друзья Ульриха, которым он с таким рвением доверял.
Ульрих притих ненадолго. Но к концу года разразилась новая буря: король казнил казначея. А дело всё было в том, что казначей пожаловался Ульриху на большие растраты короны и непрозрачно намекнул на нечистоплотность новых советников Ульриха.
«Мама была права – они все захотят рассорить меня с моими верными людьми!» - пронеслось яростно в уме Ульриха, и он велел казнить казначея за клевету на тех, кому доверял.
***
В том, что мама была права, когда говорила о том, что никому нельзя верить, Ульрих убеждался всё больше и больше. Ему хотелось верить своим друзьям, но он и сам знал за ними растраты и жестокости, которые они, обалдев от королевского покровительства, позволяли себе вытворять со случайными прохожими.
Ульрих расправился с ними с большим сожалением. Но он не смог долго выносить одиночества и вскоре женился.
Жена казалась ему потрясающей, понимающей, верной и преданной. Он смягчался. Видя её богобоязненность, и наслаждался тем почтением, которое она ему оказывала, хоть и равными были они по крови. Ульрих поверил, позволил себе поверить в то, что ей он сможет доверять все, что только сможет доверить, что она, как и его мать, последует за ним и в изгнание, если придётся…
Но прежняя жизнь кутилы оставила незаживающие следы. Одна из соблазнённых им девиц принадлежала к знатному роду и, оказавшись брошенной королём, не выдержав позора, бросилась в море. Её отец выжидал долго и дождался часа мести. Он знал натуру короля и понимал, что даже малого следа, малого недоверия хватит, чтобы пошатнуть его расположение к жене.
Пара ложных писем, случайная оплошность самой королевы в невольно добром взгляде на одного из рыцарей Ульриха и полетела голова рыцаря, а сама королева оказалась выслана с позором домой – убить её Ульрих не мог, не его она была подданной.
После этого предательства, Ульрих ожесточился ещё сильнее. Теперь он был беспощаден и слова матери о том, что все кругом желают добраться до его власти, а его самого уничтожить, обретали новый, извращённый смысл в его мозгу. Мысли пульсировали, жгли, не давали ему спать, не давали ему есть, и снова пропало веселье из замка, снова поселилась уныла мрачность, сбежать от которой не было более средства.
Ульрих же, убедившись в правоте матери, стал бояться, как и она боялась всегда, заговора. Подозрительность исказила последние светлые мысли.
***
По королевству преследовали памфлетистов. По королевству преследовали карикатуристов, бродячих музыкантов и просто бродяг. Повсюду были дознаватели короля, с которыми он надеялся вымести всех заговорщиков. И народ стал больше молчать.
Вернее, молчал он на улицах, но что улицы? Не на них зарождается история. Она зарождается в маленьких трактирах и кабаках, где люди кто шепотом, а кто вполголоса обмениваются тревожными мыслями. История зарождается в коридорах замка, куда бегут, скрываясь от дознания, советники и министры, чтобы перемолвиться словом, ведь терпеть такое невыносимо…
Невозможно молчать. Невозможно смотреть с почтением. Кто-то срывается раз за разом, кто-то обвинён по чьей-то клевете, а королю докладывают:
-Ещё три заговорщика!
-Ещё четыре, ваше величество!
Дознаватели становятся властью. Они решают, кому жить, а кому умереть. Они грызутся меж собою за право быть главнее и быть страшнее. Ульрих же, получая новые и новые имена заговорщиков, боится и свирепеет всё больше: как далеко ещё ведут нити заговора? Сколько расплодилось изменников! Мама была права – все кругом желают его власти! Благо, Ульрих спохватился, благо, он выметет всю измену прочь, изгонит и покарает всякого, у кого хотя бы мысль чёрная была…
С королевством всё меньше земель хотят иметь дело. Конечно, положение удобное, но король с больными идеями о всеобщем заговоре – это не совсем подходящий союзник и всё больше земель дипломатично молчат, сплетая новые варианты обхода королевства на пути своих кораблей и караванов.
А дознаватели доносят:
-Это всё происки врагов, ваше величество!
-Да как же с ними справиться! – в бешенстве срывается Ульрих и вдруг впадает в настоящие рыдания. Он устал, он хочет, чтобы весь этот кошмар остановился и кто-то решил за него. мама всегда разбиралась за него, и, выходит, была во всём права? Ему не хотелось и всё ещё не хочется в это верить, но обстоятельства складываются сами, выражая её правоту в самой грубой манере.
Заговорщики, заговорщики…дознаватели находят новых, каждый день кого-то арестовывают и каждый день кого-то казнят. И это, конечно, развязывает руки тем, кто готов действовать на самом деле.
***
Заговор плетётся не на улицах. Заговор исходит из коридоров замка, где министры, полководцы и знатные придворные понимают общую проблему: срок каждого сочтён. Нечего более противопоставить подступающей смерти и как бы не любили они короля – жизнь милее.
В глухоте ночи слова звучат особенно страшно – люди в коридорах знают, как нужно заботиться об истории. Знают, что народу нужен новый король, а не правление советников, большая часть которых ныне – дознаватели.
Звучит в глухоте ночи имя: Стригур.
-Так казнён…- справедливо замечает кто-то, но осекается, понимая, куда клонит одно упоминание этого имени.
-А дети? Всё королевская кровь!
Быстро находят, скрываясь от дознавателей, уцелевшего в нищете сына Стригура – человека мрачного и растерянного от визита знатных гостей. В ту же ночь в коридорах замка зловещий шепот: свершим! Свершим!
А Ульрих давно не может крепко спать – ему чудится, что заговорщики подступили уже к его постели и заносят нож над его горлом. Он вскрикивает, просыпается по обыкновению и тотчас же требует к себе главу дознавателей с отчетом.
И тот утешает уже привычно:
-Ловим, ваше величество! Работы ещё много, но мы справимся.
-Никого не упустить, никого…- глаза Ульриха горят странным блеском.
Глава дознавателей замечает это и выходит в коридор, знакомый ему, к заговорщикам:
-Надо действовать. Он безумен.
Глава дознавателей не упивается своей властью. Он знает, что всякая власть временная и куда лучше вовремя перейти на сторону победителей. Но по-человечески ему жаль несчастного короля.
А Ульрих забывается кратким сном, когда снова видит видение: к нему крадутся заговорщики…
Он открывает глаза, рвётся из постели, но десяток сильных рук в едином порыве укладывает его с силой в постель, напрасно бьётся король – против толпы не вырвать и руки ему и вся разница между болезненными видениями Ульриха в том, что ему чудилось, что его зарежут, а тут ему на лицо уложили подушку.
Лёгкие распирает от боли, горло жжёт каким-то горьким огнём, во рту вкус крови, а в угасающем сознании одна мысль – мысль упрямая и досадная: «мама была права, они все…все!»
И более нет Ульриха. Нет короля. А заговорщики расходятся в молчании – теперь они связаны этой ночью до самого своего конца, который наступит, неизменно наступит – и им это известно, для них с приходом на трон сына Стригура, ибо тот не позволит оставаться в близости к себе тем людям, что были свидетелями его ничтожества.
