Попутчики

Не знаю, почему, но с детства я ужасно не любила ехать в купе с мужчинами. Однако билет на поезд до Оренбурга я покупала заранее, когда купе было ещё полностью свободным. И я надеялась, что среди пассажиров окажется хоть одна женщина. Когда я вошла, на нижней полке уже сидел старик и неотрывно смотрел в окно, щуря и без того узкие глаза от света полуночных фонарей. Я поздоровалась, он повернул голову, буркнул «Здрасьте!» - затем снова уставился в окно. Впрочем, я не огорчилась, а даже, напротив, обрадовалась – каким-то неприятным он мне показался. Хотя внешне вроде и не урод, но что-то недоброе было в его глазах – такое, что не то что общаться, даже смотреть на него было как-то неуютно. Поэтому я с чистой совестью вытащила из сумки объёмную косметичку, куда хорошо умещалась и помада с тушью и духами, и мыло с зубной щёткой и пастой, и таблетки на всякий случай, смочила ватный диск жидкостью для снятия макияжа и стала стирать тушь с ресниц.
Только я успела стереть остатки, как в купе вошли двое молодых людей. Один был недурен собой, но не более того. Но второй… Наверное, говорить о любви с первого взгляда было бы опрометчиво, всё-таки я уже не в том возрасте, чтобы вот так сходу принять первого встречного за Прекрасного Принца. Но именно таким я в своих рассказах изобразила бы этот образ. И если бы по сюжету надо было бы прибегнуть к античной мифологии, то у меня не было бы сомнений, каким представить греческого бога Аполлона. Чёрт же меня дёрнул стереть макияж! Накрашенными мои ресницы смотрятся гораздо выразительнее! Может, подкрасить, пока не поздно? Но в следующую минуту подумала: нет, неудобно.
Небрежно бросив: «Здрасьте!», - молодые люди начали засовывать чемоданы под нижние полки. Я тут же встала, чтобы не мешать. Старик поднялся с места крайне неохотно и при этом смерил меня таким злым взглядом, словно это я была виновата, что они нарушили его покой. А может, я просто преувеличила?
В отличие от старика, молодые люди оказались весьма разговорчивыми. Не прошло и пяти минут, как мы с Ваней – так звали того красавца, который заставил моё сердце трепетать, и его другом Гошей – расспрашивали друг друга о том, кто куда путь держит. Оба ехали в Бузулук, в гости к одному приятелю. Бузулук… Это ж вроде недалеко от Оренбурга. Значит, я целые сутки буду ехать в такой интересной компании! Нет, всё-таки, думала я, не так уж плохо в купе с мужчинами. Особенно если один из них – Ваня. Даже старик, который всё это время угрюмо молчал, уже не вызывал такого негатива. Что он, в конец концов, мешает, что ли?
Однако вскоре я поняла, что насчёт интересной компании сильно погорячилась. Гоша залез в планшет, прочитал в новостях про «Мемориал» и вдруг начал на все лады ругать Рогинского и всю его родню до седьмого колена.
- Расстреливать таких надо! – прокомментировал Ваня.
- Чем же он вам плохого сделал? – поинтересовалась я.
Моя мама лично знала Арсения Борисовича. Добрейшей души человек! И представить, чтобы он совершил что-то настолько ужасное, чтобы заслужить высшей меры наказания, мне, признаться, было нелегко.
- Ты что, реально не знаешь? – удивился Ваня. – Это же иностранные агенты! Они за пиндосские гранты Россию продали! Круто мы их тогда зелёнкой, скажи, Гош!
Бабочки в животе, едва зародившись, умерли. Как достаточно порой всего одной фразы, чтобы понять, какой недалёкий человек перед тобой!
- Но мы им Родину просто так не отдадим! – продолжал тем временем Ваня. – Если понадобится, будем сражаться до последней капли крови!
- Эти жиды ещё не знают, что такое настоящие русские патриоты! – поддержал друга Гоша.
Мне вдруг стало скучно с этой компанией. И противно. Не очень-то мне верилось в то, что молодчики, всегда готовые бороться с зелёнкой против безоружных интеллигентов, с такой же готовностью пойдут самоотверженно сражаться за Родину в случае реальной опасности. Однако спорить не особенно хотелось. Да и зачем? Разумных аргументов такие всё равно не станут слушать, а сотрясать воздух зазря – есть ли смысл? Поэтому я вытащила из косметички зубную щётку и пасту, взяла полотенце и молча пошла умываться.
Поезд уже тронулся, когда я, сделав свои дела, собралась был вернуться в купе. Но неожиданно моё внимание привлёк шум. Молодая девушка, уперев руки в боки, ругалась с проводницей:
- Почему я должна ехать в одном купе с чеченами? Они ж совсем дикие, только с гор спустились! Вдруг они меня изнасилуют, убьют или продадут в рабство?
Проводница в ответ спокойно объясняла, что, свободных купе, к сожалению, нет в наличии, поэтому ничем помочь не может.
- Так выселите их из купе, к чёртовой матери! Я русская, почему я должна это терпеть?
Так же спокойно проводница объяснила, что сделать этого никак не может, поскольку пассажиры точно такие же граждане и заплатили за билеты.
Проходя мимо открытой двери купе, куда, как я помнила, та девушка вошла при посадке, я, не удержавшись, заглянула вовнутрь. Там сидел мужчина лет примерно за пятьдесят, сурового вида, в очках, с бородой, убелённой сединами, и две женщины – одна молодая, другая постарше, притом та вторая вполне славянской внешности. Этих женщин я видела впервые в жизни. Но мужчина… Я его сразу узнала. Да и как не узнать, когда мама всё лето щеголяла в футболке с изображением чеченского правозащитника Анвара Магомедова? Сколько раз, отправляя ему письма в СИЗО города Грозного, мама передавала от меня приветы! А мне - от него. Помню, как бурно мы обе радовались, когда его неожиданно освободили по УДО. Хотя лучше бы не сажали вовсе! Ведь и дураку было понятно, что марихуану ему в машину подбросили. Но судья добросовестно исполнила приказ сверху – посадить, невзирая ни на что. Я помнила, как стойко и мужественно держался отважный правозащитник. «Я уповаю на Всевышнего, - говорил он в последнем слове. – Если он считает, что мне надо находиться за решёткой, я и это приму». И надо же такому случиться, что я с этим человеком сейчас еду в одном поезде!
- Слушайте, девушка, может, поменяемся местами? – предложила я скандалистке, которая к тому времени уже разошлась не на шутку. – У меня в купе все русские.
Та посмотрела на меня недоверчиво, видимо, заподозрив какой-то подвох. С минуту косилась изучающе, стараясь раскусить несуществующий коварный замысел, затем спросила:
- А там точно русские? Не обманываете?
- Пойдёмте, сами посмотрите.
Сопровождаемые облегчённым вздохом проводницы, мы отправились на смотрины в моё купе. Попутчицу, судя по всему, внешность и национальность потенциальных соседей вполне удовлетворили.
- Хорошо, давайте поменяемся.
Очень скоро мои сумки перекочевали в купе к человеку, к которому невесёлая история привлекла широкое внимание общественности. Девушка же, забрав свои чемоданы, отправилась к тем, кто, очевидно, были ей близки не только по крови, но и по духу.
- Надеюсь, вы не против? – спросила я своих новых соседей.
Магомедов, оторвавшись от ноутбука, кивнул, женщины же поприветствовали меня, дав понять, что очень даже не против моего соседства.
- Кстати, Анвар Салманович, привет Вам от моей мамы – Алисы Лапиной.
- Так это ты, Алёна? – отозвался правозащитник. – Привет! Как мама?
Как? Да вроде хорошо, все живы-здоровы. С бабушкой сейчас на даче. А я вот в Оренбург еду на литературный семинар. Мама говорила, что я рассказики пишу? Вот решила отправить, попытать счастья, если повезёт, выиграю грант на издание собственной книги. Да, да, Анвар Салманович, те самые рассказики, что мама Вам в конверте присылала – про дом с привидениями и про зловещего чёрного кота, который в самую длинную ночь в году мог даровать людям сверхъестественные способности, но взамен требовал жертв.
- Да, я помню, - ответил Магомедов. – Очень интересные рассказы!
- А Вы тоже до Оренбурга?
- Нет, мы с Мадиной, - он кивнул головой в сторону молодой чеченки, - до Самары. Там в СИЗО людей пытают, едем в командировку расследовать это дело.
Вторая попутчица, Тамара Львовна, оказалось, ехала до Оренбурга и к чеченским правозащитникам никакого отношения не имела. Однако же из всего купе она оказалась самой разговорчивой и, как и я, искушённой в литературе – правда, больше в поэзии, чем в прозе. С Магомедовым о литературе, как выяснилось, особо не поговоришь – даже сейчас он был ужасно занят – то клацал клавишами на ноутбуке, то звонил кому-то, то ему звонили, обсуждали рабочие вопросы. Мадина залезла на верхнюю полку и вскоре заснула, Анвар Салманович всё ещё сидел за ноутбуком, а мы с Тамарой Львовной пили чай с конфетами и болтали о литературе, стараясь, правда, потише, чтобы не мешать соседям.
Когда я вышла, чтобы выбросить в мусорный ящик чайные пакетики и обёртки от конфет, увидела стоящих в коридоре Ваню и девицу, с которой поменялась местами. Они смотрели в окно, обнимались и тихо о чём-то говорили между собой. Он ласково называл её Светиком. Стало быть, не зря менялись! Все от этого только счастливы!
Поздравив себя с тем, что стала тем кем-нибудь, кто пришёл, нарушил «чужих людей соединённость и разобщённость близких душ», я с чистой совестью вернулась в купе, постелила себе постель и забралась на верхнюю полку, пожелав соседям спокойной ночи. Тамара Львовна уже спала. Магомедов ещё поработал, потом выключил ноутбук и тоже лёг спать.
У меня уже тогда начинал болеть живот. Поначалу я надеялась, что успею заснуть и не буду чувствовать боли. Но жестоко ошиблась. Она, проклятая, только становилась сильнее. Косметичку с таблетками обезболивающего я оставила в том купе – забыла в суете, когда перебиралась. И теперь чувствовала себя так, словно все внутренности ошпарили крутым кипятком. От невыносимой боли хотелось выть, кричать. С трудом я сдерживала себя, представляя, в какое неловкое положение попаду, если своими криками перебужу соседей. Мадина и Тамара Львовна, наверное, поймут, в чём дело, но как я объясню это Анвару Салмановичу?
В конце концов, я спустилась с полки и направилась в своё старое купе. Извините, Ваня, Света, если нарушу вашу любовную идиллию, но мне очень-очень нужна моя косметичка - и прямо сейчас!
Я уже готова была постучаться, но узкая щёлочка явно говорила о том, что дверь не заперта. Тем лучше! Может, голубки, увлечённые друг другом, даже не заметят моего визита? Тихонько открыла… Мама родная!
Света спокойно спала на своей нижней полке. Над ней, склонившись, стоял тот неприятный старик. Его кроваво-красные глаза теперь горели неприкрытой ненавистью, а длинные и острые, словно лезвия, клыки медленно приближались к пульсирующей сонной артерии. Я всё-таки закричала, но уже не столько от боли, столько от ужаса.
Что тут началось! Разбуженный криком, Ваня спрыгнул с полки, увидел упыря…
- Твою мать! – я едва успела отскочить, когда он вихрем вылетел из купе и опрометью бросился в тамбур.
Следом проснулась и закричала Света. Как ей удалось извернуться, чтобы уйти из-под клацающих над самой шеей клыков, я уже не видела, ибо через секунду бежала по коридору, крича: «Помогите!». Следом бежала несчастная жертва.
- Что происходит, Алёна? – в один голос спросили соседи, когда я вбежала в купе, как ошпаренная.
- Там упырь! Девушку убивает! – крикнула я, забыв даже отдышаться.
Света уже ухватилась за дверную ручку, но в тот