свою мать, сообщив отцу, что они живы и здоровы. Конечно, разве может ребенок подумать, что его папа может сделать что-то плохое маме, для него естественно обратиться за помощью и защитой к отцу, не догадываясь, что тот расправиться при этом с нею. Впрочем, и их обидчика Джек без внимания не оставит, в этом Кевин не сомневался. При мысли о том, что Рэндэл узнает, что он спал с его женой, у Кевина зашевелились на затылке волосы. С той минуты, когда уложил Кэрол в постель, он блефовал, уверяя, что сообщит о ней Джеку, если она не подчинится. Он мог сообщить до того, как сделал ее своей любовницей, теперь же он рисковал своей шкурой возможно еще больше, чем ее, в случае если Рэндэл встретится с нею. Кто знает, может, Рэндэл простит ее, ради детей или потому что любит, и уж тогда она нажалуется своему муженьку на него, Кевина. Даже если Джек и не простит ее, узнав, что она жива, он вполне может узнать и о том, что он, Кевин, с ней спал. Рэндэл обладал поразительным талантом докапываться до сути, а в данном случае ему стоит просто узнать, что они работали вместе, вдвоем ездили в командировку и сутки вместе провели безвылазно в одном номере. Этого будет более чем достаточно, для того, чтобы Кевин распрощался со своей драгоценной жизнью, задев Рэндэловское честолюбие и гордость. И все это может осуществиться, стоит лишь этому безрассудному противному мальчишке взять трубку и наябедничать своему папаше.
- Хорошо, я уйду, - примирительно проговорил Кевин, обращаясь к мальчику. - Только я хочу, чтобы ты понял, что я тебе не враг, и маму твою я не обижу. Наоборот, я хотел вам помочь.
- Ты врешь. Убирайся из моего дома и не подходи больше к моей маме, или ты очень пожалеешь, - не скрывая своей неприязни, процедил сквозь зубы Патрик, прожигая его ненавистным взглядом.
Обескуражено пожав плечами, Кевин повернулся к двери.
- Кэрол, проводи меня, - бросил он небрежно.
Но когда они оказались на улице, он в ярости схватил ее за плечи, побагровев от ярости.
- Послушай, ты, усмири своего звереныша, или хуже будет! Я не собираюсь терпеть хамство этого сопляка!
- Мальчик трудный, я не могу заставить его делать что-то против его воли. Он не подчинится.
- Мне плевать! Я хочу, чтобы в следующий раз, когда я пришел, он сидел в своей комнате тихо, как мышь, и не высовывался. Еще какой-то щенок будет мне угрожать! Это даже смешно!
- Смешно, особенно если он позвонит Джеку, - мрачно отозвалась Кэрол.
- Думаешь, он может это сделать?
- Он сделает это. Разве ты сам не видел, какой у него нрав?
- Поговори с ним, объясни, что этого нельзя делать… Господи, да в конце-то концов, это всего лишь ребенок!
Кэрол безнадежно покачала головой.
- Бесполезно. Когда он отстаивает свои интересы, он идет на все. А когда он считает себя обиженным и ущемленным… я давно поняла, что ему лучше уступить, чем противостоять. Он очень похож на Джека.
- Да уж, я заметил! - фыркнул Кевин. - И все же, тебе лучше усмирить своего малыша. Иначе это сделаю я, по-своему, и тогда не обижайся. И мой тебе совет - надо лучше воспитывать ребенка, тогда не будут вырастать такие неуправляемые мерзавцы, как Джек, считающие, что они вершители человеческих судеб! Исправляй свое дьявольское отродье, пока еще не поздно, или придет время, и обольешься ты горькими слезами из-за своего сыночка. Даю тебе два дня, занимайся детьми, или приду я и сам ими займусь. Твоему неуправляемому сыночку нужна всего лишь жесткая мужская рука, чтобы сбить его норов и сделать послушным и уважительным.
На губах Кэрол мелькнула насмешка.
- Чему ты улыбаешься? - удивился он.
- Когда Патрику было четыре года, он в драке килограммовой гантелей размозжил лицо своему обидчику. В пять лет он откусил нос учителю физкультуры за то, что тот дал ему оплеуху. Интересно будет посмотреть, что он сделает с тобой, когда ты попытаешься «сбить» его норов.
Кевин изумленно молчал, не понимая, шутит она или говорит правду.
- И ты этому улыбаешься? Если это правда, то твоему сыну место в дурдоме, - он поморщился, коснувшись места, куда укусил его мальчик. - А еще лучше - в клетке в зверинце.
- Мой сын просто защищается, поэтому я тоже дам тебе совет - лучше его на это не провоцировать.
- Кэрол, я вижу, ты забавляешься надо мной. Не зли меня. Я нашел управу на тебя, найду и на твоего ублюдка. Если он будет мне мешать, я отправлю его куда-нибудь подальше, в интернат какой-нибудь, и ты не сможешь мне помешать. Ты будешь делать все, что я тебе скажу, или твои дети останутся без мамы, когда сюда примчится Рэндэл! Хочешь сделать несчастными своих детей?
Кэрол промолчала, а он развернулся и, задыхаясь от бешенства, зашагал к своей машине. Вернувшись в дом, она увидела Патрика на том же месте, где он стоял, когда она вышла. Казалось, за все это время он не пошевелился, ожидая ее возвращения. Присев перед ним, Кэрол нежно взяла его за плечи и заглянула в глаза.
- Сыночек…
- Я не позвоню папе. Но только скажи мне правду. Ты хочешь с ним встречаться? Он тебе нравится?
- Нет. Нет!
- Я верю тебе, потому что видел, как ты вырывалась, когда он тебя обнимал. Не бойся его, мама. Никого не бойся. Папа далеко, но у тебя есть я. Я тебя не дам в обиду, я могу тебя защитить. Только ты не скрывай, рассказывай мне все, говори, кто тебя обижает. Этот… тип, он ведь обижает тебя?
- Нет, Рик, он не обижает меня. Ты просто неправильно все понял. Я тебе объясню…
- Не надо, - Патрик нахмурился. - Ты все равно ничего мне не скажешь. Ты считаешь меня маленьким, думаешь, что я ничего не понимаю, что я беспомощный и не смогу за тебя постоять. Только я могу! Вот увидишь!
- Рик!
Но он уже вырвался и бросился на улицу. Кэрол выскочила следом, и Патрик, обернувшись, выкрикнул ей со свойственными ему вызовом и злостью:
- Мне не нужно звонить отцу, потому что я сам могу нас защитить!
- Рик, сыночек, ты не прав, я совсем не думаю, что ты маленький и ничего не понимаешь. Я знаю, что ты смелый, сильный и умный, что ты такой же, как папа. Пожалуйста, не обижайся на меня. Иди ко мне. Можно я тебя обниму?
Патрик медленно подошел к ней и снисходительно кивнул, позволив матери заключить себя в объятия, что случалось довольно редко. Он даже погладил ее по голове, властно, покровительственно, рукой сильного, утешающего слабого.
- Ничего и никого не бойся, мама. У тебя есть я, не забывай.
- Я знаю, Рик. Спасибо тебе. Если бы не ты, не знаю, как бы я со всем этим справилась… Наверное, я просто не смогла бы жить, нести это бремя, это проклятие, от которого так устала. Ты лучший сын, которого можно только желать.
Губы мальчика тронула довольная счастливая улыбка.
- Я тоже люблю тебя, мам. И у нас все будет хорошо. Скажи только… - он помолчал. - Ты все еще любишь папу?
Сердце Кэрол пронзила боль, которая отразилась в ее глазах, хоть она об этом и не подозревала. Но Патрик успел заметить эту боль.
- Люблю. Я всегда буду его любить.
- И ты… никогда не будешь с другим? Ты не предашь его, даже если никогда вы не будете больше вместе?
Кэрол попыталась скрыть свое замешательство под нежной улыбкой.
- Разве ты видишь рядом со мной других мужчин?
- Да, сегодня увидел.
- Но ведь ты сам видел, что я его отвергала.
- Да, и ты будешь делать так всегда?
Он пристально смотрел на нее слегка прищуренными глазами, в которых полыхал требовательный и суровый огонь, не оставляя никаких сомнений в том, какой ответ ему нужен. В этот момент Кэрол поняла, что он никогда не простит ей предательства ему, его богу, отцу, кем являлся Джек. Что он хочет видеть ее в одиночестве, в тоске и страданиях по нему, любящую, верную, не замечающую никого из мужчин и думающую только о муже.
- Ты красивая, к тебе будут приставать, как сегодня этот… тип, но тебе ведь никто не нужен, кроме папы, так ведь? Таких, как папа, больше нет, он самый лучший, самый сильный, самый умный, самый красивый… ну, если не брать в расчет Рэя, но он не считается. Тебе никто не может понравиться после папы, да?
- Мне никто не нужен, кроме тебя, Джеймса и Криса. Вы единственные мужчины в моей жизни, и других мне не надо.
Патрик удовлетворенно кивнул.
- Если к тебе опять будет приставать этот тип, или кто-нибудь другой, скажи мне. Обязательно, слышишь? Я с ними разберусь.
- Хорошо, - серьезно ответила Кэрол и, воспользовавшись снисходительностью мальчика, поцеловала его в щеку, чего обычно он ей не позволял.
