Озадаченный учитель стоял в кабинете и провожал взглядом ученицу. Её поведение было странным. Самая популярная девушка школы просто приняла плохую оценку. Даже две. Немыслимо. В тот момент Коул понял, что он что-то упускает и задался целью понять, что именно.
Чтобы понять, что он упускает, Коул прибегнул к простейшему из способов получения информации. К допросу «причастных». Детей опрашивать бесполезно. Они всей школой боготворят Коми просто за то, что она существует. Другие учителя тоже не дали никакой полезной информации, кроме того, что «Она просто ангел во плоти» и что «Мы в принципе не можем ставить ей что-то ниже сотни?»
Далее Тодд решил направиться напрямую к директору школы. Пока он думал, что будет ему говорить, он понял, что ни разу не слышал голос Коми. Даже в первый день, когда все представлялись, она, в отличие от всех, лишь написала своё имя на доске, не сказав при этом ни слова, после, наверное, минутного молчания. Это добавляло пару «монет» в копилку странностей; Но и директор не смог дать никакого внятного ответа. Он лишь предположил: «…может, она просто не общительна?»
«Чушь!», — думал Коул направляясь к кабинету психолога. Он встречался с «необщительными» людьми, да и сам не отличался разговорчивостью, но такое встречал впервые. Чтоб молодая, красивая, умная девушка не могла назвать своё имя? Это ненормально. Проще поверить, что она немая, нежели «необщительная». Кабинет был заперт. «Ну конечно, — уже вслух ругался Коул, — приходят раз в год, так и сидят на зарплате». Его не смутило, что к тому времени был уже вечер и в школе кроме него были только пара охранников, ему нужны были ответы и Коул вспомнил где ещё их можно получить.
Личное дело ученика. Заводится с поступлением ребёнка в школу и пополняется по мере учёбы. Туда заносятся все важные документы, включая награды, достижения, учебные заметки, информация о родственниках, контактные данные и медицинские справки. Проще говоря: если Коми и правда была немой, эта информация должна быть в её личном деле. Что, впрочем, оставляло открытыми вопросы: почему Коулу ничего об этом неизвестно? Почему Коми учится в одном классе с обычными детьми? И почему она не пыталась общаться языком жестов? Но тогда это было неважно. У этой теории было много недочётов, но тогда она казалась самой правдоподобной.
«Одолжив» нужный ключ на вахте, Тодд, наконец, получил доступ к заветной папке и стал с нетерпением её листать. Он ожидал найти что-нибудь… Что угодно: справку о немоте, глухоте, другой физиологической, психологической болезни, но ничего подобного не было. Кроме сканов паспортов, копий наград и бланков оценок за прошлые года (ведь не соврали, и правда на отлично училась) не было ничего. Коми Шоуко по документам была абсолютно здорова, у неё не было никаких врождённых заболеваний, либо кто-то решил об этом умолчать.
В тот момент у Коула во второй раз появилась тень сомнения. Может, с ним что-то не так? Может, он тут странный? Может, Коми и правда просто не любит разговаривать с людьми? Но прежде чем окончательно бросить это «расследование», Коул решил спросить ещё одного человека. Того, кто знает Шоуко с рождения. Того, кто точно должен знать, есть ли у её дочери какие-то врождённые болезни. Того, чья фотография сейчас лежит перед ним, в личном деле Шоуко. Её мать. Коми Шоука.
Твой дом — твоя крепость. Твоя комната — крепость в крепости. Здесь тебя никто не потревожит.
Плач. Его услышат. Стук в дверь: «Шоуко, у тебя всё в порядке?», — я не могу говорить. Не могу.
Сколько прошло времени? Я не знаю.
Плач.
Тебя никто не потревожит. Ты в своей комнате. Школьные проблемы не достанут тебя здесь.
Учитель… Он не знал. Он не мог знать. Это моя вина. Я виновата в том, что произошло. Слёз нет. Есть эмоции. Дыхание восстанавливается. Я открываю глаза. Темно. Уже вечер? Боже, уже вечер.
Стук в дверь: «Шоуко, иди ужинать». Я хочу сказать «Уже иду!», но ком в горле всё ещё не даёт говорить.
Зеркало. О, боже, я же вся красная. Нужно умыться. Я не хочу чтобы меня видели в таком виде… Вода холодная… Так-то лучше.
Спускаюсь по лестнице.
Мама с кем-то разговаривает по телефону. Этот день почти кончился, он не может стать ещё хуже.
Она говорит: «Вы хотите чтобы я пришла в школу?»
Зачем её вызывают? Неужели брат что-то сделал?
«Шоуко?! Что она натворила?»
Она смотрит на меня, я не могу говорить. Я не слышу что она говорит. Я не могу стоять на ногах.
Уходить. Обратно в комнату. Быстро. Я чувствую как сознание… гаснет.
Коул положил телефон на стол. Завтра он получит ответы на все интересующие его вопросы. Пора идти домой. Было уже поздно. Пока он шёл возвращать ключи, его донимали навязчивые мысли: «Что я ожидаю услышать? Что я хочу услышать? Зачем я это делаю? Коми скорее всего просто разговорчивая, а я так перепугал, и её родителей, и её саму». Учитель остановился на лестнице. На том месте, где она впервые столкнулась с ним.
— Нет! Нет! — вслух рассуждал учитель, — «Просто необщительные» люди так себя не ведут! — его рассуждения были слишком громкими, и поняв это, Коул продолжил идти к вахте. Тодд гнал от себя навязчивую мысль, это не могло быть правдой. Он видел это. Тогда. Это было в её взгляде, в её стойке, в самом её виде. У Коула кончались слова, он чувствовал, что в тот момент она считала себя выше его. Что она знала, что она выше его, хоть и стояла у самой первой ступеньки. В тот момент он мог буквально слышать её мысли: «Как ты посмел встать у меня на пути?», «Это я должна перед тобой извиняться?», «Не очень то вежливо…» Подонок». Это никак не связывалось с тем, что он видел сегодня в классе, но… Может так она хотела вызвать жалость к себе? Да, так всё вставало на свои места.
Оставив ключи на вахте, учитель направился к выходу. Его внимание привлекло его собственное отражение в одном из зеркал. Что за человек смотрел на него с той стороны? Худой, высокий. Глубокие морщины на лице, а ему ведь только сорок. Давно не стриженные, угольно-чёрные волосы, не видавшие расчёски с момента переезда в Японию, а это было около двадцати лет назад. Одежда также не выглядела лучшим образом: старый пиджак, который был старше самого Коула, давно надо было постирать, если не выкинуть, галстук, что был правильно завязан лишь один раз, по ролику из интернета, выглядел неестественно. Так, словно это не затянутая петля, завязанная вокруг шеи. Когда-то белая, неглаженная с момента покупки рубашка выбивалась из не самых новых брюк. Постоянно полуоткрытые от усталости глаза и заметные мешки под ними дополняли картину. Что за неудачник? Получив дневную дозу саморазочарования, Коул вышел из здания школы и направился домой. Хотелось закурить. Сигареты кончались, деньги тоже. «Пора избавляться от вредных привычек», сказал сам себе Коул Закурив сигарету.
День «X». Наверное, первый день, когда Шоуко не хотела идти в школу. Она не могла представить, о чём учитель будет говорить с её матерью. Делать было нечего, никакой уважительной причины пропускать занятия не было. Одно радовало: сегодня не будет уроков английского языка.
Время шло невыносимо долго. Тиканье часов отдавалось эхом в сознании Коми. Она не могла думать ни о чём, кроме предстоящего разговора её мамы с учителем, а потом и с ней.
Тик-так. Тик-так.
О чём они будут говорить? «Что она натворила?» Эта фраза и то, как мама её произнесла, не даёт мне покоя. Я даже не совсем понимаю, понимаю что я натворила… Неужели он так зол на меня? Почему? Потому что я толкнула его на лестнице? Или потому что я не ответила на уроке? Почему? Почему?!
Тик-так. Тик-так.
Не могу поверить, что это происходит. Дыши. Глубже. Что за год? Почему так сложно? Почему это происходит именно со мной? Почему? Почему?!
Тик-так. Тик-так.
Звонок. Нужно поменять учебник. Поменять тетрадь.
Тик-так. Тик-так.
Что они будут говорить обо мне? Учителя, одноклассники, родители, родственники, брат. Я не могу терпеть это. Я хочу что бы это кончилось.
Тик-так. Тик-так.
Тик-так. Тик-так.
Тик-так. Тик-так.
Очередной звонок. Одноклассники уходят домой. Мама заберёт меня после разговора. Она захочет поговорить со мной. Нельзя уходить…
День «X». Наверное, первый день, когда Коул хотел идти на работу. Сегодня он должен получить ответы на все мучающие его вопросы. Радовало и то, что его уроков сегодня нет, а значит, можно спокойно оценить и разобрать вчерашнюю проверочную. Это не должно занять много времени. Ученики быстро это написали, а Коул быстро это проверит. В спокойной обстановке, находясь в учительской, пока все работают, Коул займётся тетрадями.
«Тодд, тебе делать нечего? Что ты так пристал к Коми? А?..», — было первым, что он услышал, когда вошёл в учительскую. «Игнорируй придурков. Займись делом». Ещё одна мантра, которую Коул повторял каждый раз, когда не хотел с кем-то спорить.
К этому «разговору» подключилась ещё пара учителей, но Коулу было не до них. Около тридцати учеников, на три параллели с девятого по одиннадцатый классы. Что в общей сложности давало около двухсот семидесяти тетрадей, которые надо проверить. Работы на весь день. А как тетради кончатся, начнётся самая интересная часть дня. Та, в которой Коул получит ещё одни ответы.
Время прошло слишком быстро. Проверка тетрадей была завершена и учитель сидел в нетерпении. Последний звонок. Занятия кончились. Пора идти в класс.
В классе был один человек. Это Коми. Наверное, маму ждёт.
К школе подъехала серая машина. Коми вся сжалась, как напуганный котёнок. Коулу даже показалось, что он видит чёрные ушки. Страх — нормальная реакция, в подобной ситуации, вряд ли такое происходит с девушкой часто.
В класс зашла женщина неописуемой красоты. Коул сразу заметил, что она сильно похожа на свою дочь. «А гены сделали своё дело» — подумал он. Учитель встал из-за стола и вышел к ней навстречу.
— Добрый вечер. Я Тодд Коул, классный руководитель вашей дочери.
— Да, вы представлялись. Я Коми Шоука, мама Шоуко. Вы хотели говорить со мной?
— Да! — воскликнул учитель, — по поводу её поведения, — Тодд кивнул в сторону ученицы и пригласил женщину к столу, — пройдём?
— Шоуко, иди в машину, я сейчас вернусь.
Коми послушно встала и ушла из класса. Она хотела остаться и подслушать, что о ней будут говорить, но был велик риск того, что её заметят. Да и подслушивать плохо, Шоуко это понимала. Как только взрослые поняли, что она ушла, разговор продолжился.
—Так, что Вас смущает в поведении моей дочери? — мать Шоуко заняла место перед учительским столом. Учитель занял место за ним.
— Как что? — Коул развёл руками. Нет слов, чтобы описать его удивление. Неужели и она не знает? — Она же… Молчит. В смысле… Постоянно. Она ни с кем не разговаривает в классе, она ничего не сказала, когда врезалась в меня на лестнице, она не ответила, когда я спросил её на уроке, причём, не смогла не потому, что не знала темы, а потому что буквально не
