старшего прапорщика в/ч 6401, на плащ-палатке. По прикидкам, до шоссе оставалось километров пять. По болоту с клюквой.
Раза три я падал. Один раз в лосиные какашки. Казалось, что пот вместе с болотной водой, стал моей второй оболочкой тела. Пистолет я сунул за пазуху. Ремень запихнул в карман штанов. Скуе было труднее, автоматы ему ощутимо мешали.
Рация висела у меня на груди и с каждой минутой всё сильнее тянула вниз. Ремни натёрли плечи, как казалось мне, в кровь. Позднее я убедился, что был прав.
Голубь первые полчаса нёс откровенную чушь.
– Пацаны, ребята... оставьте меня здесь, на ***... Ай, бля... как больно, сука! Андроля, оставь меня здесь... дай мне ствол с одним патроном... Как это "на хуй"? Ты кого послал, дембель-хуембель?
Потом Голубь притих и, помолчав минут десять, спросил меня: Андроля... а, нах! Осторожнее, черти! А правда, что у татарских девчонок не вдоль, а поперёк?
– Не знаю, не имел практики... К чему вопрос?
–Ты ведь татар, да? А татары парни жёсткие, да, Андроля?
– Не татар, а татарин, товарищ старший прапорщик. Сейчас вот, на, отпущу угол палатки, на, и будет громкий буль!
– Жёсткие парни должны всё знать! Как там... Орешек знаний твёрд! Но... мы не привыкли отступать! Нам расколоть его поможет киножурнал "Хочу всё знать! "
И Голубь радостно заржал.
Потом он начал петь. Это было невыносимо. "Лашанта ми кантарееее! Тра-та-та... Соло литальяно! Литальяно перууу! "
Я начал реально уставать. Прапора тоже тяжело дышали. Андрис молчал. Мошкара ела нещадно. Показались просветы между сосен. Шоссе.
Машин не было. По карте "стометровке" определили своё местоположение.
Направо Кадуй. Там больничка, там нога Голубя обретёт заботу и покой.
Показался "козлик" с брезентовым верхом. Скуя с автоматом в руке шагнул ей навстречу.
Водитель "козлика", мужик с красным обветренным лицом и недоверчивым прищуром глаз, смотрел на нас с подозрением. Видок был у нас ещё тот – потные, в грязи, никаких знаков различия на комбинезонах.
– Мужик, давай, вези меня в Кадуй, в больничку, – заговорил неожиданно жёстко Голубь, – наш вертолёт потерпел аварию в лесу. Мы группа Северо-Западного управления Комитета госбезопасности, я майор Вихрь.
"Боже, что он несёт", – подумал я.
Потом был Кадуй, врачи, горячая вода в туалете. Войчук забрал нас к вечеру.
Подъехали к воротам части уже ночью. Из них навстречу нам выезжади "Уралы" с первой и второй ротами. На КПП сидел сонный капитан Котиков, дежурный по части. Я спросил его – "Учения, товарищ дежурный? "
– Да не... пришла телефонограмма. В лесу, как раз в зоне нашей ответственности, упал вертолёт. Непонятно, чей. То ли гэбэшный, то ли военный. Половину Вологды по тревоге подняли, сейчас лес прочёсывать будем. А ты из розыска, что ли?
– Так точно. Прибыли с розыскных мероприятий. Командир оперативно-розыскной старший прапорщик Голубь.
– А поворотись-ка, сынку, дай я на тебя погляжу... чего глаза потупил долу? Аль не любезен я тебе? – у полковника Даргеля жена была учительницей по литературе, и он любил такой постмодернизм.
Полковник смотрел мне в переносицу, словно размышляя, пристрелить меня здесь или отвести за ворота, к свалке. Я смотрел на погон полковника с тремя звёздами, вышитыми золотыми нитками и думал о пожилой швее, которая где-то далеко-далеко вышивала эти звёзды и, наверняка, просила мысленно всех полковников с подполковниками и майорами быть помягче с её единственным сыночком. Дорогим мальчиком.
Со стены меня укоризненно рассматривал Дзержинский.
– Хули ты попёрся с этим рас****яем Голубем за лосём? Вы бы ещё на слона поехали, мудозвоны! Из-за вашей клоунады даже чурок стройбатовских погнали в лес! И тут же у них сбежали семеро узбеков! Ловят до сих пор!
Полковник помолчал.
–Кругом, бля!
Я развернулся.
–Трое! Нет! Пять суток ареста! Стрижка неуставная! Пререкания!
Он прекрасно знал, что начальником "губы" был питерский майор, который питал ко мне земляческие симпатии, и что сон, тушёнка и картошка на обед мне обеспечены на все пять суток.
– Мне коллеги из КГБ посоветовали тебя уволить на 31 декабря, мудозвона. Дочка тебя очень жалеет, говорит, что хороший ты парень. Жена тоже- оступился, говорит, Андрей, дай ему шанс. Кучка кретинов! С каким материалом приходится работать!
Я знал, что Кантемиров и Даргель могли нормально получить по башке от командования за охотника Голубя.
– Кто этого убогого просил язык распускать? Мужик, который вас подвозил, оказался председателем местного совхоза и тут же позвонил комитетчикам! Начался такой кипеш взрослый! ****ашки! Всё, артист малых оперных, отсидишь своё и дальше продолжишь преподавать моей Маше! Кругом! Шагом марш, драматург херов!
Прошло семь лет. Однажды, около Московского вокзала, услышал знакомый окающий голос.
– Андроля, япона мать! Здорова будешь!
Голубь был немного потаскан и имел лицо человека, попавшего под трамвай желаний. Нелепые кроссовки с розовыми полосками, кооперативные джинсы "варёнки". Форма шла ему больше, подумал я.
– Я теперь охотовед! И лося всё же завалил! Вона как, Андроля! Жисть штука полосатая, как клифт лагерный на особом режиме! – и Голубь засмеялся знакомым заливистым смехом.
Где теперь эти нелепые, беспощадные к самим себе люди? Жизнь действительно штука полосатая. Голубь прав. А еще я иногда вижу в городе белых собак. И сразу вспоминаю ту ночь, когда космос смотрел на меня.
