Это был промежуток моей жизни длиною в несколько месяцев, и закончилась данная история также внезапно, как и началась. Случайно разбогатев, мой отец купил пианино. А поскольку папа в музыкальных инструментах ничего не понимал, то пианино решил сразу приобрести концертное. Оно было очень большим, и занимало половину моей комнаты. Мне к тому времени исполнилось уже семнадцать лет, и играть ни на чем, кроме как на родительских нервах, я не умела. Но, в связи с такой значимой покупкой, отказаться учиться музыке я не могла. Родители посовещались, посчитали свои сбережения и решили нанять мне частного преподавателя.
И вот в один солнечный осенний день, зажав в руке оплату за целый месяц вперед, я отправилась по определенному адресу. Научиться играть на пианино я, конечно, хотела, но чем это для меня обернется не представляла. Увидев встретившего меня человека, я готова была лишиться чувств. Передо мной стоял уродливый пузатенький карлик, кроме того он был немолод и совершенно слепой. А поскольку в зеркале свое отражение он никогда не видел, вел себя кокетливо и даже вызывающе. Я не помню как его звали, но явно не Иван Иванович, скорее Соломон Абрамович. Так я и буду его в дальнейшем называть.
"Ну нет, - подумала я, - больше я сюда ни ногой", но как-то случайно отдала все деньги вперед за месяц. А через час учитель музыки мне уже не казался таким страшным. Соломон Абрамович был осведомлен, что я никогда прежде пианино в глаза не видела и нотной грамотой не владею. А учитывая, что лет мне много, и гаммы мне совсем не интересны, сказал: "Мы сразу будем играть Бетховена. Вот я тут для вас подобрал:"К Элизе". Я в Вас верю".
И я начала учиться. Воспользовавшись тем, что преподаватель мой ничего не видит, я написала карандашом на клавишах ноты и довольно быстро выучила последовательность музыкальных знаков. Потом мы играли Моцарта "Турецкий марш", затем еще какие-то произведения, названия которых уже стерлись из моей памяти.
Я занималась по нескольку часов в день, отбросив все свои дела в сторону, и добилась в музыке определенных успехов. Родители мною гордились, особенно когда соседи спрашивали:"Кто это у вас так хорошо играет?". Об уродстве моего наставника я, конечно, не рассказывала, боялась, что отец может прекратить мои занятия.
Вдохновленный моими успехами Соломон Абрамович решил учить меня играть ещё и на аккордеоне. Оказалось, что аккордеон по принципу извлечения звуков очень похож на пианино. Справа играешь соло на клавишах, а слева басы на кнопочках. "На сопках Маньчжурии" - очень красивый вальс. Потом он показал мне аккорды на гитаре, и мы что-то играли вместе. Самое интересное, что все это у меня получалось. Я как будто под гипнозом проводила руками по клавишам, и инструмент издавал звуки, и это была настоящая музыка. Не подумайте, что у меня был необыкновенный музыкальный слух, а если и был, то зарыт он был где-то очень глубоко. Сейчас я поняла, что это была заслуга только Соломона Абрамовича, который специально иногда как-то менял порядок нот, чтобы мне было легче играть.
Один раз Соломон Абрамович решил послушать как я пою. Хотя голос у меня был звонкий и красивый, лицо учителя сморщилось как после лимонной дольки. Такой фальши он выдержать не мог, а что я вижу его гримасу он не думал. Я смутилась и петь в дальнейшем отказалась.
Так прошла зима, подходил к концу учебный год, и жизни без музыки и Соломона Абрамовича я себе уже не представляла. И вот в один прекрасный день, сидя рядом со мной за пианино, Соломон Абрамович, положив свою руку на мою, осторожно спросил, как бы я посмотрела на то, что мой муж будет не очень красив и намного старше меня. И тут я поняла, как мы заигрались на этом несчастном пианино и, опять как в первый день мне захотелось упасть в обморок. Мне стало жаль его и себя. Я вспомнила, что я учусь в художественном училище, что мечтаю поступить в институт. Я больше не хотела никакой музыки, ни Бетховена, ни Моцарта. Это был последний день моих занятий, я так решила в один миг и ушла, тихо сказав:"До свидания".
Жаль, что не смог обуздать свои эмоции.