Сегодня меня объявили изгоем – уже вывешен приказ.
Я, конечно, в шоке, не пойму, за что. Могли бы, в крайнем случае, просто выговор дать, если что-то не нравится, а тут прямо клеймо всобачили, не отмоешься…
Побежал к начальнику. – Что я такого сделал?! – спрашиваю его, взбешённый.
А он так невозмутимо: – А тебе и делать ничего не надо. Ты уже одним своим видом показываешь, что ты о наших реалиях думаешь... Скажи спасибо, что еще так…
– Спасибо, конечно, – говорю. – Но одного вида все-таки маловато для таких серьезных обвинений. – И даже попытался сострить: – Я же не виноват, – говорю, – что у меня такое умное лицо. Внешность обманчива...
– Ты тут давай не ерничай, пиши лучше по собственному желанию…
– Только вместе с вами, – огрызнулся я. – Где я еще такого проницательного начальника найду…
И так прошел день, два. Никаких заданий мне не дают. Никто со мной не разговаривает, отворачиваются. Полная изоляция.
Понял, что деваться некуда, и решил писать заявление.
Но тут что-то щекотнуло внутри. С чего-то мне вдруг понравилось это мое отлучение. Какой-то тут тонкий кайф есть. Все что-то там изображают, шумят, пожевывают, неестественно веселятся, – а ты тут сидишь в сторонке один-одинешенек, презрительно взираешь на всю эту жалкую суету, – и горько ухмыляешься.
Даже не знал, что это так здорово – быть не со всеми.
Да и женщины, я заметил, стали на меня по-другому смотреть. Более ласково, с интересом. Бабы любят, похоже, всяких таких отверженных. А для меня это очень важный момент.
Хотел глянуть, между тем, снова на приказ, полюбоваться на него, подкрепить это свое новое ощущение, – а приказа уже нет, убрали.
Я, недовольный, – в кадры. Спрашиваю: – Почему сняли приказ? Благодарности неделями висят, а меня сразу побоку. Может быть, еще не все знают, что я изгой. Будут со мной общаться, руку жать… Прошу вернуть на место!
А седой полкан-кадровик (добрая душа) мне по-отечески шепотком объясняет: – Не шуми, ты тут не один такой. Готовим уже на другого изгоя представление. У нас таких, как ты, целая команда набирается…
«Вот это уже плохо, – подумал я. – Даже изгоем не дают побыть в одиночестве, опять в какую-то команду пристроили…»
И я пошел писать заявление.
