Ужин в кают-компании крейсера «Красный комсомолец» закончился. Канделябры были потушены. Кузнецовская фарфоровая посуда заняла свое место в ракетном погребе. Белые салфетки готовились к стирке, с последующим накрахмаливанием, для завтрака.
Офицеры, рассевшись на диванах и в креслах, предавались неге и десерту. Старпом остатками ужина кормил в аквариуме из-под рыбок корабельного полоза Кешу – любимца экипажа. Крысам на корабле от него не было спасения.
Химик увлеченно доказывал Минеру, то чайные ложечки уже при рождении умеют летать над столом кают-компании при качке корабля. Минер утверждал, что они поэтому и рождаются на суше, что не умеют летать, а серебряная ложка из сахарницы, как мать обучает их летать, будто птица учит своих птенцов.
Лейтенант – командир группы управления артиллерийским огнем, сидя за роялем, тренькал клавишами и задумчиво перебирал нотные листы, вспоминая былое и думы.
- Вот этот си-бемоль Командир мне влепил вчера на ходовой вахте, за то, что я вовремя не увидел крейсер неизвестной национальности. Изрядно был зол.
- А этот бекар, командир батареи отменил в грудь после того, когда я ему сказал, что бурундуки не летают.
- Вот! А этот ля-диез-мажор, - Лейтенант улыбнулся приятным воспоминаниям, - я сыграл машинистке Люсе со штаба базы. Приятно вспомнить ее страстно горящие от удовольствия глаза и ответные высокие, длительные тембры.
Черты чернявой Людмилы проявились настолько явственно, что у Лейтенанта эрективно свело живот, и листок с нотами, как кленовый лист с ясеня, упал на палубу.
- А как тебе альтовое До, которое тебе исполнила буфетчица Дома офицеров Надя, после твоего «концерта одного музыканта» в оркестровой яме, куда ты ее заманил во время проведения партактива? – спросил Лейтенанта энгармонизм Си диез, зацепившись диезом за крышку рояля. - Барабанов тогда ты перебил изрядно.
- Да так себе, - пожал плечами парень. – Меццосопрановое До лучше у официантки ресторана «Зеркальный» Вали. Ее акустическая чистая квинта пифагорийского строя достаточно хорошо положена на эталонный звук. За ночь не надо ее перекладывать с краю на другой край постели. Да и проинтонированность у нее лучше!
Тут в разговор вступил Пятьдесят восьмой такт три четверти из седьмой фуги Баха, похвалив Лейтенанта:
- Хорошо ты вчера сыграл Вивальди на мандолине!
- Почему «на», а не для Мандолины из базовой библиотеки?
- Потому, что там, где надо наращивать, ты всегда обрезаешь!
- Да в нашем мужском деле размеры амплитуды играют не последнюю роль, - встрял в разговор скрипичный ключ, произошедший от латинской буквы G, обозначающей ноту «соль». - Женщины любят размах наших колебаний!
- Не скажите коллега, не скажите, - поправил басовый ключ, похожий на латинскую букву F, обозначающую ноту «фа». - В нашем деле многое значит не только размер звукоряда, но и толщина его тона и полутона. Намедни пришлось присутствовать, как наш Лейтенант в парке на скамейке для медсестры из поликлиники исполнял своим скрипичным ключом Чайковского. Признаться, порадовался. И ключ хорош, и слух есть, чтобы понять, что хотела женщина. Диезом и бемолем пользовался уверенно, со знанием дела. Пора его женить, иначе он нам скоро через си-мажор-дубль прообертонит всех женщин военно-морской базы.
Мораль притчи: Отношения мужчины и женщины – это вечная музыка. Мужики изучайте Ноты, иначе нам удачи не видать!
