Сутки. как и время, сместились в её сознании. Она могла уснуть в 5 часов вечера, проснуться выспавшейся в 10часов. Ночью уныло бродила по комнате, в общий коридор и туалет, расположенный прямо перед лестницей на этаже, не ходила, чтобы не будить старческими ночными шагами соседей. Горшок, закрытый крышкой, а иногда в забывчивости и открытый, держала в углу комнаты. Содержимое выливала утром, когда в квартире ощущалось движение.
Определился с некоторых пор и ночной ритуал. Сначала стояла у старого деревянного с приставленной ножкой стола, всматриваясь в окно, вспоминала двор, каким он был в 20 годах, когда они с мужем были молодыми рабочими и с шестью детьми приехали сюда, в трёхкомнатную квартиру двухэтажного деревянного дома на углу улицы Малышева и Пушкинского переулка. В маленьком, тёмном, окружённом домами дворике кипела детская жизнь. Подъезды по-соседски были открыты, и малышня скакала и пряталась по всему дому. Зимой мужское население дома в выходной помогало детям построить горку; снег, естественно, приносили из-за ворот (во дворе его почти не было).
Весёлый детский визг разносился по всему дому. Окна кухни и большой комнаты, как называли гостиную (в действительности там была детская), выходили на Куйбышева,
где на противоположной стороне был гастроном, и всегда по движению сотрудников магазина можно было догадаться о приёме продуктов. Вначале их возили на лошадях, которые, пока стояли при разгрузке, оставляли свои лепёшки прямо возле магазина; затем появился на радость дворникам грузовик.
Хозяйством Тася занималась экономно и разумно. В магазин занимать очередь бежали дети, а их было у неё двенадцать. Шесть родились уже в этом доме. Продукты несли все скопом, зимой через дорогу везли на санах, когда дети ещё были малы. Радовались, когда дома они лежали кругом: на столе, табуретах, подоконниках. Пахло сытно и вкусно. Жаль, что так быстро всё исчезало. Семья была велика.
Как давно и недавно всё было. Что было вчера – не помнила, а что тогда, в 20-30 годы не забыла.
Когда она приехала из далёкого села устраиваться на завод, подошла цыганка на вокзале, погадать предложила.
Стало интересно, да деньги были зашиты в панталонах, отказалась. Та и бросила вслед:
«И счастливой, и несчастной будешь. Семья большая будет, да одинокой останешься».
Вскоре замуж вышла за рабочего Егора, дети пошли. Как квартиру получили, работать перестала. Дети болели, родных не было. Освобождение от работы больше 3 дней по болезни ребёнка не давали. Детей приходилось оставлять или с кем-то из старших сестёр, а они и сами ещё малы были, или привязывать верёвкой детскую ножку к столику, ставить рядом воду, которая, как правило, оказывалась разлитой. Наверно, поэтому и сломалась эта окаянная ножка, которую муж Егор постоянно ремонтировал. Весь день сердце за детей болело, когда так их оставляли. С дикими глазами прибегала домой: лишь бы жив!
Трое маленьких (и трёх-то лет не было) ангелами стали. У одного- дифтерия, у двух других - скарлатина. Жаль, фотографий нет, не успели снять, давно это было, в 29, кажется. В один год друг за другом. Поэтому, когда младший Петрушка заболел дизентерией, Егор сказал: «Увольняйся, Таисия! Дети никаких денег не стоят. Дома работы хватает». Петруша-Петруша, любимец отца был, всё на рыбалку с ним бегал. Вместе и погибли в 34-ом. На Исеть рыбачить ходили, почти у дома пьяный водитель грузовика сбил. Оба насмерть. Соседка ведро с рыбой занесла. Рыба жива была, а они – нет.
Таисия Степановна включила ночник, взяла потрёпанный альбом, её беда и счастье, села к столу. Надев очки, морщилась, плохо видя в бледном свете дорогие лица, глядевшие на неё сквозь время. Павел, Степан – погодки. Оба закончили УПИ, отправились по распределению на Кузнецкий металлургический комбинат, оба погибли от устроенной там диверсии. Жениться парни не успели даже. Егор ездил на похороны, Материальную помощь семье привёз, на что она им. На фото они после окончания вуза, счастливые, весёлые.
Дочь Надежда красавицей выросла, парней метлой отгоняли, тоже УПИ закончила, замуж собралась, и перед свадьбой оба с женихом заболели корью, в больнице лежали, но не спасли их, как и двух младших детей, которые, видно, заразились от них, когда те с конфетами и печеньем в гости приходили.
А вот на помятом фото Семён. Сколько раз эту единственную его карточку в руках держала! Родился на 4 килограмма, крепким рос. Стоит боком гордо, руки в карманах, независимый парнишка. До чего резвым подростком был! Раз соседи прибежали сказать, что Стёпка на крыше их дома сидит! С милицией снимали. Чего удумал! Как чувствовала, не отпускала с другом в деревню. Егор отпустил: каникулы, что по городу шататься, опасно. На четырнадцатом своём году утонул в пруду Семён. Там, в деревне, и похоронили. Таисия Степановна всматривалась, как бы представляя, что было бы, если бы жив остался. Семья бы была, внуки приходили, лепетом своим радуя. А так одна.
Отложив альбом, легла на узкую кровать. За стенкой на кухне зашевелились. Видимо, Аркадий Васильевич встал, чайник на газ ставит. Надо чай согреть. Поможет сосед в термос налить, чтобы и на потом хватило. Всегда, наливая, говорит: «Никак не поймете, что газом можно пользоваться сколько угодно». Привыкла за свою жизнь тепло экономить.
Аркадий Васильевич и Роза Иосифовна появились здесь в годы войны, когда Свердловск заполнило громадное количество эвакуированных. Прибывших из Минска сотрудников завода оптической продукции распределяли по квартирам. Именно в эту комнату, где она сейчас живёт, их и поместили. Сыновья Фёдор и Данил друг за другом были мобилизованы, она в это время сутками работала на заводе. Соседи оказались добрыми и интеллигентными евреями, в годы войны помогали и продуктами, и сочувствием, когда на Курской дуге погиб Фёдор. Данил попал без вести под Сталинградом. Аркадий Васильевич предпринял поиски, но последняя надежда была утрачена. С опозданием пришла похоронка. Обе они в её альбоме.
Роза Иосифовна, чтобы изменить жизнь соседки и вывести её из горя, помогла ей устроиться санитаркой в госпиталь. Сутками она была там, домой идти не хотелось.
Уже в конце войны Роза Иосифовна попросила переписать на них и вторую комнату,
т. к. их двое, а она одна, комната пустует, да и платить коммунальные платежи ей дешевле будет.
После окончания войны еврейское семейство решило остаться на Урале, и когда Тася увидела округлившийся живот Розы, она обрадовалась, что у них будет долгожданный младенец, на радостях перебралась в эту мрачную комнату, не ребёночку же в ней жить, темно тут даже днём. Родился Владик, с открытым сердцем стремилась помочь, но между ней и ребёнком воздвигалась стена «не надо». Не надо облизывать соску, поднятую с пола, а потом давать ребёнку, не надо вытирать его рот своим фартуком, не надо открывать форточку на кухне, когда там Владик, не надо угощать Владика кусочком сахара, кормить чёрным хлебом с солью: у него вздутие, говорить ему «пойдём исть» вместо « пойдём кушать»,не надо кружить его по комнате, держа за руки, и т.п.
В целом, семья соседей, в том числе и Владик, относились к ней неплохо. На Новый год, женский праздник, День рождение – подарки; продукты из магазина – Вадик сбегает, отдыхайте. А она-то как была благодарна! На случай смерти и комнату на Вадика хотела переписать. Не понадобилось. После окончания Вадиком института он долго не женился, работал в каком-то НИИ, где познакомился с женщиной старше его по возрасту.
«Такая милая Сонечка, у ней и квартира двухкомнатная недалеко от центра, есть ребёночек, мальчик трёх лет. Давно о внуках мечтаю»,- рассказала ей Роза Иосифовна.
Молодая семья радовала своим посещением, когда приходила на воскресные обеды.
«Самый сок»,- говорил Аркадий Васильевич невестке распространённый в 70 годах комплимент. Роза Иосифовна улыбалась, Тася тоже радовалась чужой радости.
Шло время. Таисия Степановна очень одряхлела, отдать в приют – комнату не получишь. Уговорили взять квартирантку-студентку, уход кой-какой, деньги за квартиру заплатит, может, в комнате хоть приберёт.
Студентка нашлась, но не прижилась. Семнадцатилетнюю «маковку» уж очень пугала хозяйка. Когда девушка приходила вечером после занятий, Таисия Степановна выясняла, где она ночевала, в шесть часов вместо занятий нужно было невзирая на сессию ложиться спать, а ночью видела фигуру, стоявшую у её кровати и листавшую древний альбом. Ночью студентку будила ножка стола, оторвавшаяся от своего пристанища, и угол стола валился на подушку кровати, будил. А ещё запах старческой мочи ударял в нос. Утром «бабуся», как называла девушка Таисию Степановну, выясняла, почему квартирантка газ включила, а ведь кухня – это епархия соседей, а девушка туда и вовсе никогда не заходила.
И хотя Роза Иосифовна и Аркадий Васильевич очень привязались к студентке, т.к. она тоже была «самый сок», квартирантка уехала в общежитие.
Однажды утром в то время, когда Таисия Степановна обычно с термосом выходила на кухню, она не появилась там.
Аркадий Васильевич робко постучал в дверь её комнаты. Она лежала на кровати, но была уже в другом мире вместе со своими детьми и мужем. Альбом лежал возле упавшего столика с отпавшей ножкой. Похоронили Таисию Степановну на кладбище, где Широкая речка. Было 5-6 соседей, Роза Иосифовна, Аркадий Васильевич и Владик. Стол и отпавшую от него ножку, как и другие нехитрые пожитки, вывезли на помойку. А альбом? Куда же его? Не с ней ведь. Только в огонь.
03.03.2022
