Вы ещё не в могиле, вы живы,
Но для дела вы мёртвы давно,
Суждены вам благие порывы,
Но свершить ничего не дано...
Н.А.Некрасов
В комнате темно, по-настоящему. Темно и тихо так, что можно даже выспаться, несмотря на то, что за окном плещется круглосуточная жизнь огромного города. Тяжёлые шторы отгородили обитателей уютного жилища, обставленного универсальной мебелью из «Икеи», от света, ночного, навязчивого, жирного. А современные окна из многослойного стекла и пластика уберегают от круглосуточного прибойного шума, когда город сопит, всхлипывает и ноет этаким равномерным гулом, словно напряжение крови в венах.
Ну и спали бы себе те, кто в этой комнате живёт!
Нет же. Они ведь жители города, а потому в почти абсолютной темноте всё ещё продолжают утомительный день. А для людей сегодняшних что есть жизнь? Это – слова говорить. Слова и стали поступками, которые совершать легко, потому что делать-то ничего не нужно – шевели просто губами и языком. При этом можно мозги и не включать вовсе. И даже если что-то лишнее наговоришь – наделаешь, потом сказать можно: извини, мол, брякнул не подумав. Слова же просто. А за слова сегодня можно и не быть в ответе.
Вот сейчас, например, мужчина слова говорит, продолжая, видно, разговор, начатый ещё за ужином. Говорит он напористо, часто обрывая речь свою многоточиями – «фигурами умолчания», как когда-то они назывались в русской грамматике.
- Это из-за тебя всё. Ты жизнь мне изгадила своими свеженькими супчиками и котлетами из индейки… Ведь я же, знаешь, кем стать хотел?..
И молчит. Так долго, что неспящая женщина рядом не выдерживает и спрашивает:
- Кем, Саша?..
- Что – «кем»?.. – подхватывает он, ещё больше раздражаясь.
- Ну, ты сказал, что стать хотел кем-то… - робко она отвечает.
- Да при чём тут это!.. «Хотел стать – хотел стать»… Да никем не хотел, просто думал, что вот окончу школу, потом институт. И начнётся она – взрослая жизнь, сложная такая, интересная, наполненная каким-то особым смыслом. Окончил. И живу. Иногда вот оглядываюсь назад и почти с ужасом себя спрашиваю: и вот это она и есть, та самая взрослая жизнь, к которой так стремился? Мне тридцать три скоро. Это же – ужас просто! Я пережил уже Лермонтова, Есенина, Брюса Ли и Сергея Бодрова!.. Скоро переживу и Христа!..
Она, словно даже испугавшись, перебивает его:
- Ой, Саш! Что ты такое говоришь страшное!.. Не дай бог сглазишь…
А он уже почти кричит в ответ:
- Да перестань ты, как старуха, причитать!.. И отодвинься от меня – и так жарко!..
Потом молчит некоторое время и продолжает:
- Они-то к моменту смерти своей были уже всем нужны, слово своё важное сказали в жизни!..
- Ты мне, Саша, нужен…
- Те-е-еб-е-е!.. Да тебе не я нужен! Просто вашему брату бабе лишь бы хоть какой-нибудь мужичонка рядом – и уже счастье!..
Она молчит в темноту долго, потом говорит, словно бы про другое:
- Знаешь, я тут, почему-то вдруг строчку из «Евгения Онегина» вспомнила: «А мы, ничем мы не блестим, хоть вам и рады простодушно…»
- Вот ты и ответила: про-сто-душ-но!.. Надоело мне, осточертело это простодушие! А хочется сложности, каких-то проблем. И не материальных, на уровне: «где взять деньги», - а вот, только ты не смейся, настоящих, духовных и высоких. Чтобы чужие жизни спасать, по-настоящему нужным быть людям. Я же врач, Оля! Вра-ач! А это профессия благородная. И что я со своею «благородной» профессией совершаю? Сижу на приёме в районной поликлинике и старушкам рецепты выписываю, выслушав их бесконечные жалобы на здоровье, возраст, внуков и жизнь?..
Опять она не сразу отвечает. Думает, видно. А потом, словно пропитавшись его воодушевлением, подхватывает:
- Знаешь, мой хороший! А ведь ты прав! И я – в группе продлённого дня с образованием учителя математики. А всё потому, что часы в школе старики разобрали. Вот и остаётся только сидеть и надеяться, что в следующем учебном году кто-нибудь из них выйдет на пенсию, и его нагрузка мне достанется. А это ведь унизительно, будто смерти человека дожидаться, чтобы надеть его тапочки. Давай, знаешь что? Давай уедем!.. Далеко, за Урал. В Якутию или на Дальний Восток! Найдём какой-нибудь маленький городишко или даже посёлок, где нужны врач и учитель, и поедем туда. И работать будем. И пользу настоящую приносить, чтобы от жизней наших с тобою ещё чьи-нибудь жизни светлее становились. Я могу ещё там и драмкружок вести, чтобы ставить пьесы Чехова и Островского! А ты… Ты лечить будешь. И ночью на вызовы ездить. А я буду до рассвета сидеть у окна и ждать тебя, чтобы напоить чаем с мороза!.. А? Саш? Давай?!.
… И – тишина в ответ…
Спит участковый терапевт, спит и во сне сладко жуёт губами.
А за окном гудит большой город, словно убаюкивая своих жителей, таких хороших и добрых в своих снах и мыслях. Ведь завтра им снова на работу, а там ведь – постоянные нервы и стресс. Потому, наверное, и вспыхивают у них иногда, на ночь глядя, микроскопические революции под одеялом…
|