Пять встреч ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

после моего отъезда они с Геннадием имели серьезный разговор. Он настойчиво предлагал ей пожениться сразу же после практики. И он настоял на своем. Свадьбу сделали в профессорском доме скромную. Ко мне его родители относились как-то холодно, возможно, им Геннадий рассказал о встрече с тобой. Через месяц я забеременела, и весной следующего года родила сына Игоря. Жили мы с Геной сложно. Он очень любил меня, но его любовь проявлялась в беспочвенной ревности, которая портила нам жизнь. Он ревновал меня чуть ли ни к каждому прохожему.
Я улыбнулся и пошутил:
-  А ты, наверное, давала ему поводы для этого?
- Ты знаешь, как сказать. Я внешне была не из последнего десятка. На меня, естественно, мужчины обращали внимание. Были и увлечения, не без этого, но серьезных поводов для ревности я ему не давала.
- После института нас направили работать в Ровно. Геннадий работал хирургом, а я педиатром. Большие проблемы нам доставлял Игорь. Уже в раннем возрасте у него развилась очень редкая болезнь костной ткани. К кому мы только не обращались, куда мы его только не возили. Все светила только разводили руками. Была у нас возможность по выгодному контракту поехать поработать в Африку, но из-за болезни сына нам пришлось отказаться. Так мы с ним и продолжали работать там же, в Ровно. Наши супружеские отношения все больше ухудшались. У Геннадия появилась любовница,  существование которой он даже не скрывал. Я подала на развод и настояла на разделе квартиры. Игорь остался с отцом в двухкомнатной квартире, а я перешла в однокомнатную в другом районе города. Два года назад Геннадий умер. Работаю теперь я в «Детском доме», который недалеко от моего дома, врачом-педиатром.
- Бедная ты моя! А ведь твоя  жизнь могла сложиться совсем по-другому. Ладно, не будем говорить о том, что могло бы случиться. Кто знает, может быть, было бы еще хуже…
А ведь я, как только тогда вернулся из отпуска, сразу загремел в командировку до ноября месяца в Новосибирск. Представляешь, если бы мы тогда расписались, ты бы не смогла приехать ко мне летом на каникулы, а потом в сентябре начал ся бы новый семестр. И до зимних каникул мы с тобой так бы и не увиделись. Я бы с ума сходил, зная, что Геннадий будет постоянно рядом с тобой. В его порядочность я не особенно верил.
- А в мою? – лукаво усмехнувшись, спросила Вика.
- Ну, о присутствующих не говорят. Да и где бы мы с тобой жили? Я в то время сам снимал угол в деревне. Эти неудобства и неустроенность могли бы погубить самую крепкую любовь. И конечно, стал бы проблемой твой перевод в Горьковский мединститут. Да и захотела бы ты переводиться на последних курсах? Ведь все равно, мы были бы не рядом, а только ближе. До Горького 150 километров. Каждый день не наездишься, и не каждую неделю, и даже месяц. С твоей работой, может быть, вопрос  как-то решился, но жить по гарнизонам, годами ждать квартиру. Это все было бы для тебя серьезнейшим испытанием. Я это уже понял потом,  а тогда, в Симферополе, ослепленный любовью,  мечтал только об одном – получить тебя. Но не получилось. Может быть, и к лучшему для нас обоих. Что Бог ни делает – все к лучшему.  Тогда, конечно, для меня твой отказ стал трагедией. Но уже по пути домой я чувствовал, что это произойдет. Отпуск был скомкан. Долгое время я не обращал внимания ни на кого, хотя в Новосибирске холостяку было, где развернуться. По возвращению в  свой гарнизон я встретил Анастасию. Она дочь офицера, служащего в этом же гарнизоне. Она чем-то даже была похожа на тебя. Та же комплекция, тот же рост, та же лукавая улыбка. Она сразу как-то «зацепила» меня. Полгода мы с ней встречались, и в мае поженились. Отец ее помог нам получить квартирку. Квартира была без удобств: туалет во дворе, вода в колонке в 50 метрах от дома, отопление печное дровами. Но ей было это не в новинку, она выросла в таких условиях. Три года мы жили «для себя», а только потом уже у нас появилась первая дочь. Через пару лет перевелся под Москву в Клин.  В Клину у нас родилась вторая дочка. Потом наш полк расформировали, и я попал на Север, где и служу и сейчас. Вот тебе вкратце вся моя жизнь.
- Ну, и как ты жил со своей Настей?
- Как тебе сказать. По-разному, как бывает в каждой семье, бывали и ссоры и неприятности. Но, во всяком случае, ни разу не собирали чемоданы и не уходили из дому. Она своевольна, ревнива с довольно крутым и вспыльчивым характером. При всем при этом, она любит меня. Отсюда и такая ревность. Приходилось приспосабливаться. Я понял, что в семейной жизни главное  это терпение.
- С твоим мягким характером ты с любой уживешься…
- Не знаю, настолько ли он мягкий, хорошо, моет быть, что тебе не пришлось испытать его. Ты знаешь, все эти годы я постоянно помнил о тебе, мне очень хотелось тебя увидеть. После того, как прошла горечь после твоего отказа, твой образ снова стал преследовать меня. Мне казалось, что Есенин писал о тебе и обо мне:
“Не бродить, не мять в кустах багряных лебеды,
И не искаь следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда”.
- Но я все искал... Я даже начал писать повесть, а затем роман о нас,  о наше любви, нет, првильнее о моей любви к тебе. И если хочешь узнать правду, то вся эта затея со встречей выпускников была только для того,  чтобы я смог снова встретиться с тобой. Мне удалось убедить Надю, и она организовала эту встречу. Это было сделано только ради тебя. Если бы ты не согласилась приехать, мне бы эта встреча была ни к чему. Хотя для Нади она много значила. И не только потому, что ей очень хотелось всех увидеть, она хотела снова встретиться со мной. Да, да. В прошлый мой приезд она призналась, что всю жизнь тайно любила меня. И вышла замуж за человека, по ее словам, тожа авиатора, и как будто бы похожего на меня. И она жутко ревновала меня к тебе. Она знала, что я всю жизнь был влюблен в тебя. Вот поэтому она в ночь нешего приезда не сказала мне, что ты приехала этим же поездом, и не поселила тебя у себя, хотя места там хватило бы еще на четверых. И только потому, что я был там, ей не хотелось нас видеть вместе. И я, хорош гусь. Я не узнал тебя в Киеве. Я прекрасно наблюдал за тобой в кассовом зале и зале ожидания, но я не знал, что это ты. Я так корю себя за это, и буквально сгораю от стыда. Прости меня, если можешь.
Некоторое время я помолчал, а потом в задумчивости продолжил.
- Вот как в жизни получается. Если любишь сам - к тебе равнодушны. Любят тебя - ты равнодушен. Спасибо Наде, она мне помогла понять тебя. Мне было никак не понятно, почему ты не отвечала на мою любовь, ведь я так любил тебя. Теперь я все понял. Ее признание не вызвало во мне никаких ответных чувств. Вот так и ты. Ты никогда не любила меня, ни тогда летом 1957 года, ни  даже тогда, когда мы подавали заявление  в ЗАГС...
При этих моих словах, Вика мягко положила свою руку на мое плечо.
- Не надо, Вадим, сейчас об этом. Прошлого не вернуть. Я и сама не знаю что я тогда чувствовала. Одно скажу тебе откровненно, равнодушной к тебе я никогда не была. И я благодарна тебе за эту нашу встречу, хотя она ничего в нашей жизни не изменит.
Мы уже довольно долго сидели в этом заброшенном доме. Пора было возвращаться. Вылезли  обратно через то же окно на кухне и отправились к дому Нади.
Не стану тебя утомлять описанием самой встречи выпускников. Остановлюсь только на одном моменте. Когда все собрались  за столом в доме у Нади, каждый пару минут рассказывал о своей жизни. Дошла очередь и до меня. Я рассказал о себе и, как бы невзначай, сказал: "Между прочим, я в молодости как-то предложил руку и сердце одной из присутствующих здесь дам, но получил гарбуза. Хотел утопиться, но потом передумал". Все, конечно, засмеялись и посмотрели с укором на Надю. Та опустила очи долу, а Вика сидела так, словно ее это и не касалось. Так все решили, что речь шла о Наде и мысленно осуждали ее. Но ей это было приятно.
На следующий день уезжала ночным поездом Вика. Ее поезд уходил в 2 часа ночи.  Я решил  ее проводить. Но тут вмешалась Надя, она сказала, что в 12 часов ночи сын отвезет нас на вокзал. Позже ему никак нельзя, потому что рано утром ему куда-то далеко ехать. Мы согласились на этом.
Поздним вечером к дому подошла Вика с сумкой, готовая к отъезду. Стали ждать машину. Борис приехал в начале двенадцатого. Вместе с ними провожать Вику поехала и Надя, несмотря на мои уговоры. Приехали мы на вокзал, я  мы с Викой зашли в здание вокзала, а Надя с сыном остались в машине. В зале ожидания, едва освещенном одной единственной лампочкой, было пусто. Поезда ждать оставалось немногим более двух часов.
Я оказался в затруднительном положении. С одной стороны, как бросить женщину одну в этой темноте? А с другой стороны, в машине меня ждут Надя с Борисом.  Задерживать их я тоже не могу. Борису нужно рано вставать перед дальней поездкой.  Сам я мог бы вернулся и пешком. Не поехала бы Надя, я уговорил бы Бориса уехать, а с Надей этот номер не удался. Она ни за что не оглашалась оставить нас вдвоем. Как тут быть? Вика успокаивала меня, говорила, что ничего с ней не случится, она спокойно дождется своего поезда. Все равно здесь никого нет. Уговаривала меня ехать с Надей и Борисом. Скрипя сердце, пришлось согласиться с ней.          Наступила минута прощанья. Оба мы понимали, что на этот раз  прощаются будем уже навсегда.  Встретиться в этой жизни нам больше не придется. Мы стояли на перроне вокзала в полной темноте, только при свете звезд. Я держал ее за плечи, и долго не мог найти нужных слов. Затем сказал:
-Прости, что так вышло. Не поехала бы Надя, я уговорил бы Бориса не дожидаться меня. А так он не соглашается при матери.  А держать их тоже не могу. Мне так неудобно, что я тебя бросаю одну этой темной ночью…
- Не беспокойся, все в порядке. Я в зале ожидания спокойно дождусь поезда. Посижу, почитаю, у меня интересная книга.
- Прощай, теперь, скорее всего, навсегда. Вряд ли нам удастся еще встретиться. Спасибо тебе, за то, что ты была в моей жизни. Я очень благодарен тебе за ту радость, которую ты мне дарила. Прости меня за все, что было не так. Дай Бог тебе здоровья, и прожить еще много лет. Привет Игорю.
При этих словах я приблизил к ней  свое лицо и поцеловал в губы. Она вяло ответила. Это  не был поцелуй страсти, поцелуй влюбленных, скорее, поцелуй прощания, почти такой, каким целуют покойников. Потом я резко отстранился от нее и пошел к машине, не оглядываясь.
Домой ехали молча, я не проронил ни одного слова, мысли мои были заняты другим. На душе скребли кошки. Было так неприятно, словно я предал друга. Я проклинал себя за свою мягкотелость, за то, что не настоял на том,  чтобы Надя с Борисом уехали сразу же. Чувство собственной вины  не покидало меня ни на минуту.  Вяло поблагодарил Бориса и отправился спать, отказавшись от ужина. Надя чувствовала свою вину и не особенно приставала ко мне. Долго не мог уснуть, только к рассвету удалось забыться коротким сном.
Следующим утром я автобусом уехал в Кировоград. Я рассчитывал, что поезд на Харьков будет в конце дня, но оказалось, что ближайший поезд  был только в 11 часов вечера. Ждать  пришлось  около 7 часов. В город ехать не хотелось, поэтому устроился на скамейке  в парке у вокзала,  и решил восстановить в памяти все, что я пережил  за эти дни. Начал с неудавшейся встречи с Вики в Киеве.
Как