Я думаю, что во многих семьях есть дорогие сердцу вещи, даже, может, совсем безделушки. И почти с каждой из них связано воспоминание. Иная греет душу, а какая-то наполняет болью. Иногда мимолетно брошенный взгляд на нее может так взбудоражить память, что забыв обо всем на свете, погружаешься в то далекое прошлое, и оно, как живое, встает перед тобой.
Вот и я, занимаясь повседневной работой, нечаянно остановила свой взор на скрипке, которая висит у меня на стене. Оборваны струны, лак потрескался, а смычок и вовсе куда-то запропастился. Дали о себе знать многочисленные переезды. А скрипка - это память о моем отце. Вот уже прошло много лет, как ушел из жизни талантливый человек с прекрасной душой и очень трудной судьбой.
Этот небольшой рассказ будет состоять из моих воспоминаний. Естественно, я не могла быть свидетелем тех событий, а будучи любознательным ребенком, слушала и запоминала то, о чем говорили взрослые. И из этих обрывочных воспоминаний у меня сложилась картина жизни моего дорогого и любимого папочки. Конечно, я что-то приукрасила, немного додумала, но основные события имели место быть. Отца я буду называть в некоторых местах Иваном, так мне удобнее повествовать. Складывая по кусочкам отрывки моих воспоминаний, как на ладони высвечивается короткая жизнь простого человека. Он пришел однажды в этот мир, чтобы жить, наслаждаться, любить. Только, видимо, не в то время родился, немного поспешил, хотя…ничего не происходит просто так…..
В семье у родителей было четверо детей. Два мальчика и две девочки. Мой папа был старшим. Звали его Иваном. Жили по тем временам бедно. Имея всего три гектара земли, корову и лошадь нужно было как-то ухитриться прокормить семью. Поэтому работали все. А Ивану-подростку приходилось больше всех. Его задача была накормить и напоить скот, принести дрова и растопить печку зимой. И все по часам. Отец строго следил за этим.
Как-то зашел Иван к соседям, жившим недалеко на хуторе. У них в ту пору гостил родственник из Риги, работающий в каком-то заведении музыкантом. С собой он привез скрипку, она лежала на столе, поблескивая лаком. Ваня, как зачарованный, смотрел на инструмент, не отрываясь.
Гость взял в руки инструмент и начал играть какую-то незнакомую мелодию. Затем вторую, третью и так весь вечер. Паренек был очарован. Так и просидел весь вечер у соседей. Зерно упало в плодородную почву и проросло огромной любовью к музыке. Впервые у Ивана была бессонная ночь. В голове звучала музыка.
Утром, лишь только управился со своими обязанностями, паренёк был уже у соседей. Музыкант, видя какое впечатление произвела на Ивана музыка, вызвался обучать его игре. Менее чем за месяц молодой ученик уже играл несложные музыкальные произведения, не зная ни одной ноты, улавливая на слух, поражая этим своего учителя. Скоро гость должен был уехать. А в глазах у парня читалась такая тоска, что заезжий музыкант предложил сделать ему самому скрипку. Ваня ухватился за эту идею. Он немного уже столярничал. Отец ещё с самого детства обучал сына этому ремеслу.
Через две недели скрипка была готова, оставалось только покрыть ее лаком. Естественно денег на это у него не было. Радостный и счастливый, с новой скрипкой в руках поздно вечером он буквально влетел в дом, где за столом сидела вся семья во главе с отцом. Он приготовился сделать сюрприз, и только поднес смычок к струнам, желая музыкой продемонстрировать свою радость, поделится ею с теми, кто дорог, со своими родными, как грозно поднялся отец (сын не вовремя пришел домой, что бы накормить скот). Молча выхватил из рук ошеломленного сына инструмент и хряснул о пол!
На мелкие детали развалилась скрипка. Темно стало в глазах мальчишки. Как будто вместе с гибелью инструмента улетела куда-то душа человеческая. Слезы рекой потекли из глаз. В чем стоял паренек, в том и ушел из дому. Вот так оборвалась первая струна….в душе в одночасье повзрослевшего молодого человека.
Не вернулся он ни на второй, ни на третий, ни на четвертый день. Незаметно зиму сменила весна. На смену ей пришло лето, затем осень, и снова - зима. Следы Ивана затерялись. Да никто и не пытался его искать. Немного потужили и успокоились. Сестры и брат тихонечко радовались, ведь земли-то мало. Как ее поделить-то на четверых? А так вот на троих все-таки. Отец так же не чувствовал за собой никакой вины. Обязанности по дому распределил по-новому. Жизнь же продолжалась. И только мать замкнулась в себе. Слез давно уже не было. Бессонными ночами смотрела в потолок сухими глазами и шептала, шептала бесконечную молитву Матери Божьей, просила помощи не себе, не оставшимся с ней детям, а ему, ее первенцу Ивану. Вся работа у нее валилась из рук. Отец и ругал ее, и просил по добру, и даже рукоприкладствовал. Ничто не могло заглушить её горе. Так проходили дни за днями, недели за неделями…месяцы за месяцами. И годы, годы.
… Прошло пять лет. Мать превратилась из цветущей 45-летней женщины в старуху, которая не снимала черный платок. Она жила только мечтами о встрече с Ванечкой. Болезнь уже точила ее изнутри. Стояла поздняя осень. Птицы давно улетели, унесли с собой последние надежды. Жизнь матери угасала и таяла, как свеча.
Как-то находясь между сном и явью, она вдруг четко увидела солнце. Оно было багровым, клонилось к закату. Казалось, еще минута, и оно скроется из глаз. Мать не могла оторваться от этого видения. Что- то удерживало ее, не давало отвести глаза. И тут она отчетливо на фоне последних лучей увидела его, своего сыночка. Он шел, направляясь к ней, широким мужским шагом. Женщина вскрикнула и открыла глаза. В доме стояла тишина. Собрав последние силы, мать подошла к иконе Иерусалимской Божьей матери, висевшей в красном углу, и буквально рухнула перед ней на колени. Своими словами, вперемежку со слезами, она просила, умоляла такую же, как и она сама, мать, дать возможность увидеть хотя бы еще разок свою кровинушку.
В нескончаемой молитве ее застало утро. Обессилившую, замерзшую, почти без чувств муж отнес ее в кровать, укрыв теплее. День шел своим чередом. Все безукоризненно выполняли распоряжение отца. Видя, что жене совсем стало худо, хозяин велел сыну запрячь лошадь и уехал за доктором, жившим в десяти километрах от их хутора. Только к вечеру смог доставить врача к жене. Одного осмотра оказалось достаточным, что бы определить болезнь. Отведя отца в укромный уголок, сказал: «Рак!». Опухоль в животе уже выползала наружу. Доктор, повидавший за свою врачебную практику все, не мог понять, как при такой болезни женщина терпела без единой жалобы такую ужасную боль. Не понять никому, кроме матери, что боль, душевная боль, сильнее физической.
Уже в сумерках отвез отец врача и возвращался домой. Два километра нужно было ехать лесом. И тут, впереди, замаячили странные огоньки. Понял мужчина, что это волки вышли на охоту. Страх, холодный страх заползал медленно, но уверено в сердце. А круг сужался. Лошадь заржала и начала пятиться назад. На узкой лесной дорожке развернуться не было никакой возможности, и тогда мужчина закричал. Закричал, собрав все свои силы. В этом крике был страх, призыв о помощи и было в нём ещё что-то такое, что не описать словами. И вдруг, как по волшебству, волчье движение остановилось, замерло в нескольких метрах от лошади и его хозяина. Мужчина отчетливо услышал совсем не далеко от себя музыку. Мелодия была незнакомой. Играла скрипка. Это было что-то невероятное! Он подумал, что может, его уже сожрала волчья стая, и он там, на небесах, слышит эту чудесную мелодию? Лошадь тихонечко заржала и начала стричь ушами, чувствуя нечто только ей одной понятное.
К телеге приближался силуэт мужчины, который играл на скрипке. Волки, опустив хвосты, медленно отступали в лес, подняв морды подвывали, казалось в унисон скрипке. И какой же была неожиданность, когда прозвучал не смелый голос: «Папа!?». Отец вздрогнул. Чем-то родным и далеким повеяло на него. «Сынок? Ванечка?!!!» - мужчины обнялись. Слов не было. Так состоялась встреча отца и сына.
А дома уже начали волноваться. Приготовили факелы, чтобы идти навстречу отцу. Знали дети, что волки промышляют в эту пору. И тут во двор въехала телега с двумя мужчинами. Обрадованные дети выскочили на улицу и остановились в нерешительности. Отец с улыбкой, отдав в руки младшего сына вожжи, пропустил вперед себя Ваню, приглашая войти в дом, и попросил дочь Веру, зажечь еще одну керосиновую лампу. Перед ними стоял молодой, симпатичный парень, который держал в руках какой- то непонятный продолговатый чемоданчик, а за спиной – небольшой рюкзачок.
Из-за занавески, отделявшей кухню, послышался тихий голос: «Это ты, Ванюша?». Парень побледнел и метнулся туда, откуда шел призыв. С трудом разглядел он лицо матери, которое изменилось до не узнаваемости. «Мама! Мамочка!..» - Иван упал перед ней на колени и горько зарыдал. Исхудавшая рука матери гладила его по головке, как в детстве. А губы шептали: «Вот и дождалась. Дождалась….Я знала, что придешь ко мне, я знала…». Вскоре, рука замерла, а шепот стих. Предчувствуя что- то недоброе, Ваня вгляделся в материнское лицо. Глаза были закрыты, на лице застыла улыбка. Его мамочка была здесь, рядом, но уже далеко…слишком далеко. Закусив губы до боли, он поднялся и выбежал на улицу, как и тогда, как пять лет назад. Только теперь он рыдал, не сдерживая себя. Собака выползла из конуры и завыла. Так человек и собака выражали свою боль утраты.
Похороны состоялись через три дня, как и полагается по христианскому обычаю. Все эти дни лил дождь, как бы оплакивая эту скромную женщину-мать, которую все время поддерживала только любовь к сыну и надежда на его возвращение.
Жизнь пошла своим чередом. Пробыв в доме неделю, заметил Иван, как настороженно поглядывают на него брат и сестры. Он понял, что здесь он непрошенный гость, что закрыв пять лет назад дверь родительского дома, он закрыл ее навсегда. Все здесь стало чужим и далеким. Погостив ещё несколько дней, он собрал свои скромные вещи, попрощался с родными и пошел на кладбище. Там, стоя на холодном, пронизывающем ветру, не вытирая катившихся из глаз слёз, он играл «Полонез» Огинского.
Плакал скрипач, плакала скрипка… Вот здесь, на этом кладбище, где в сырой земле лежала мать, оборвалась в душе еще одна струна, вторая по счету.
Закинул за спину свой тощий рюкзак, положил в футляр скрипку, не оглядываясь, Иван свернул на дорогу, по которой ушел пять лет назад. Воспоминания захлестнули, выползая откуда-то из памяти. Несколько лет он упрямо прятал их, не выпускал, а теперь они сами выплывали из глубины сознания и складывались в картину. Шел Иван и видел паренька, выбежавшего из дому в рваном полушубке и худых валенках, голодного, обиженного. Слезы застилали глаза, но ноги упрямо несли вперед. Всю ночь шёл Иван. Только утром впереди замаячила какая-то усадьба. Он остановился в нерешительности, не зная, где же находится? Во дворе громко залаяла собака. Вскоре появился мужчина и что-то спросил. Иван молчал потому, что речь была не знакомой. Он
Владимир.
