Книга четырехлистного клевера. Битва при Меже на Разломленном Поле

I
  И пришли эти воины с севера. И принесли с собой кровь и запах смердящей рыбы. И не было меж них ни одного, кто бы не был искусен в битве.
  Земли их были богаты, но короли их погрязли в алчности и распрях, и стало им мало земли, и мало коров в их стадах, и мало стало золота. Разжигала их сердца вражда и грозила гибелью их народам.
  И тогда старший из них по имени Медведь стал, опершись о стены под сводами своей высокой башни и долго смотрел на Восток, сам тем временем был объят тяжкой думой.
  Три зари он стоял так, не двинувшись с места, не сводя глаз с водной глади. И на третьей заре увидал вдалеке неизвестную землю. Радость проникла во мрачное сердце короля королей тех земель.
  Пир учинил ввечеру, к себе всех призвал королей. Меду в тот вечер немало опрокинуто было, сладкого, словно объятия женщины милой. Развеселились сердца, и тогда лишь Медведь сказал главное слово.
  Им рассказал о видении третьей зари и предложил позабыть все былые печали, выдвинуть снова союзно свои корабли и завладеть неизвестной землей, что явилась в виденьи, тем разрешив междубратские распри, что они затевали, воюя друг с другом от века.
  Молча его речь встречали могучие воины, испытанные во многих битвах. Самый юный из них, Ирбизом Легким прозванный, смел поперек слово молвить. Был он не только умелец с копьем в обращеньи. Тем он прославился, что черпал мудрости в книгах.
  - Полно вам, братья, поделим владения наши мы миром, останемся дома. Знаю я, слышал, о чудном восточном виденьи. То лишь... Лишь облако, отраженное в зеркале водной глади. Полно вам!
  То утаил лишь одно Ирбиз Легкий, что это виденье гибель сулит роду их, славных семи королей. Было пророчество в книгах, гласящее так: распри пойдут между древних родов семи королей, и, если миром они не поделят всё злато и власть, прахом полягут к ногам неизвестных народов.
  Стали тут спорить они меж собою. А были тут все: Медведь Сребробородый, сын Элвы и Грома, Ирбиз Легкий, что славный умелец во многих искусствах: и музыкант, и сказитель, и знающий законы, и Зверь Лютый, известный тем, что вскормила его волчица, и Рысь Хитроумный, которому ведомы все пути тайные и ходы подземные, и Черный Ворон, известный целитель, знающий темные дивные заклятья и держащий при себе "воина из-под камня" (1), и поэтому многим золотом облаченный, ибо ведомо, что тот "воин из кости на костях костями погоняющий" не знает пощады, но только золото может его отпугнуть, был Соловей между них, искусный в пениях и стихах, тем знаменитый, что мог он любую бурю на море игрой своей на арфе успокоить, был Горностай Разящий, прославившийся тем, что любого может нагнать, уходящего из битвы, и никому нет пощады от Горностая.
  Полночь уж грянула. В небе Луна молодая спорящих королей застала за пиром в покоях. Час приближался уже, когда меняются одеждами день и ночь, и, по старому поверью, надобно было решить этот спор. Если ж не кончить его, горем слова обернутся несогласные, застрявшие между складок рубах двух Братьев Великих (2).
  Так порешили: собрать быстроходный и легкий корабль, каждый пусть из семи королей в него вложит свою долю: даст человека и жертву. Пусть он уйдет одинокий к Востоку, вести оттуда потом принесет: есть ли земли в краях тех.
  Пусть не боится ни Грома, ни Молний на море, Соловей его снабдит заклинаньем искусным, пусть не боится он стрел и камней из пращи, имя ему нарекут по славному городу владений семи королей. Да не коснутся его ни словами, ни чарами духи, - так повелел Ворон. Щепоть земли королей в дубовой шкатулке будет его охранять, драгоценным увитой металлом.
  Строго курс на Восток держал тот корабль. Трижды три девять ночей глядел вдаль Гарон на вышке. И только увидел он вдалеке неизвестную землю, как был он свержен с высокой мачты и канул в клокочущем море, так не успев никому возвестить, что искомое близко.
  Однако, Ворона темная сила не покидала корабль и скоро призвала черную деву удачи, та показала матросами вдали скрывающийся остров. Радостно те повернули корабль в сторону тверди. Вдруг налетел сильный ветер, в бок корабля ударяя: тросы порвались, швыряло корабль, как щепку, все паруса как взбесились. В спину затем он толкнул - носом посудина вдруг понеслась прямо в скалы у брега, рискуя в щепки разбиться.
  Ловкость Ордына смогла уберечь от погибели. Тот смог собрать все веревки и стали послушны слову его, словно змеи в далекой Индии. Так усмирил паруса он. Руль повернули и боком зашли они в бухту.
  Каждый думал одно: не хочет их берег принять. Смерти желает странникам, чуя их замыслы злые.
  - Что ж, - говорили они меж собою. - Однако, берег ведь найден, хотя и неласков был с нами. Нужно теперь возвестить семи королям нам об этом. И подготовить к приему сей остров, чтобы к прибытию их был благосклонен к семи королям.
  Прибыли также с другими людьми и жертвы. Девы прекрасные телом и голосом прибыли с ними: косы златые завязаны в кольца тугие, косы по-своему каждая заплетены. И запылали на бреге костры. Ровно семь их. Жертвы взошли и покорно сгорели, не выпустив стона, чтоб королям был бы мир обеспечен в прибытьи.
  Жертву восьмую готовили корабельники позже. Ловкого Ордына, сумевшего усмирить берег, тут же решили оставить, чтоб дух его звал к себе родичей и смог показать, где именно эта земля, что прячется с глаз семи королей.
  Славно, нарядно одет и изящно накормлен, Ордын стоял меж друзьями и с ними прощался. Сзади накинули петлю шелковую на шею ему и стали тянуть. Долго тянули, пока он не стал задыхаться. И только тогда ослабили путы. В печень, и в почки, и в ноги удары ножом получил он. Хлынула кровь, но еще жив был Ордын. И только когда стало глаза заволакивать смерти туманом, следовал мощный удар, расколовший череп надвое.
  После всего горячее сердце Ордына из тела извергли и положили с собою в дубовую бочку. Тело остывшее тут же под самой скалой закопали, место отметив камнями, сложенными в четыре ряда. С тех пор зовется та бухта - Бухтой Ордына.
  Сердце с собой погрузив на корабль, к дому отплыли. В следующий раз оно приведет корабли к этой бухте, где тело родное зарыто.
  Славно был встречен военный корабль быстроходный семью королями.
  Быстро надув паруса, все они кинулись в море. Но перед выходом, каждый ответ свой держал перед главным, Медведем:
  - Что ты, - он вопрошал, - Ирбиз Легкий, сделать готов для нашей поездки удачной?
  - Я, - отвечал он, - раз уж не смог остановить давно реченное слово о нашей погибели, буду славные песни слагать и вдохновлять стану к битве воинов наших! Чтоб дух их был тверд, чтоб они ни за что не свернули!
  - Ты же, Зверь Лютый, - другого Медведь вопрошал. - Что ты для нашего общего сделаешь дела?
  - Я призову лучших воинов, сам между ними встану как равный. А впереди себя выдвину кости устрашающие древнего воина, если позволит то Ворон. Известно ведь, нет никому на этом свете пощады от оружия его!
  - Что же ты, Горностай мой юркий, сделаешь для успеха похода?
  - Я выслежу всех и каждого наших соперников, будь они демона братья, ни один не уйдет от меня.
  - Что же ты, Ворон?
  - Каждого, кто упадет в бою - подниму я. Раны его исцелю, завяжу в узлы жилы, лишь бы они снова в бой пускались за общее дело. И обещаю, до тех пор, пока голову не отсекут нашим воинам или не сломают спины, все они снова и снова в строй возвратятся.
  - Я же, - ответствовал Рысь, не дождавшись вопроса. - В стан ко врагам прокрадусь умело и все тайны узнаю и спутаю планы противников.
  - Ты, Соловей? Что молчишь? - обратился Медведь к королю.
  - Я расскажу о победах твоих средь народов!
  Море катило свои воды мягко и плавно. Каждый смотрел в эти воды и видел в них длинные кудри доброй жены, драгоценным расчесанные гребнем. Каждый вздыхал о своем, о том, что покинул. Ирбиз же думой сильнее всех был огорчен. Видел он в древних пророчествах гибель народу от этого набега. Готовил пути отступные, чтоб самому уцелеть, раз не слушают его братья. Страх леденил его душу. Он храбрый был воин, смело кидался он в битву любую, но в эту... Против проклятья? Он понимал, что впустую затеян поход, что ни славы, ни золота он не добавит. Лишь смерть. Так он до ночи стоял на корме, со слезой провожая милую землю, которую ради смерти покинул.
  К утру никто не нашел Ирбиза на корабле. Видно, волна унесла. Ветер в море его опрокинул, недаром ведь звался он легким.
  А впереди показалась земля.
  Меж тем туман опустился на море, повис на мачтах, скользкими сделал веревки и тросы, выел глаза у матросов и застил дорогу.
  Дивное дело, как только корабль к земле подходил, тут же снова она и терялась. Три дня корабли ходили вкруг острова, не находя, где бы пристать им. Словно скрывалась чудная земля. И тогда, к середине третьего дня выкатили бочку с сердцем Ордына. Открыли. Сердце к телу дорогу им указало, вдруг озарился бледный огонь на земле той, к которой искали подохода. К вечеру третьего дня смогли лишь они встать в той бухте.
  Так начиналась история битвы при Рваной Меже. Снова скажу, как всё было.
  И пришли эти воины с севера. И принесли с собой кровь и запах смердящей рыбы. И не было меж них ни одного, кто бы не был искусен в битве.
  И когда они сошли на берег и заполнили весь берег собой, то смрад поднялся до небес и завыли овцы, пасшиеся на холмах поблизости, будто это были не овцы, а волки. После чего все за одной спрыгнули в море. В мелкие куски их тела раскидало на камнях, рыбам на корм, но поскольку отравлены горем были тела их, то рыба, наевшись их, тут же вся повсплывала и стухла.
  С тех пор зовется этот берег Смердящим.
  От вони такой пожелтела трава на утесах, птицы и звери с криком умчались вглубь острова. Змеи, чуя добычу, выползли на поверхность, вороны, зная приметы грядущего пира, мигом сюда все слетелись. Однако, от запаха и смрада глаза их лопнули и растеклись желтым ядом по всему берегу, отравив ближайшую реку. Та покатила свои воды вспять, иссыхая навеки и с горя бросилась в море с утеса в пыль разбиваясь и мелкие брызги.
  Солнце, и то отвернулось от воинов с севера. Тьмою окутало бухту Ордына. Однако ж, ни одна звезда не спустилась глядеть на пришедших. Ночь с пустотой - все, кто встретили воинов славных. Стало неясно, где верх и где низ в этом мире. Только зловонный ветер их овевал.
  Стало не по себе прибывшим героям. Ворон, чтобы их дух поддержать повелел жечь костры средь безмолвной пустыни. А чтоб неповадно было назад повернуть, избегнув сраженья, Ворон велел сжечь все корабли, что пристали к берегу этой земли.
  II
  В замке Карвена, что правил на этой земле, в этот день чудо замечено было: в котел, что стоял на огне, зайцы прыгали сами. Выбежав из лесу, мчались они через двор королевский, и тут же ныряли в дымное варево, что назначалось для дня выходного и праздника, что Карвен затеял.
  Слуги собрались и жены Карвена и молча глядели, как твари лесные с жизнью прощались. То-то, решали они, это знак. Но хороший? Или плохой это знак. Люди гадали.
  Тут появился в сером плаще дивный странник. Видом не местный и странный, но знатного, видимо, рода. Были черты его тонки и кожа бела.
  Свой капюшон не снимал он, приблизился к Карвену.
  - Хочешь ли знать, что сулит это царству?
  Карвен вскочил:
  - Как ты смеешь, несчастный, со