Прежде просто дышал. Дышал, особо не придавая значения запахам, они просто нравились: свежеиспечённого хлеба, нашинкованных огурцов, на заре снятых с грядки, источающих непередаваемую свежесть овощной влаги, чарующий запах нагретого на солнце металла, густой и едкий, иногда доводящий до кашля бензиновый выхлоп автомобиля. И многое другое, имеющее отношение к обонянию воспринималось как само собой разумеющееся, обыденное, однобоко – пахнет и пахнет и сопровождает повсюду, куда бы ни направился или не пришёл. И так всегда. Нет ничего необычного. Подышал ртом, втянул носом, возбудил тот или иной аромат резкостью или мягкостью рецепторы; нахлынули интенсивно волны ассоциаций, пришли в трепетный резонанс некие потайные желания, да и уснули. Тут же на смену предыдущим подоспели новые. И так на протяжении дня – то одно взбаламутит, то другое собьёт с панталыку, то третье выведет из состояния равновесия и каждый раз как будто в омут головой или в болото по самые щиколотки.
Это всё было как сон. Когда он окончился? Когда пришло пробуждение? Что послужило фактором тому, что случилось? Когда сказочное серое разнообразие сменилось волшебным однообразием радуги?
Сон окончился и я ожил. Неожиданно для себя почувствовал способность левитировать мысленно, окунаясь в многообразие вкусов, ароматов, запахов, ощущений, эманаций, флёра и флюидов, тонуть, захлёбываясь в океане впечатлений.
Это новое оказалось сродни чуду. Новому чуду среди окружающих меня чудес жизни: трепет от дождя, волнение от лицезрения захода солнца, учащённое сердцебиение в часы прохлады утренней зари и неописуемой лёгкости грусти в вечерние минуты релаксации, когда фиолетово-прозрачные сумерки ложатся на землю и листва кажется облитой серебром лунного света.
Неожиданным и вполне ожидаемым оказался этот катарсис моего существования.
И вот тут уж всерьёз озаботился: так чем же таким волшебным и странным дышу? Не устраивало объяснение – запахами. Но обычными запахами они были до пробуждения; сейчас же проявилась их многогранность. Это были уже не просто ароматы усыпанных солнечной росой цветочных бутонов и луговых трав, пряный восторг специй жареного на угле мясного стейка, неуловимо-острый укол карри в нежной мякоти отварного филе курицы, естественная простота запечённых в духовке овощей без специй и ароматный трав, брызжущего солнечными лучами свежевыжатого апельсинового сока, речной свежести рыбы утреннего улова, обмотанной крупными листьями лопуха для сохранности.
Это принесло радость. Но большее восхищение испытал, проснувшись ранним летним утром. Низкое небо в серых ризах в медленной медитации неторопливо покачивалось, подрагивая тонко последними каплями дождя. Охваченный волнением пробуждения от тяжёлого сна, выскочил на улицу, обмотавшись простынёй. Остановился на последней ступеньке крыльца. И замер заворожённый. Дыхание перехватило. Увлажнились глаза от того необыкновенного нахлынувшего ощущения, когда некие токи пронеслись по телу с атомной скоростью, превращая в хорошо забытое прошлое увиденное только глазами.
Вскружил голову и вывел на новый уровень восприятия действительности петрикор, тот непередаваемо-восхитительный запах мокрой земли, пропитанной небесной влагой, пробудившей от тяжкой дрёмы засушливых часов, скопившиеся запахи растений, семян, цветочной пыльцы, древесной коры, долго ждавших желанного мига пробуждения.
Щедро напоенная дождём земля играла новыми видами: свинцовые зеркала луж отражали загадочно блестящей гладью поверхности, провисшие почти до древесных крон выжатые груди облаков.
Сойдя с крыльца, едва не плюхнулся оземь, оскользнувшись на огромной кляксе раскисшей грязи. Удержался на своих двоих исключительно природному умению сохранять баланс, при этом неуклюже размахивая руками. Так беспорядочно, видимо, вертятся крылья ветряков в минуты приближающегося ненастья.
В довольно странной смешной позе, так со стороны случайному свидетелю могло показаться, застыл и минуту спустя начал активно поглощать носом и ртом, жадно, будто после долгой абстиненции в душном замкнутом помещении, воздух.
Не обычным после дождя, насыщенным влагой и испарениями, оказался этот воздух, он заиграл иными обонятельными оттенками, начал переливаться огранённым драгоценным камнем. Я уловил печальные аккорды последних тактов песенки дождя с фиоритурами тёплых нот ароматного лета, его второй половины, всё более тяготеющей к мелодично-запаховым экспромтам пронзительно-очаровательной ранней осени. Открытие поначалу испугало, не каждый день атакуют привыкшую к импотентной стабильности систему обоняния новые ароматы. Вслед проклюнулось робким ростком через сухую корку устоявшихся привычек звенящее звучание последних дождевых капель, интригующее самим своим существованием, срывающихся с тощих сосцов туч.
Как ни странно, я увидел эти маленькие водяные капли. Наблюдал их короткий полёт. Они летели, отражая в себе преломлённый запах очистившегося после дождя неба, смывшего усталость знойных дней и пыльных бурь и едва уловимым на интуитивном уровне вскоре установившееся вёдро. А сейчас капли разбивали о жестяную кровлю, разбрызгивая запах кое-где порыжевшей ржавчины, покрытой ярко-зелёно-бурыми заплатами мха.
Капли разбивались с неповторимым дребезжанием об оконные стёкла, выводя их ступора тревожных сновидений, разбрасывая щепотки запахов оконных отражений с накопившимся архивом затхлой старой домашней мебели и кухонной утвари, пыльного спёртого воздуха, зарывшейся в старом белье моли и рассыпавшейся в еле видимый прах, уснувших в длинных извилистых ходах-норах древесных жучков и анабиозе продолжающих точить дерево раритетной мебели.
Характерно шлёпаясь, - пух-пух-пух! – капли растекались по поверхности луж, больше похожих на небольшие озёрца, дробя застарелый вкус выкрашенных дешёвой краской стен домов, аттракционов на детской площадке с дремлющими воспоминаниями запахов детского смеха, уставших от ремонта и долгой эксплуатации, тоскующих по доменным печам автомобилей, уродливо кривились в лужах погнутые металлические контейнеры с облупившейся краской неопределённо-грязного цвета, сортируя в разбитых отражениях запах кислых пищевых отходов, бывших прекрасной свежести продукцией с неограниченным сроком хранения, использованной туалетной бумаги с результатами на бактериальный посев и тары, стеклянной и пластиковой из-под напитков и консервации; крошились последними каплями дождя в отражении, искривлённом и немного печально-смешном собачьи колтуны, источая амбре, которое выворачивает наизнанку внутренности и вчерашний дикий визг кошки, жалующейся на неудачную охоту на птиц проснувшемуся в ней древнему охотничьему инстинкту и азарту.
Следующее моё пробуждение в царстве запахом было противоположным первому.
Стоял жаркий солнечный полдень ранней осени. Мягкими красками успокоения покрывались листья и трава, играя полутонами колеров и запахов, так хорошо известных каждому, кто в той или иной мере воспитан в лучших традициях поклонения перед природой, почерпнутых из вечных источников словесной красоты и лиричности и описанными в литературных произведениях русских классиков.
Полдень осенний заманчиво играл перемешивающимися ароматами луговых и клумбовых цветов, артистически жонглировал шарами запахов разрисованных крыльев бабочек, булавами пения-жужжания жуков, звонкими кольцами комариного писка и пёстрыми полотнищами тихого говора беседующих меж собой древесных крон и хрустальными вазами скрипа сухих корявых стволов.
Воздух осеннего полдня густо напомажен янтарным запахом искрящейся золотом пыли, плавающей беспорядочно в волнах солнечного света и гулким топотом людских ног, измеряющих бесконечно-пространственные расстояния родной земли, часто шагая не проложенными маршрутами для лентяев и туристов, а выбирая неосвоенные нехоженые пространства, которые пахнут диким криком степняков, охотящихся на степных животных, или ночным костром, над которым в котелке варится кулеш, или полночными сказами ветра, повествующего странникам и путникам древние сказы и народные былины, принесённые бережно им из глухих мрачных и сырых сосновых боров.
Удивителен ранней осени полдень. На него звонким, слепящим монисто нанизаны мелкие сладкие ароматы созревших яблок и груш, крыжовника и красной смородины, хрустящим вкусом красной мякоти арбуза или сладкой песни медовой дыни с далёких бахчей, собачий брех скучающих в тени заборов Жучек и сметанное урчание сытых Мурок и острые запахи стерни, источающих кружащие голову запахи спелого жита. Ещё он полон флюидами приближающегося позднеосеннего ветра, когда приятно освежающая морозная прохлада скользит с сине-подмороженных небес и с крыльев птиц, в нём можно заметить запах медных отблесков заката, распознать ускользающее золото вечерней зари, отражённое в зеркальной поверхности пруда, и проводить глазами последний привет земле, погружающейся в мирный спокойный сон.
Ночь порадовала своей гаммой запахов. В ней фантастически смешался серебристый лунный запах, украсивший погружённые в таинственный полумрак взволнованно перешёптывающиеся под ветерком листья. Они соединяются с сонным ароматом сохнущих травяных стеблей и послевкусием пения цикад.
Серебристый флёр лунного света искрится в тёмном бархате неба ярким сверканием звёзд и невыразимой тоской по солнечному свету растянутых тонкими прозрачно-пепельными полосами облаков, грезящих эманациями причудливых сновидений.
Как восхитительна лунная ночь, сотканная из флюидов спящих цветочных бутонов, резкого запаха металлического пения рассекающих снопами света ночную тьму автомашин и истончённым унынием паровозного гудка, рассыпающего аромат грусти по обочинам железных дорог, пароксизм дальних путешествий отполированных рельс и пропитанных предчувствием разлуки от открывающегося вида скучного пейзажа, погружённого в туман раздумий, и расстояниями, нитями воспоминаний накрученных на веретена колёс.
А затем придёт зима. Неизвестный шалунишка выстрелит из небесной хлопушки и просыплется сверху, повалят крупные хлопья белого снега. И как же восхитительно это – дышать скрипом снега, сминаемого тяжестью тёплых сапог.
Весною же растворить створки и дышать весенним рассветом, пленяясь его красотой и следить за тем, как чья-то детская рука рассыпает ароматное конфетти цветочных лепестков по зелёному бархату лугов и полей.
