Переволочна

посаженные на лошади Преображенский и Семёновский полки, всего девять тысяч.
    Меншиков с холма, сидя на лошади, в подзорную трубу наблюдал за шведским лагерем на берегу реки.
    - Тысяч восемь, не меньше, - сказал он, - и ещё бабы с дитями.
    Генерал-поручик Михаил Михайлович Голицын тоже направил подзорную трубу на шведов.
    - Да нет, Александр Данилович, больше восьми тысяч.
    - Какая разница? Нас девять тысяч – справимся. Надо послать парламентёров, пусть сдаются. Им что и осталось, так или сдаться на милость победителя или сражаться. Конечно, опасность есть. Крыса, загнанная в угол, превращается в опасного зверя. Нам, после полтавской виктории, потери ни к чему.
    Голицын возражать не стал, он, природный князь, Гедиминович, с крысами дело как-то не имел, не то, что бывший торговец пирогами на Москве. Дружба Голицына и любимца Петра началась при штурме Нотебурга. Князь руководил штурмом и в самый критический момент к нему пришла подмога. Привёл её Меншиков и это обеспечило успех, Нотебург пал. Милостями царь их тогда не обидел, и Голицын признал Меншикова равным себе.
    Между тем Меншиков с гвардией и со своими драгунами направился к шведскому табору, приказав малой части кавалерии спускаться с холма, тайно обогнув его, снова показываться на вершине и так беспрерывно до особого распоряжения.
    - Пусть думают, что к нам подходят подкрепления, - объяснил он свои действия князю Голицыну. – Но к Петру Алексеевичу за подкреплением послать всё же надобно.
    Солдаты Меншикова подошли на мушкетный выстрел к шведскому расположению. Меншиков продиктовал письмо царю и тут же его отправил назад к Полтаве, откуда к Днепру двигались основные силы русской армии.
      Вперёд послали генерал-адъютанта. Ему навстречу выехал шведский генерал-адъютант.
      - Вам предлагается сдаться на милость победителя. Над пленными шведами и королём Карлом никакого насилия чиниться не будет. Сие не касается изменника Мазепы и его воровских казаков. Если с вашей стороны последует отказ, то приказано вас взять через оружие. На сие силы хватит.
    Адъютант кивнул назад, где в неясной дали, на холме происходило непрерывное движение, швед подумал, что к русским подходят и подходят подкрепления.
    - Вынужден вас огорчить, генерал: мой король и гетман Мазепа переправились через Днепр три часа назад.
    - Кто теперь вами командует?
    - Граф Левенгаупт.
    - Вот и передайте ему слова князя Меншикова.
    Сам светлейший князь был чрезвычайно расстроен.
    - Значить, убежал король с Мазепой. Жаль.
    Александр Данилович надеялся прославиться, пленив шведского короля и бывшего гетмана.
    Затрубила труба. Шведский генерал-адъютант размахивал белым флагом. Русский поехал к нему навстречу.
    - Граф Левенгаупт просит десять часов на обдумывание, - доложил русский парламентёр князю Меншикову.
      - Передай ему, что через час я начинаю бой.
      Парламентёр повернул назад.
      - Думаешь испугается швед, Александр Данилович?
      - Думаю, что да, испугается. Нам драку с ними начинать не желательно. Они испуганны после Полтавы. Короля с ними нет, пушек нет, пороха и пуль мало. И пехоты у них мало, одна кавалерия. Сколько их? Тысяч десять, да ещё бабы у них, а сие обуза. Нас девять тысяч, даже если Пётр Алексеевич не подоспеет, то всё равно справимся.
    - Думаю, что их больше, чем десять тысяч, Александр Данилович, - сказал Голицын.
    - Да где же больше?
    - Посчитаем, когда сдадутся, - не стал спорить Голицын.
    - Посчитаем, конечно, как же без этого?
      Граф Левенгаупт видел только один выход – сдаться. Но такую ответственность на одного себя он брать не хотел и, поэтому, собрал всех офицеров и передал им условия Меншикова. Полковники говорили на разное, чувствовалось, что драться никто не хочет, но и прямо об этом не говорили. Час, отпущенный Меньшиковым, был на исходе, Левенгаупт нервничал. Русские выстраивались в боевые порядки, нависали чёрной тучей над шведским лагерем.
    - Господа, - сказал генерал Левенгаупт, - идите по своим полкам и спросите солдат: намеренны ли они сражаться или желают сдаться на милость русских?
    Солдаты устали от войны, от бегства, от неудачной переправы и атаковать противника желанием не горели.
    - У нас нет пушек, мало пороха, - говорили одни.
    - У нас одна кавалерия и очень мало пехоты, а атаковать одной кавалерией русскую пехоту – это самоубийство.
    - Где воинственный дух шведов, потомков славных викингов? – горячился майор Гольде. – Мы должны выполнить свой долг и если суждено, то погибнуть со славой!
    - Ну и погибайте, майор, - отвечали ему, - кто вам не даёт? Пусть нас лучше выкупит из русского плена шведское правительство. У короля нет и гроша в кармане, он не выкупит.
    Кто-то в отчаянье бросился в плавь через Днепр, в надежде догнать короля, но не все из них сумели доплыть до берега.
    Настроения в армии стали понятны, и Левенгаупт лично поскакал к Меншикову договариваться о условиях капитуляции.

    Пётр к вечеру 1 июля. Голицын как раз кончил подсчитывать пленных и трофеи.
    - Сдалось 16275 человек, - доложил генерал-поручик царю, - и ещё 1657 женщин и детей.
    - Сколько-сколько? – переспросил удивлённый Меншиков.
    Князь Голицын улыбнулся и чётко произнёс:
    - Шестнадцать тысяч двести семьдесят пять человек. А у нас с тобой, Александр Данилович, было только девять тысяч.
    Пётр Алексеевич засмеялся довольный.
    - Данилович, если ты читать-писать не умеешь, то хотя бы считать научился, а то говорят тащишь у меня из казны без счёта.
      Меншиков посмотрел на царя преданными глазами и всхлипнул как бы от обиды.
      - Клевета, мein herr kapitän. Как же без счёта… Да я и в свой карман залезаю если по делу надо. А ты без счёта, mein herr …
    Пётр захохотал ещё громче.
    - Верю, верю, Алексашка, чёрт. За то и люблю тебя! Какую конфузию шведам учинил. И без единого выстрела! А нам - виктория!