что сузил свою судьбу до одного-единственного слова, становится организмом-функцией. Сколько же ещё времени должно пройти, чтобы люди наконец поняли, что внятная индивидуальная целеустремленность, на которой якобы всё держится в оставшемся рыночном строе, – это качество-обманка? Потому что разом превращает человека, способного сражаться с Судьбой и Богом в пошлого заурядного борца с другими лилипутами за своё место под солнцем.
    А богоборец – это тот, кто живёт с открытым финалом, с готовностью принять любую судьбу, кто мощно каждый час набирает знаний и умений, и гордо предлагает Богу достойно или недостойно распорядиться своей отважной персоной.
Поэтому рано или поздно снова окажется востребованным строй, при котором не столько человек выбирает, сколько его выбирают для того или иного служения. И Сафари – один из вариантов такого строя.