Гуляя по замкнутым коридорам старинного замка, я случайно наткнулся на старый потрёпанный дневник неизвестного автора. Возможно это были записи бывшего хозяина, я не знаю. Но дневник меня сильно заинтересовал, и я решил его прочесть. Я сел в кресло у окна и прочел дневник. И с каждой строчкой дрожь мелкими мурашками пробегала по моему телу и мне становилось жутко. И от слов автора и от замка, что своей тишиной настораживал и заставлял содрогаться. Мне почудилась чья-то тень и шаги. Не знаю, что влекло меня сюда, но мечтая попасть в стены заброшенного замка, я, теперь читая эти строки открывал тайну этого места. И мне становилось не по себе. Мне хотелось вдруг все бросить и бежать.
Вот что писал неизвестный автор…
…В мрачном замке ледяной тоской застыла тишина. От сырости стен веет могильным холодом. Пылью времён покрылись одинокие готические комнаты, которые ещё помнят твой смех Элизабет, твою красоту. В молчании комнат дух скорби и одиночества стал хозяином замка моего. Когда за окнами покрывалом ночных кошмаров опускается тьма и зажигается в небе солнце моё – Луна. Я словно бездушная тень с канделябром в руках снова в твою комнату иду. Бессонница моя ад страшит в огненном страдании греха. В тишине жутких стен притаился фантом любви. Он не покинет замок покуда жив я. Страх давно корнями ушёл в могилу, осталась лишь ты моя Элизабет.
Вхожу в обитель твою. На широкой постели, устланной лепестками роз, лежишь ты Элизабет. Красота твоя сияет мраморной белизной, и словно восковая фигура замерла ты в немой тоске. В застывшей красоте скрылась печаль и в глазах твоих скорбь. Ты не хотела умирать, но болезнь оказалась сильней. О смерть будь ты проклята! О бог, почему ты облил чёрной краской мою светлую любовь.
Жизнь угасла в замке в ту ночь, когда умерла ты, оставив в памяти, неумирающее страдание тому, кто остался жить. Я слишком сильно люблю тебя дорогая Элизабет чтобы предать красоту твою земле на съедение червям и гадам. Нет, пусть время съест последние черты твоего лица. Одна лишь мысль о похоронах приводит меня в ужас, ведь тогда я больше никогда не увижу тебя Элизабет. О, милая моя жена, снова плачу я, видя тебя. Снова застенчиво прикасаюсь солёными от слёз губами твоих холодных посиневших губ. И ледяное безразличие обожжёт моё самолюбие. Элизабет. Как сладок поцелуй, он мёдом останется на моих губах.
Ты помнишь ту лунную ночь когда я впервые поцеловал тебя? Ты была в пышном белом платье, мы сбежали от этого скучного бала, чтобы побыть вместе. И тогда не знаю, что нашло на нас, и мы открыли друг, другу сердца, поклявшись, любить друг друга до смерти. Милая моя…
Посмотри, как прекрасна сегодня луна, как ярки звёзды, как спокойна ночь. Но исчезает красота под занавесом ужаса.
Тлеет с каждым днём моя любовь и гниющую красоту уже не в силах скрыть макияж и грим. Запах мертвечины режет ноздри и сводит с ума. Но я закрываю глаза на истлевшую в постельной могиле любовь, я вижу только тебя Элизабет милая жена моя. О нет, я, кажется, схожу с ума, но разве любовь это не безумие.
Торжествуй смерть, ты победила сволочь, торжествуй! моим страданиям ты радa?
Ох, милая Элизабет твоя красота ещё не исчерпала моего сердца до дна, не испила скорбь души мрачная романтика мертвого покоя.
Элизабет, ведь я тоже не вечен. Скоро мы будем кружить в страстном вальсе смерти. И там нас никто не разлучит. Ты ведь ждёшь меня? А? Ты молчишь? Да в молчании твоих мёртвых губ скрыта истина. Но какая? Знаю только я.
До сих пор как проклятие звучат в ушах слова лекаря «Ей не суждено увидеть рассвет мне очень жаль, милорд». «Убийца!» вонзился ему в спину как нож, мой отчаянный крик. Уходя, он сказал, что пришлёт ко мне священника. Священник приходил три дня тому назад, но я не впустил его и прогнал прочь всех слуг. Я остался один наедине с тобою Элизабет. Прочь все! Не хочу никого видеть кроме тебя милая моя.
Омывая твоё обнажённое холодное тело слезами, я в который раз проклинаю Бога за Великую Несправедливость, я никогда не прощу тебе смерть любимой жены. И пусть сожрёт меня пламя Ада, и, сгорая в грехе, буду проклинать тебя Господи. Я хочу умереть, потому что жизнь без любимой, это не жизнь, это скорбь. Три дня без тебя я прожил как в Аду. Унылые дни травят душу однообразием. Целыми днями я сижу у твоей постели, или ложусь, рядом вдыхая запахи тлена. Мне жизнь ненавистна, мне судьба моя безразлична. Слёзы отчаяния и горя затмили глаза. Вино не в силах убить мою любовь к тебе, о нет, воспоминания всплывают в памяти и с ещё большей силой начинают терзать сердце моё. Опостылели будни без тебя Элизабет, я не могу и не хочу жить. Не хочу.
Смерть моя ну чего ты ждешь? приди же за мной. Умоляю, Смерть. Где ты укрылась тварь, я готов. Ах, ты не хочешь, говоришь ещё рано мне. Нет, смерть не вини меня в грехе самоубийства. Разве я грешник? Я безумец ты права Смерть. Но знаю я, что мне делать, чтобы назначить тебе свидание. Я выпью яду. Да-да и не противься мне смерть. Тёмная жидкость черна, словно душа, погрязшая в безумии некрофила. Встречай меня Элизабет я иду к тебе. Иду. Кто здесь? А?
Снова видения моих кошмарных снов воплощаются в реальность. А-а-а, вон там в углу притаилась тень. Дрожь мелкими мурашками пробежала по телу. Не смотри Элизабет! Это мой страх. Он подходит ближе, о, ужас! Ты столь жуток и ужасен, словно обгоревший труп. Испуская зловония и серный запах, он не сводит с меня взгляда без глаз. Да в чёрных как бездна глазницах пустота. Рот, без губ обнажая жёлтые зубы как бы замер в усмешке. Вместо носа ноздри, откуда сочилась чёрная кровь и стекала по телу. Черви и гады ползали по лицу и телу этого омерзительного существа. «Сквозь века иду тропою вечности, ступая на кости истлевших трупов, забирая души» - произнёс голос из темноты черного рта, - «и никогда не спать мне в могиле и надгробный камень не возвестит о смерти моей, ибо я Смерть». Я не сводил глаз с ужасного мерзкого создания ада. О плод моей бешеной фантазии поглоти скорее меня и избавь от себя. Смерть потянулась к кубку и протянула ко мне. «Я жду тебя, от судьбы не уйти»
Словно завороженный я принял кубок и под пристальным взором этих ужасных глазниц выпил яду до дна. Смерть провела костяной чёрной рукой по груди моей и растворилась в агонии. Кубок выпал из рук, и выплеснулись остатки яда на каменный пол. Исчезло видение. Сейчас ещё немного и я приду к тебе милая. Осторожно ложусь рядом с женою и, вдыхая запах мертвой любви, обниму тебя, и последний раз страстно поцелую твои истлевшее губы. В страстном объятии вижу в агонии тебя мой Ангел Смерти. Иди же ко мне, иди и унеси меня к Элизабет, унеси к ней, молю тебя Ангел мой, молю, молю…
Через пару дней в замок пришёл лекарь, он очень беспокоился за герцога де Валуа и потому решил навестить его и попытаться уговорить похоронить герцогиню. Филипп поднялся на крыльцо и постучался. Тишина ещё больше обеспокоила мужчину. Он не хотел думать о плохом и потому чтобы развеять все дурные мысли он осторожно открыл дверь и зашёл в прихожую. Царил полумрак и небывалая тишина, словно в церкви, подумалось лекарю. Канделябры в прихожей были потушены. На каменном полу, как и прежде, была копоть от факелов. Филипп осторожно окликнул герцога де Валуа
- Анри, милорд, где вы? Это я Филипп.
Но в ответ молчание мрачных стен. Она ещё больше смутила лекаря. Филипп прислушался к тишине ни звука. Тогда Филипп догадался, что он наверняка в опочивальни герцогини Элизабет. Он поспешил подняться на верхний этаж. Уже в коридоре его охватила тревога. Филипп несмело подошёл к дубовой двери, переборол волнение и, отворив дверь, замер в шоке. Говорят от того, что он увидел, у бедного лекаря голова стала прежде времени белая, как у трактирщика Франсуа, у которого самый паршивый эль и прекрасная дочь Мария.
На широкой постели лежал герцог и герцогиня. Он полуобнял жену и приложил свою щеку на её оголённое плечо. Левую руку он положил на обнаженную грудь женщины, а правую под себя. На белом лице абсолютное блаженство, словно сбылась его давняя мечта. На полу опрокинутый кубок с остатками тёмной жидкости. На подоконнике возле открытого окна сидели два голубя, один белый, другой чёрный. Филипп окрестил себя и выскочил на улицу. От запаха трупов, в замке закружилась голова, его стошнило. Вытирая рот платком, он убежал прочь от замка.
Филипп гнал коней до самого городка, пред глазами бедного лекаря до сих пор как проклятие стояла это чудовищная картина герцог мёртвый в постели с умершей женой. «Всё-таки не выдержал, ушёл вслед за ней», - думал Филипп, - «вот до чего любовь доводит, ох милорд, милорд, зачем же грех на душу взяли». Впереди показался трактир. Мрачная харчевня на окраине города, в вечном окружении непроходимых лесов и болот. Проезжающие мимо, изредка останавливались в трактире.
Филипп ворвался в трактир как ураган и залпом выпил эль, любезно предложенный Франсуа.
- Филипп да твоя голова белая как снег, черт меня дери, - заметил сидевший в углу Карл, местный архивариус.
- Видел бы ты то, что я, то умер бы, - буркнул лекарь и попросил кружку пива.
- А что ты видел чёрта что ли? – рассмеялся Карл.
- Был я нынче поутру у герцога, - ответил Филипп
- Какого герцога? – не понял Карл.
- Де Валуа.
Карл подсел поближе, его всегда интересовали сплетни, чтобы потом разносить нелепые слухи по всему городку. Казалось он и приходит в трактир, чтобы подслушать и разнюхать очередную «сенсацию». Филиппу было на это наплевать. Он вздохнул и, утирая пот со лба, ответил:
- Умерла на прошлой неделе от чумы герцогиня Элизабет, нынче болезнь никого не щадит ни бедняка ни знать, пред смертью все равны. Столичные доктора разводили руками, и не могли помочь госпоже, так вот Анри вызвал меня.
- А вы что знакомы, что ли? – перебил весело Карл и выпил глоток пива.
- Да нет, я его последняя надежда была, понимаешь, понадеялся на меня де Валуа. А я… - замолчал Филипп, выпил пива и утер рот от пены, - а я не оправдал его надежд, умерла госпожа.
- Красивая была дама, - заметил Франсуа и всхлипнул, - всегда такая добрая, каждое воскресение мне давала милостыню, за упокой отца своего. А я молился и за неё и за герцога.
- Умер и герцог, - сказал мрачно лекарь, - грех совершил, ради любви яду выпил и лёг рядом с женой, где и отдал душу господу. Я как увидел их вместе, в одной постели так чуть ума не лишился.
Внезапно раздался крик и послышался звон разбитой посуды. Все повернули голову налево и увидели в дверях на кухню Марию. Она случайно подслушала разговор.
- В одной постели? – тихо произнесла девушка, и глаза её округлились от ужаса.
- Да, - ответил Филипп, - жену он так и не похоронил. Любил Анри, Элизабет больше жизни, любил так сильно, что даже похоронить не сумел.
- Как грустно, вот она настоящая любовь – заметила Мария, убирая осколки битой посуды в ведро, - меня бы кто так любил.
- Нельзя оставлять тела в замке, - заметил Франсуа, - похоронить бы надо герцога и герцогиню.
- Согласен с тобою, - сказал лекарь.
- Я с тобой, - подскочил Карл.
- Мария дочь, пригляди за трактиром, - обратился Франсуа к дочери.
- Хорошо папа, - ответила девушка.
Трактирщик, архивариус и лекарь покинули трактир, и сев в карету Филиппа
