«Зимнее солнце светит да не греет, - лениво текли мысли у пса Па грязно-рыжего окраса, растянувшего свои кости в ногах старушек, сидевших на парковой скамье и судачащих о своём. – Абстракция!»
В понравившееся слово пёс Па вкладывал сильную собачью энергетику; это слово он услыхал вчера, в субботу днём, ярким и солнечным, и сразу беззаветно полюбил со всей собачьей любовью. Лежал он вот так же давеча. Мимо медленно шли две девушки в пышных зимних цветных одеждах. Одна, пониже росточком, с симпатичным личиком, всё время смеялась. Вторая, полная противоположность подруги, крепка телом, сила прёт наружу через защитную ткань куртки, с лицом вечно недовольного человека, мучимого сомнениями, сосредоточена сверх меры и угрюма. «Сильно всё усложняешь, Зина, - смеялась та, что пониже с симпатичным личиком. – Гляди на мир проще. Давно тебе пытаюсь донести простую как грабли свою мысль, жизнь – это абстракция!» (На этом слове пса Па в тот момент будто продёрнуло электричеством от фонарного столба, стоящего с разбитым плафоном поблизости.) – «Хм-м! легко тебе, Лана, подруга моя милая, рассуждать – абстракция, - низким, грудным, почти мужским прокуренным голосом откликнулась, помедлив с ответом Зина. – И как не усложнять, если…»
Пса Па раздосадовало то, что он не узнал, что кроется за «если», девушки, щебеча по-птичьи и радуясь солнечному дню, быстро прошли, оставив в мозгу пса закавыку – приятно звучащее даже на собачьем диалекте дворовых собак, не путать с ручными питомцами, греющими свои маленькие тощие тельца между огромаднейших баллонов корпулентных хозяек – абстракция; оно так и просилось сорваться с языка да повода для срыва не подворачивалось.
«Аб-страк-ци-я! – по слогам произнёс мысленно пёс Па, безразличным взглядом окидывая окрестность. – Ни дать, ни взять – чистая абстракция!»
Он удовлетворённо вякнул через сомкнутые челюсти и продолжил наблюдение: повсюду трусили – чисто собачий термин – по аллейкам да по тропинкам люди: семейные парочки с грудничками в нарядных колясках, влюблённые парочки, взявшись за ручки и самозабвенно взирающие друг другу в очи, не замечая вокруг никого, подростки небольшими компаниями и прочий человеческий элемент, без определённой цели топчущий в зимнем парке утрамбованный ветром снег.
«Абстракция! – зевнул со вкусом пёс Па, умел он это делать так, что завидовали его умению остальные собаки, живущие в парке попрошайничеством, особенно наглая Маха, сучка чёрно-белого окраса с длинным мехом. Пёс прислушался к старушечьему трёпу. – Опять взялись за своё, - ничему не удивился он. – Вот эта, в оленьих унтах с бисерным украшением, скрипит сочленениями, щебечет о внучке, нахвалиться не может ею, и такая уж она умница, а какая раскрасавица, просто копия она в молодости, когда все зубы родные были, и парни хвостами длинными за ней волочились: и отличные оценки по всем предметам получает, и в спортивную секцию ходит, бьёт рекорды, и на пианино Баха-Моцарта исполняет, куда там международным прославленным пианистам – рядом не стояли! – пёс Па деликатно зевнул, не хотел отвлекать от трескотни старушек, пусть бахвалятся и подумал: - Это они всё от скуки, заняться нечем, вот и ищут себе на хвост приключения!»
Мимо, громко гогоча, будто стая диких гусей, прошла, давя подошвами ботинок снег, компания подростков с пакетами. Один нёс на длинном поводке – из собачьего лексикона – переносную акустическую систему. Извергала она из своих электронно-акустических недр жуткую какофонию, которую и музыкой назвать можно с большой натяжкой шапки на отмороженные уши.
«Поколение-абстракция, - заключил пёс Па, проводив компанию любителей музыкального мусора взглядом и, вернулся к своим бабушкам-старушкам. – А эта старуха Изергиль, что тут забулькала согласными?»
Налетел ветерок. Качнул ветки. С кустарников и деревьев посыпался снег чьею-то неисполненной мечтой. Зашумели-застонали стволами сосны-ели.
«О-го-го! Да не скрипнут мои старые кости! Да воспылает память прошлых поколений, босыми стопами трамбовавшими песок пустыми в поиске единственного пути среди тысячи, простирающихся перед нами, - обрадовался Па. – Старая микросхема искрит сочленениями и внука своего, баловня и любимца, языком потрескавшимся облизывает. Ишь, диодический триод, как внучка-то нахваливает: и такой он, и сякой, за что, кривая рябина, ни возьмётся, всё в руках горит. А уж, какой он, светоч небесный, ответственный!.. Ясен котях собачий, сахарная кость мне в горло, сватает его к внучке подружки, рваная наволочка подушки! Ха-ха!.. – пёс Па раскрыл пасть в приветственном кличе и блеснул затупленными отполированными годами и временем клыками. – Посмотреть ужас как хочется, как эти два отсорбента уживутся вместе: она вся такая музыкально-спортивная и такой весь из себя прагматично-ответственный!»
Третья товарка, - сонная ряпушка, - открывала, было, рот, да закрывала, не попадая в такт и ритм звучания беседы.
«Полный аджапсандали! – поперхнулся Па слюной, мимо него пронеслись на велосипедах молодые спортсмены в костюмах государственной расцветки. – Куда жизнь катится!»
Пёс Па постучал хвостом, поднял голову, больше ничего привлекательного не обнаружа, и вытянулся струной. Старушки-волнушки по очереди потрепали Па за ухом, - междометия так и искрили, слетая с потемневших зубных протезов, - похлопали по-дружески, - амикошонства Па не любил, но старым клюшкам простил сию минутную слабость, - по груди и удалились (куда, куда?).
Налетел ветерок, взгрустнули хляби небесные, заскорбели хвоинки и запели.
«Что ни говори, - Па радостно срыгнул одиночеством, - в выходные в парке от скуки не заговеешь. – Па сладостно поурчал желудком и добавил с собачьей радостью: - Абстракция – уголёк наглой Махе под хвост!»
Попытка вздремнуть провалилась, как надкусанное яблоко Евой выдало её невинную вину. По серой тени на веках Па понял, что-то несусветно невообразимое приближается к нему.
Па понял своим двенадцатым собачьим чувством, что он был в пяти лаях от провала
«Ой, мамочка, посмотри, пёсик!» - через завал ресниц пёс Па рассмотрел маленькую девочку в серебристо-праздничном комбинезоне с меховой опушкой по краю капюшона. – «Сана, я что, собак ни разу не видела!» - пёс Па скосил лиловый глаз и рассмотрел мамашу, тощую щуку, в стильном нагольном бежевом полушубке и тонкого чёрного меха зимней норковой шапке с пером павлина сбоку.
«Таких, как я – нет, - мысленно огрызнулся Па и мысленно же добавил: - Абстракция в корсете!»
Девочка оживилась: «Мама, мама, можно я поглажу собачку?» Мама-щука вскинула тонкие выщипанные искусственные бровки: «Ни за что, Сана! Не смей! На ней могут быть блохи!»
Пёс Па взбодрился и воспарил духом, творческая составляющая была одним из его многих внутренних Эго: «Слышь, нитка тонкая, да на мне блох меньше, чем на тебе трихомонад», - это восхитительно-звучащее слово Па услышал от двух студенток-медичек, они сидели на лавочке недалеко от него и от входа в парк, - массивных кирпичных ворот, оштукатуренных и выкрашенных в белый цвет всесезонной акриловой краской, - они, эти юные инфернальницы, грызущие сахарный гранит науки крепкими белыми резцами, проверяли свои знания, спрашивая друг друга и задавая вопросы, попутно сверяясь с конспектами.
С самой вкусной,- со всех сторон восприятия, - стороны парка – фуд-корта, эстетически облагороженной площадки с киосками, где готовят популярный в гастрономически неискушённой массы населения, непривередливой ко всякой пищевой шняге, быстрый ароматно-насыщенный перекус не выспавшиеся работники стритного общепита с приклеенной любезной улыбкой, - ветер донёс ароматные волны готовой косметической еды: эманации искусственного попкорна с химическим мёдом плавно перемешивались с острым ароматом плова с синтетическим рисом и неприхотливо перетекал в истекающий древесным соком шашлык на берёзовых углях. Неискушённое обаяние пса Па уловило в этом гастрономическом шквале искрящиеся нотки пива и задорной удали бьющей по мозгам русской водки, бренда типа «Столичная» или «Посольская». Удовлетворённо крякнув толстой кишкой, пёс Па благостно внутренне по-собачьи улыбнулся: он знал, распивать крепкие спиртные напитки в парке категорически нельзя, но если очень хочется, то можно.
Па не ошибся, - если ошибался, то никогда в этом не признавался, признание собственных неудач, прямой путь в клоаку, - из-за острова на стрежень вышли пьяненькие мужички количеством пяти человек. Вот они-то – Па просёк point under tale – сильно-таки укушались не токмо шашлыком, - вона как ножки-ноженьки при ходьбе расставляют, - но и водочкой, - глазыньки-то как возбуждённо горят, - принятой щедро на грудь в терапевтических целях. Жесты, - вы псы-собаки и прочие твари, - поглядите, - как жесты раскованы! Круги-овалы рисуют руками! Кисти распальцованы! В режиме аффектации перебивают друг друга, пытаются что-то кому-то доказать.
Желудок Па зарокотал: время спать, а мы не жрамши. Пёс Па посмотрел на маму-щуку с ребёнком – не уходят.
«Мама, мама!» - «Что, доченька?» - «Как узнать: это собак или собака?»
Пёс Па хотел крикнуть: «Милая девочка! Я не собак, - я пёс, кобель! А вот собачка, - сучка, - это наглая Маха!»
Пёс Па промолчал, - недаром, недаром его за глаза называют парковые бездомные животные Папашей или сокращённо Па, - сдержался. Промолчал. Выдержал умную паузу. Чихнул в лапу в чисто терапевтических целях. Со смаком. Помимо его воли ему в ноздрю залетела соринка из приближающегося лета.
«Не знаю, доченька! – передёрнула острыми плечами щука-мама. – Какая тебе разница, - её отвлекала девочка от разговора по телефону. – Дай руку! Идём! Нас ждёт тётя Адя!»
«Правильно, - обрадовался Па. – Проваливайте, - пёс Па посмотрел вслед женщине с ребёнком. – Попутной вам абстракции в спину! – Па обрадовался своей находчивости, как же приятно срывалось с языка это магическое слово и медово ласкало его собачий слух мелодичным звучанием: - Абстракция!»
В выходные дни в парке аншлаг: не пустуют столики возле киосков-закусочных, не простаивают без работы аттракционы, скамьи вдоль аллей заняты и выстраивается очередь, дабы быстро занять освободившееся место и бросить кости отдохнуть. И повсюду звучит гомон: из репродукторов льётся музыкальный фон, скрашивающий негативные моменты, шумят радостно детишки, летя с горок, скачут по веткам белки, объевшие беличьей белены, важно, нахохлившись, сидят на кормушках птицы, натрескавшись на халяву щедрого приношения. Все заняты делом. Па решил сменить дислокацию лёжки и переместиться ближе к фланирующим праздно массам.
От скамьи к скамье путь недолог, - выгоды больше. Гляди-ка, сердобольный старичок с чеховским пенсне на тонком остром носу решил проявить акт милосердия к животному. Вынул из-за пазухи бумажный сверток. В нём оказался ароматнейший бутерброд и аккуратно положил рядом с Па, обязательно – это уже ритуал – погладив бездомною псину по загривку. «Благодарствую великодушно, добрый человече», - поблагодарил Па на собачьем диалекте старичка и принялся за
